…Над ним сомкнулась зеленая стоячая вода. Здесь было неожиданно глубоко, сквозь тяжелую, темную, как бутылочное стекло, воду пробивались лучи. Намокшие сапоги стали тяжелыми и тянули вниз, набухшая одежда мешала движениям, Одрик отчаянно греб. Вдруг сверху к нему протянулась рука, никогда еще рукопожатие не было таким крепким. Нежданный друг вытащил его на какой–то крошечный островок. Одрик откашливался, протирал глаза от болотной мути.

— Эк, Вас угораздило, господин хороший, — Одрик по голосу узнал Антонина, — вот задержись я хотя бы на минуту, и поминай, как звали.

— Антонин! Привет! — Одрик стиснул приятеля в объятиях, — Ты здесь откуда?

— Ты забыл, я же квестор. Я должен был разгадать, узнать про тебя все. Помнишь, я тебе тогда обещал?

— Ну как? Получилось?

— К сожалению, получилось, я о тебе слишком много знаю. Слишком!

— И что там, что–то интересное?

— Что–то невероятно важное, и теперь ты должен меня убить, или мне придется убить тебя.

— Что!?

— Должен, чтобы они не узнали…

Что–то просвистело у него над головой так близко, что волосы почувствовали движение воздуха. Одрик от неожиданности пригнулся. Следующее, что он видел перед, собой, был вскочивший Антонин, тут начавший оседать. Он прикрыл собой Одрика от следующего арбалетного выстрела, болт вошел ему в спину.

Одрик подхватил приятеля на руки.

— Вот видишь, как все удачно складывается, — прохрипел Антонин, — они сами убили меня. Теперь они ничего не узнают.

У Антонина горлом пошла кровь, глаза уже смотрели в одну точку.

— Беги Одрик, мальчик мой, беги от них. Оставь меня. Спасайся, чтобы моя смерть не была напрасной. — Прерывисто прохрипел Антонин и больше не дышал. Его погасшие глаза так и остались уставившимися в даль, туда, куда удалялся Одрик.

Морок или отводящие плетения не помогли бы, его преследователи были хорошо экипированы различными амулетами. Болты у них тоже интересные, в них какой–то умелец заложил самонаводящееся плетение. Плетение искало цель по «запаху» крови. Только кто и когда получил его кровь, чтобы натаскивать на него болты как криллаков на добычу? Еще один болт чиркнул по плечу, содрав кожу, от другого удалось увильнуть. Быстро по болоту не побегаешь, да и охотники за ним шли опытные, не отставали. Очередной болт все же перебил ему колено. Одрик не удержался, и разверзшаяся топь накрыла его стоячей, темной как бутылочное стекло водой….

…Его подхватило течение. Откуда течение в болоте? В таком потоке невозможно разобрать, где верх, где низ. В любом случае к свету, нужно к свету! Трудно понять в какой стороне свет, кругом ревущая темнота…. Но что–то вспыхивало, сквозь взбаламученную воду пробивались сполохи. Да, туда, навстречу им! Вместе с глотком воздуха сверху опустился еще и громовой раскат, многократно повторенный скалистыми берегами, а вокруг мечущаяся в страхе вода. Вдруг сверху упало что–то…. Канат! Одрик схватил его. Легче было вырвать у крилла добычу из пасти, чем набухший канат из его рук.

Вверх! Что–то или кто–то тянул его вверх, а гроза крутила из стороны в сторону. Во вспышке молнии перед ним мелькнул ряд досок внахлест. Это был борт корабля. Как же он мог попасть из Топей в судоходную Несайю?! Но думать об этом Одрику было некогда, ему, голубому магу, надо было думать о ветре. Чтобы его не шарахнуло о высокий борт торгового кнорра. Волна подкинула его и….

Одрик очнулся от резкого запаха парфюма. Может быть, он и не был таким уж резким, но Одрик не выносил подобные эльфийские штучки. Ветер стих до полного штиля, небо было затянуто безнадежно–серыми тучами, скупо выжимавшими из себя жалкое подобие дождя.

«Да, это не Каравач», — вздохнул Одрик.

— …Что вы, хозяин! Нет, хозяин… Никого не потеряли, никто не убежал. Даже выловили… — до Одрика долетали обрывки разговора.

— Ну и где ваш улов? Показывайте. Он разве не в трюме? — Судя по тону фраз это и был хозяин. А судя по акценту — это был эльф, даже в приказной речи не удавалось спрятать эльфийского мурлыканья.

Какой–то эльфийский работорговец нанял отряд наемников для охраны и доставки живого товара — обычнейшее в этих местах дело. Вот значит, с каким грузом идет это купеческое судно!

— Только непонятно, откуда он взялся в реке в такую грозу?! А как его к нам забросило, так и буря начала стихать. Барух сказал, что нельзя его со всеми, он какой–то другой. И у него кольцо мага ветра.

— Он уже совсем из ума выжил! На моем судне посреди реки маг ветра и вы даже его не связали!?!?

— Барух просто так ничего не говорит. Он сказал, чтобы его не трогали, а как к берегу пристанем, лучше вообще отпустить.

— А не много ли этот колдун на себя берет! — Эльф перешел на противнейший визг. — Пока еще я здесь хозяин, и будет по–моему! Давайте его сюда!

Двое дюжих наемников вытащили Одрика из–за бочек и, заломив руки за спину, и прижав для верности нож к его горлу, представили перед эльфийские очи. Странно, он стоял на своих ногах, колено было целым! Хозяин был не единственным эльфом на палубе, за ним на полусогнутых следовали еще два душистых прихлебателя. От смрада эльфийского парфюма Одрика замутило, а хозяин как назло уставился на него в упор.

— Это действительно человек? Это лариец с равнины?

— А кто же еще? — атамана наемников уже начали доставать капризы эльфа.

— А разве у людей бывают такие глаза?

— Действительно… — атаман тоже пристально разглядывал Одрика. — Так…. что вам, айре, не нравиться?! Это же редкость, а за редкость дороже дают.

До эльфа, наконец, начало доходить, и его клыкастый рот расплылся в подобии улыбки. Он переглянулся со своими спутниками и заговорил с ними по–эльфийски. Но беда в том, что Одрик немного понимал эльфийский, в школе приходилось учить. Произношение у него было жуткое, более–менее внятно он выговаривал пару фраз, но понимал прилично. Сначала речь зашла о халифатском аукционе, где он шел бы оригинальным лотом. А потом один из прихлебателей напомнил, что у них есть соотечественник, большой любитель редкостей. И не мешало бы сообщить ему, когда тот в хорошем настроении, то платит приличные суммы.

Одрик опять оказался товаром, пусть даже эксклюзивным. В ушах начал громыхать пульс, стало трудно дышать. Нет! Он должен это остановить, не дать этому вырваться…. Здесь, под этой палубой в трюме несколько десятков ни в чем не повинных людей, наверняка и дети есть. Нет!

Один из хозяйских прихвостней куда–то сбегал и возвращался с неким предметом, с ошейником. Для него, для Одрика. И как только ему повесят это украшение, он перестанет быть человеком, а будет живым трупом, зомби с бьющимся сердцем. И ничего его уже не будет волновать, ну, пожалуй, кроме голода. Люди с рабским ошейником становятся безразличны ко всему и спокойны как кастрированные варги. Ни грусти, ни веселья, ни любви, ни ненависти, ни злости, ни сострадания… ничего в них не остается. Детей не душат до конца, дают им вырасти. Детские ошейники оставляют крупицу свободы, но до тех пор, пока хозяин не решит, что ребенку уже пора стать взрослым.

Одрик попытался дернуться, но кто–то крепко заломил ему руку за спину. Звонко клацнул замок ошейника, холод кольцом сдавил шею Ордика. Мир вокруг сразу поблек и стал терять краски, стал превращаться в черно–белый.

— Белый…, — успел прошептать Одрик.

Как же трудно дышать…. Вдох — и раскалившийся добела ошейник разлетается мелкими брызгами, поражая горячими осколками его тюремщиков. Выдох — и белое пламя застилает ему глаза. Последнее что он видел, как старик–маг нырнул в трюм, и за ним закрылась крышка.

«Может быть, я унесу это с собой» — подумал Одрик и шагнул за борт. Но достать до воды ему было уже не суждено. Гигантская воронка разогнала воды нижней Несайи до самого дна, Одрик ступил на твердую, поросшую водорослями землю. Он оказался на песчаной арене громадного цирка с водяными стенами. Где–то там, на краю стены, трепыхалось перевернутое суденышко.

«Всех смыло, если живые и остались, то только в трюме. Так оставлять нельзя, воронка будет заполняться, и они попадут в водоворот».