Дрисс заплатил и сбежал вниз по ступенькам.

Он нашел дом. В дверях стояла старуха с клетчатой скатертью на голове. Глаза ее были белыми, как молоко. Дриссу они показались глазами старой собаки.

— Ты Аниса? — спросил он.

— Заходи в дом, — велела старуха.

Внутри было совсем темно. Дрисс сказал ей, что ему нужно такое, чем разрушить власть шлюхиного сына.

— Давай десять риалов, — ответила она. — На закате принесешь еще десять. Все будет готово.

После обеда Дрисс вышел во двор. Встретил Меди и предложил ему пойти в кафе в Бени-Мидар. Они прошли по городу под жарким полуденным солнцем. Было еще рано, когда они добрались до кафе, и на циновках хватало места. Они сели в темный угол. Дрисс достал свой киф и себси, и они закурили. Когда музыканты заиграли, Меди сказал:

— Цирк вернулся! — но Дрисс не хотел говорить о джилала. Он говорил о кабране. Он много раз давал Меди трубку и смотрел, как тот, накурившись, сердится на кабрана все сильнее. Он не удивился, когда Меди воскликнул:

— Я с ним разберусь сегодня вечером!

— Нет, хойя, — сказал Дрисс. — Ты не знаешь. Он высоко поднялся. Он теперь друг всех офицеров. Они приносят ему бутылки вина.

Спустится, — сказал Меди. — Сегодня вечером перед ужином. Во дворе. Приходи и увидишь.

Дрисс отдал ему трубку и заплатил за чай. Он оставил Меди в кафе и вышел на улицу походить взад-вперед, потому что больше сидеть не хотелось. Когда небо за горой покраснело, он отправился в переулок у лесопилки. Старуха стояла в дверях.

— Входи, — сказала она, как прежде. В комнате она дала ему бумажный пакетик. — Он должен проглотить всё.

— Она взяла деньги и дернула его за рукав: — Я тебя никогда не видела. Прощай.

Дрисс пошел к себе в комнату и послушал радио. Когда подошло время ужина, он остался в дверях и принялся наблюдать. Ему показалось, что Меди сидит в тени на другом конце двора, но уверен он не был. По двору ходило много солдат, ожидавших ужина. Вскоре где-то на лестнице раздались крики. Солдаты побежали на другую сторону двора. Дрисс выглянул из дверей, но увидел только бегущих солдат. Он обернулся к людям в комнате:

— Там что-то стряслось! — Все выбежали. Тогда с пакетиком порошка в руке он вернулся к постели кабрана и достал бутылку вина, которую тому дал один из офицеров накануне. Из нее почти не пили. Дрисс вытащил пробку, высыпал порошок, встряхнул бутылку и вставил пробку обратно. Во дворе кричали по-прежнему. Он выбежал наружу. Подойдя к толпе, он увидел, как три солдата волокут Меди по земле. Тот лягался. Кабран сидел на стене, опустив голову и поддерживая руку. Его лицо и рубашка были в крови.

Прошло почти полчаса, прежде чем кабран пришел на ужин. Его лицо было в синяках, забинтованная рука висела на перевязи. Меди порезал ее ножом в последнюю минуту, когда солдаты принялись их разнимать. Кабран был немногословен, и люди не пытались с ним заговорить. Он сидел на своей постели и ел. За едой выпил все вино в бутылке.

Той ночью кабран стонал во сне. Между гор дул сухой ветер. Он сильно шумел в дереве сафсаф за окном. Воздух ревел, листья трещали, но Дрисс все равно слышал крики кабрана. Утром взглянуть на него пришел врач. Глаза кабрана были открыты, только он не мог видеть. И рот его был открыт, только он не мог говорить. Его вынесли из комнаты, где жили солдаты, и положили куда-то в другое место. «Может, теперь власть разрушена», — думал Дрисс.

Спустя несколько дней к казармам подъехал грузовик, и Дрисс увидел, как два человека несут к нему кабрана на носилках. Лишь тогда он уверился, что душа кабрана оторвалась от тела, и власть разрушилась по-настоящему. В голове Дрисс произнес благодарственную молитву Аллаху. С другими солдатами он стоял на скале над казармами и смотрел, как грузовик, спускаясь по склону, уменьшается.

— Не повезло мне. — сказал он стоявшему рядом. — Он всегда привозил мне еду из дома.

Солдат покачал головой.

1962

Человек, живший в далеком городке южной страны, работал у себя в саду. Поскольку он был беден, участок его располагался на самом краю оазиса. Весь день человек копал канавы, а когда день закончился, отправился в верхний конец сада и открыл ворота, которые сдерживали воду. Вода побежала по канавам к грядкам ячменя и молодым гранатовым деревьям. Небо стало красным, и когда человек увидел, что земля его сада засияла, словно самоцветы, он сел на камень и начал на нее смотреть. Земля у него на глазах разгоралась все ярче, и он подумал: «Нет в оазисе сада прекраснее».

Огромное счастье наполнило его — он сидел в саду очень долго и вернулся домой поздно. Когда он вошел в дом, жена посмотрела на него и увидела радость в его глазах.

«Он нашел клад», — подумала она, но ничего не сказала.

Когда они лицом к лицу сели за вечернюю трапезу, человек еще вспоминал свой сад, и ему казалось, что теперь, когда он познал такое счастье, оно останется с ним навсегда. Ел он молча.

Жена тоже молчала, «Он думает о своем кладе», — сказала она себе. И рассердилась, решив, что человек не желает поделиться с нею этой тайной. На следующее утро она отправилась к одной старухе и купила у нее много трав и порошков. Она принесла их домой и несколько дней смешивала и готовила, пока не получилось нужное снадобье. И потом всякий раз за едой она подсыпала немного цёхёра мужу в пищу.

Прошло совсем немного времени, и человек занемог. Он еще ходил каждый день работать в свой сад, но часто, добравшись, оказывался так слаб, что мог только сидеть под пальмой, опираясь на ствол. В ушах у него стоял резкий звон, он не успевал следить за мыслями, что носились у него в голове. Несмотря на это, каждый вечер, когда заходило солнце, и он видел, как сад сияет красным под его лучами, он был счастлив. И когда приходил ночью домой, жена видела в его глазах все ту же радость.

«Он пересчитывал свои сокровища», — думала она. Она тайком начала ходить за ним в сад и следить из-за деревьев. Когда же увидела, что он просто сидит и смотрит на землю, то опять пошла к старухе и рассказала ей об этом.

— Ты должна побыстрее развязать ему язык, пока он не забыл, где спрятал сокровище, — сказала старуха.

В тот вечер жена положила в еду человеку много цёхёра, и когда они потом пили чай, говорила много ласковых слов. Человек же только улыбался. Долго пыталась она разговорить его, но он лишь пожимал плечами да отмахивался.

На следующее утро, пока человек еще спал, она снова сходила к старухе и сказала, что он больше не может говорить.

— Ты дала ему слишком много. — сказала старуха. — Теперь он никогда не расскажет тебе своей тайны. Тебе остается только одно — быстро убежать, пока он не умер.

Женщина бросилась домой. Ее муж лежал на циновке, и рот его был приоткрыт. Жена собрала свою одежду и в то же утро покинула город.

Три дня человек пролежал в глубоком забытьи. Когда он пришел в себя на четвертый, ему показалось, что он побывал на другом краю света. Ему очень хотелось есть, но в доме нашлась лишь сухая корка. Пожевав ее, он дошел до своего сада на краю оазиса и набрал фиг. Потом сел и съел их все. О жене он даже не подумал — он совсем забыл свою жену. Когда мимо проходил сосед и окликнул его, он ответил вежливо, точно разговаривал с чужаком, и сосед ушел озадаченный.

Мало-помалу здоровье возвращалось к человеку. Каждый день он работал в саду. Когда спускались сумерки, возвращался домой, посмотрев на закат и на красную воду, готовил себе ужин и ложился спать. Друзей у него не было: хотя люди с ним заговаривали, он их не узнавал и лишь улыбался и кивал им. Потом горожане стали замечать, что человек больше не ходит молиться в мечеть. Начались пересуды, и как-то вечером к человеку домой пришел имам — поговорить.