— Берни, будешь судьей. Ну, что дорогая, приступим?

— Как скажешь дорогой. Я уже придумала, что от тебя вечером потребовать…

— Я тоже…

— Тогда еще одну минутку, я накину на нас защиту, чтобы мы не покалечились случайно.

Устанавливаю защиту и беру сестер в руки. Мы вместе, мы Едины, больше нет меня, есть только мы и противник.

— Начали.

Полковник не зря прожил все эти годы, он тренировался почти каждый день и в реальных схватках тоже участвовал, и учился владеть мечом не только в зале на паркете. Я поняла это через пару минут, когда он не особенно стесняясь, стал применять разные хитрые и весьма подлые приемы. Первый раз это был удар кулаком по спине, я здорово сбила дыхание и чуть не пропустила следующий удар. Потом был подлый толчок под правую коленку, пришлось уйти перекатом. На третьей подлянке я сдалась, а как не сдаться, если тебя хватают и целуют. Сестры были в восторге, еще бы мы же не еще разъединилась, и целовал он по сути нас троих. Интересно, что он при этом ощущал?

Берни хмыкнул и ушел, и вовремя, и не видел, как и мне и полковнику стало плохо, и мы почти одновременно хлопнулись на пол. Но сейн оказался снизу! Сестры выпали из моих рук, и мы, наконец, сумели разъединиться, хотя они не хотели, им понравилось. Через пару минут я и сейн немного пришли в себя.

— И кто из нас победил? — Спрашиваю я.

— Я согласен быть проигравшим.

— Ну, смотри, я тебя за язык не тянула. Пошли, покажешь, где здесь что, и напомни прислуге про завтрак.

Проходя по коридорам, в сторону ванны посмотрела на себя в зеркало… Рубашка грязная, волосы растрепались. Волосы — ерунда, а вот рубашка…

— Мара, мне на прием к Великой идти, сгоняй в трактир, принеси мне синюю шелковую рубашку. И на кровать положи…

Когда мы зашли в нашу спальню, на кровати лежала моя любимая синяя шелковая рубашка. Только она была мятая.

— Дорогой, я воспользуюсь твоей прислугой?

— Конечно, вон колокольчик.

Звоню. Дверь почти сразу распахивается и на пороге появляется довольно симпатичная рыжеволосая девушка, только она очень бледная и под глазами темные круги. Что это с ней? А, все понятно, это та самая Кайте, по которой сох мой женишок и из–за которой я ревновала полковника. Полковник за мной наблюдает…

— Дорогуша, будь добра, погладь мне рубашку. Положи ее потом на кровать. И я еще, я оставлю тут ту, что на мне сейчас, к вечеру постирать и погладить. — Мило улыбаюсь… — Держи.

Девушка берет рубашку и уходит. К тому времени, когда мы с сейном вылезли из ванны, рубашка была поглажена, и вполне даже прилично. В присутствии сейна я придираться не стала, но не все же время он тут будет…

Завтракали на широком балконе с видом на усадьбу Одрика. Лицо моего мужчины, при взгляде на эту усадьбу и вообще при упоминании Одрика больше не перекашивалось, успокоился.

— Анна, а на сегодня у тебя какие планы?

— Скоро визит к Великой, потом хочу заехать в трактир переодеться и пообедать. Пообедать могу с тобой…

— Очень хорошо, я хотел сводить тебя в один маленький ресторанчик. В нем потрясающе готовят грибы. Ты грибы ешь?

— Я все ем, а кроме грибов там еще что–нибудь подают?

— Конечно.

— Хорошо, говори, что за заведение, где находится, и во сколько встречаемся.

— Улица Туманов, ресторан «Приют туманов», через час после полудня.

— Замечательно, вот там и встретимся. А ты сейчас на службу?

— Да, вот мундир одел, а то меня вчера никто в страже не узнавал. Ужинаем опять вместе в городе?

— А вот с ужином в городе я боюсь, не получится. Давай я сразу приеду сюда, а поужинаем в саду. Вкусное варенье, из чего его варили?

— А это местный сорт яблок, они очень–очень мелкие, и совсем без сердцевинки.

— Очень вкусно.

Полковник отправился на службу, а адъютанта оставил мне. У меня есть еще час до встречи с Великой, можно походить по дому, подумать, хорошо бы еще покурить, где–то тут у полковника должны быть вкусные сигары.

По дороге в курительную комнату встретила Кайте, девушка вытирала пыль в одной из комнат. Пока она меня не видит, решила присмотреться поближе и убедиться на счет своих подозрений.

«Ну и где ты там, звезда каравачских новостей? О тебе только догадываться можно, а страсти вокруг кипят нешуточные, Шекспира на тебя нет, чтобы их описать. Дай хоть на тебя взгляну, что ты за чудо такое! О, пацаненок, ногодрыжистый и рукамашистый. И я, кажется, знаю, в кого ты такой! Познакомимся, что ли, малыш?

Уй! Вот паршивец! Отрыжка шур–фурга!»

Знаю, знаю… Нельзя на детей ругаться. Но, то ж на детей, а этот бесенок какой–то! Все, никаких подарков на Зимний поворот тебе не будет!

Зря я надеялась на легкую магическую разминку, расслабилась. И вот, получила… от мелкого пакостника. У–у–у, еще не родился, а уже закрылся от сканирования и мамочку свою закрыл и мне по носу дал, вон даже кровь пошла. Ну, точно, весь в папочку, просто Одрик номер ДВА, такой же упертый… Обрадовать мне женишка или нет? Нет, говорить прямо не буду, никаких доказательств у меня нет, кроме моего компетентного мнения. Но намекнуть стоит, пусть сходит и помирится с девушкой, а там пусть она сама ему все расскажет, или не расскажет, это должно быть ее решение. И вообще, пусть сами разбираются, я тут не причем.

Села в кресло в курительной комнате, надо кровь из носа унять и решить, как добираться до усадьбы, что сняла Великая, причем вовремя и с шиком.

— Мара, нам с тобой скоро на аудиенцию. Как до места добираться будем?

— А какие варианты?

— Первый, взять варга у полковника, но не хотелось бы, его потом надо будет возвращать и вообще не хотелось бы, это банально. Вариант два, оседлать тебя, это не понравится тебе.

— Да, не люблю я быть под седлом.

— Вариант три… ты переместишь меня, как вчера девушку. И прямо к Великой… Вот будет здорово… Сразу всю игру ей поломаем. Перемещаться так… не очень опасно?

— Да нет, я выросла и уже потренировалась на девушке. А куда перемещаться будем?

— Не знаю посмотреть надо. Ну–ка покажи мне усадьбу, третью отсюда в сторону города. Вроде она… теперь пошукай по комнатам, ищи рыжеволосую женщину средних лет. Не мельтеши так… помедленней.

— Ее в комнатах нет, она в саду сидит.

— Показывай. Ага… — перед глазами ухоженный сад. Что–то типа беседки, обвитое вьющимися растениями, маленький столик с фруктами и какими–то напитками… два кресла, в одном Великая, второе свободно. Сидит, книжечку читает.

— Марусь, вот на дорожку к этой беседке ты меня и переместишь… Только не сейчас, а в назначенное время, а я пока в посижу, покурю.

Подошла к камину посмотреть на коробки с сигарами, а тут дверь отворяется и входит рыжая горничная. Нос сразу заболел опять.

— Что же вы милочка плохо убираетесь… Пыль везде… Вы когда в этой комнате последний раз убирались? Вот смотрите, — и провожу пальчиком по каминной доске, на пальчике пыль и, — Ужас! Сажа! Вы милочка пренебрегаете своими обязанностями. Будьте добры тут все убрать, чтобы, когда я приду сюда вечером, то не боялась бы испачкаться. — На лицо выползает выражение брезгливости и высокомерия…

Тихо в саду, только гудят в траве мелкие насекомые, и иногда шуршит листвой теплый летний ветерок. «А это что за звуки?» Кто–то тихой семенящей походкой шел по шуршащему гравию дорожки. Великая Иллари аль Фридельвинг нехотя открыла глаза и чуть оглянулась. За ее спиной стояла ее советник и троюродная сестра ассса Игша.

— Ну, что?

— Время. Она передала: «за три часа до полудня». Осталось пара минут, не больше, скоро должна быть.

Иллари неохотно повернула голову, чтобы посмотреть на своего советника. Она не любила свою советницу, но терпела. Асса Игша тоже была аль Фридельвинг, и досталась Иллари по наследству, потому как была советницей, еще матери Великой.

Род в свое время полностью оплатил обучение талантливой девочки, а когда она закончила обучение, оплатил патент бакалавра. Асса Игша давно переросла свой патент, но количество помощников у магистров ограничено. Помощники должны жить в столице, а у ассы все еще были обязательства перед Родом.