Кабран давно не курил. Пока киф наполнял голову, ему все больше хотелось есть, и он вспомнил, как в детстве курил киф с друзьями. После этого они всегда отправлялись за гиндиятами, потому что на вкус они были лучше всего и доставались даром. Все знали, где они растут. «Куффа, полная хороших гиндиятов», — подумал он. Кабран закрыл глаза и продолжал думать.
На следующее утро кабран вышел пораньше, забрался на скалу за казармами и тщательно оглядел долину и голый склон горы. Неподалеку он увидел тропу с кактусами по краям, а подальше — целый лес кактусов.
— Там, — сказал он себе.
Он прошел среди скал до тропы, а по ней добрался до сельского домика. Залаяла собака. В дверях показалась женщина, посмотрела на него. Не обращая на нее внимания, кабран направился к высоким кактусам на склоне за домом. Там было много гиндиятов, которые можно было съесть, но собирать их кабран не стал. В его голове не было кифа, и он думал только о ружье. Рядом с каменной стеной лежала груда кожуры. Кто-то съел очень много фруктов. И тут он увидел, как солнце бликует на стволе ружья под очистками.
— Ха! — закричал он, схватил ружье и тщательно протер носовым платком. На обратном пути к казармам ему стало так радостно, что он решил подшутить над Дриссом.
Он спрятал ружье под кроватью. Со стаканом чая и куском хлеба в руке он пошел повидать Дрисса. Тот спал на полу в темноте.
— День настал! — закричал кабран, засмеялся и пнул Дрисса по ноге, чтобы разбудить. Дрисс сел на полу и стал пить чай, а кабран стоял в дверях, почесывая подбородок. Он смотрел в пол, а не на Дрисса. А немного погодя спросил: — Прошлой ночью ты говорил, что лаяла собака?
Дрисс был уверен, что кабран хочет над ним посмеяться. Он пожалел, что упомянул собаку.
— Да, — неуверенно сказал он.
— Если виновата собака, — продолжил кабран, — я знаю, как вернуть ружье. Тебе придется мне помочь.
Дрисс поднял на него глаза. Он не мог поверить, что кабран говорит серьезно. Наконец тихонько произнес:
— Я сказал это в шутку. В моей голове был киф.
Кабран рассердился:
— Ты думаешь, это шутка — потерять ружье, которое принадлежит султану? Ты все-таки продал его! Сейчас в твоей голове нет кифа. Возможно, ты скажешь правду. — Кабран шагнул к Дриссу, и тот подумал, что он собирается его ударить. Дрисс быстро поднялся.
— Я сказал тебе правду, — ответил он. — Оно исчезло.
Кабран потер подбородок и вновь уставился в пол.
— Когда джилали снова начнут плясать в кафе, мы кое-что сделаем, — сказал он. Потом закрыл дверь и оставил Дрисса одного.
Через два дня кабран опять пришел в карцер. С ним был еще один солдат.
— Быстрее! — сказал он Дриссу. — Один пляшет.
Они вышли во двор, и Дрисс заморгал.
— Слушай, — сказал кабран, — когда джилала пьет свою кровь, к нему приходит сила. Ты должен сделать вот что: попроси его, чтобы он заставил джинна вернуть мне ружье. Я буду сидеть в своей комнате и жечь джауи. Может помочь.
— Я все сделаю, — согласился Дрисс. — Но ничего хорошего не выйдет.
Солдат отвел Дрисса в кафе. Джилала был высоким человеком с гор. Он уже вытащил нож и размахивал им в воздухе. Солдат усадил Дрисса рядом с музыкантами, и тот подождал, пока человек не начал слизывать кровь с рук. Тогда, испугавшись, что его стошнит, Дрисс простер правую руку в сторону джилала и негромко произнес:
— Именем Аллаха, хойя, заставь джинна, что украл ружье Меди, отнести его сейчас Азизу-кабрану.
Джилала, казалось, смотрел на него, но Дрисс не был уверен, слышал тот его слова или нет.
Солдат отвел его обратно в казарму. Кабран сидел под сливовым деревом у двери в кухню. Он велел солдату уйти и вскочил.
— Идем. — Кабран привел Дрисса к себе. В воздухе висел синий дым джауи. — Посмотри! — воскликнул он. Там было ружье. Дрисс подскочил и поднял его. Внимательно его осмотрев, он сказал:
— То самое ружье, — и голос его был полон страха.
Кабран знал, что поначалу Дрисс не был уверен, возможно ли это, но теперь сомнений у него не оставалось.
Кабран обрадовался, что Дрисса удалось так легко провести. Он засмеялся:
— Видишь, все получилось. Тебе повезло, что Меди просидит в карцере еще неделю.
Дрисс не ответил. Ему было даже хуже, чем когда джилала резал себе руки.
Той ночью он лежал в постели и беспокоился. Впервые в жизни он связался с джинном или аффритом. Теперь он вошел в их мир. Опасный мир, и кабрану он тоже больше не доверял. «Что же мне делать?» — думал он. Все вокруг него спали, но он не мог сомкнуть глаз. Вскоре Дрисс поднялся и вышел наружу. Листья деревьев сафсаф шипели на ветру. На другой стороне двора в окне горел свет. Там разговаривали офицеры. Дрисс медленно шел по саду и смотрел в небо, размышляя, как теперь изменится его жизнь. Подойдя к освещенному окну, он услышал взрыв хохота. Кабран рассказывал историю. Дрисс остановился и прислушался.
— И он сказал джилала: «Пожалуйста, сиди, попроси собаку, что украла мое ружье…»
Мужчины вновь рассмеялись, и звук перекрыл голос кабрана.
Дрисс быстро вернулся и забрался в постель. Знай они, что он услышал историю кабрана, смеялись бы еще больше. Дрисс лежал в постели, думал и чувствовал, как его сердце пропитывается ядом. Это кабран виноват, что пришлось вызывать джинна, а сейчас перед старшими по званию он делает вид, что не при чем. Позже кабран пришел и лег в постель, во дворе все стихло, но Дрисс еще долго лежал, размышляя, и лишь потом уснул.
В последующие дни кабран снова был дружелюбным, только Дриссу неприятно было видеть, как тот улыбается. Он думал с ненавистью: «Решил, что я боюсь его, раз он знает, как вызвать джинна. Теперь он со мной шутит, потому что сила на его стороне».
Дрисс не мог ни смеяться, ни радоваться, пока рядом был кабран. Каждую ночь он долго лежал без сна после того, как остальные засыпали. Он слушал ветер, шевеливший жесткие листья сафсафа, и думал лишь о том, как разрушить власть кабрана.
Меди вышел из карцера, ругаясь на кабрана почем зря. Дрисс заплатил ему десять риалов.
— Много денег за десять дней в темнице, — проворчал Меди, глядя на купюру в руке. Дрисс сделал вид, что не понял.
— Он сын шлюхи, — сказал он.
Меди фыркнул: — А у тебя голова с игольное ушко, — сказал он. — Все из-за тебя. Ветер выдувает киф из твоих ушей!
— Думаешь, я не сидел в карцере? — воскликнул Дрисс. Но он не мог рассказать Меди о джилала и собаке и повторил: — Он сын шлюхи.
Глаза Меди сузились и похолодели:
— Я с ним разберусь. Пожалеет, что сам не в карцере, когда я закончу.
Меди отправился по своим делам. Дрисс стоял и смотрел, как он уходит.
В следующее воскресенье Дрисс встал рано и отправился в Бени-Мидар. На базаре было полно горцев в белых одеждах. Дрисс пробрался среди осликов и поднялся к прилавкам. Там подошел к старику, продававшему благовония и травы. Люди звали его Эль-Фких. Дрисс присел перед Эль-Фкихом и сказал:
— Мне нужно что-нибудь для сына шлюхи.
Эль-Фких недовольно посмотрел на него.
— Грех! — Он воздел указательный палец и погрозил им. — Грехами я не занимаюсь.
Дрисс ничего не сказал. Эль-Фких заговорил спокойнее:
— С другой стороны, говорят, что против каждой хвори на свете есть свое снадобье. Есть дешевые лекарства, а есть лекарства, что стоят много денег. — Он умолк.
Дрисс подождал.
— И сколько же стоит это? — спросил он.
Старику не понравилось — он хотел поговорить еще. Но он ответил:
— Я назову тебе имя за пять риалов. — Он сурово посмотрел на Дрисса, наклонился и прошептал ему на ухо имя. — В переулке за лесопилкой, — вслух сказал он, — синяя лачуга из жести, а сзади растет сахарный тростник.