Маэстро сосредоточился, закрыл глаза. Теперь нельзя спешить. Он стал вспоминать, и из черного ничто постепенно стал возникать желанный, прекрасный, любимый образ...
Правильные мягкие черты лица, легкие волнистые брови, правильный нос, взгляд чуть-чуть исподлобья, тень улыбки уже коснулась ее губ, сейчас она поднимет голову, так что встрепенутся, рассыплются по белоснежным плечам ее волосы, и долго, до изнеможения будет она смеяться, смеяться, смеяться, так что, кажется, вот-вот упадет без чувств.
Шелохнулась портьера, я отвел глаза к окну, а когда снова повернулся, то она уже появилась, уже была здесь и смотрела на меня, только на меня, и вдруг, точно ветер, что трепал портьеру, дотянулся и до нее своей беспокойной рукой, и тогда ее геометрически идеальные черты лица стали мягкими, правильными, легкие волнистые брови взлетели вверх, она чуть нагнулась, взглянув словно бы исподлобья, а тень улыбки уже коснулась ее алых губ, ресниц, розовых ушек, и вдруг, откинувшись назад, она засмеялась счастливо и звонко, и ее волнистые волосы рассыпались по лебединой шее, по белоснежным плечам, а она все смеялась, смеялась, смеялась, отталкивая мои руки и словно говоря: "подожди, еще успеется, дай мне досмеяться, а все остальное будет после, дай мне досмеяться, или счастье молнией сожжет меня, дай мне досмеяться, Мой Зевс."
Санкт-Петербург
1986-1989 гг.