О, эта неприкаянность, охватывающая меня на ночном дежурстве, это одиночество, проникающее в каждую пору моей кожи, и желание хоть чем-то себя занять! Кто не был дежурантом, тот никогда не поймет, чем дневное отделение наркологической больницы отличается от ночного. А все просто: днем секунды бегут быстро и деловито, а ночью тянутся удручающе медленно. Я посмотрел на часы и понял, какого свалял дурака. Ожидая тяжелой ночи, выпил три чашки крепкого кофе, добавил стакан кока-колы, а все обошлось, и пациенты, загруженные препаратами, уснули непробудным сном, завалились спать и медсестры. Можно себя поздравить, во всем пятом наркологическом отделении бодрствую один я, Всеволод Андреевич Крылов, психиатр-нарколог, врач высшей категории, пятидесяти девяти лет от роду. Делать мне больше нечего: вечерний обход совершен, истории болезни написаны, телевизор отруган. Самое время покемарить, но сна нет ни в одном глазу. В моем возрасте бессонница – это уже не пустой звук, а проклятие, преследующее за давние грехи. Молодым хорошо, они легко засыпают в самых неподходящих местах и позах, видят эротические сны, в крайнем случае мечтают о будущем. А о чем прикажете мечтать мне, старому таракану, за год до пенсии? О солнечных грядках? О шкодливых внуках и клетчатой панаме? Видимо, придется сидеть и пялиться на стену до самого утра, не смотреть, а именно что пялиться. Впрочем, можно перебирать и выуживать из памяти забавные случаи и моменты из врачебной практики. Я вдруг почувствовал угрызения совести: проработав наркологом тридцать шесть лет, так и не смог донести до народа правду об алкоголизме, наркомании и прочих зависимостях. Нельзя сказать, что я не пытался этого сделать. Пытался. Сколько раз. Звонил по каким-то инстанциям, в годы своего расцвета тысячи раз выступал по телевидению и радио, даже написал письмо президенту. Но как-то без особого результата. Может, нашему обществу не нужна правда в этом вопросе, может, существует международный заговор против истинного положения вещей, а может, я сам действовал вяло и так и не смог довести начатое до конца. Во всяком случае, пока только я владею полной информацией по данному вопросу, неплохо бы донести ее до народных масс. Если наш человек пьет до зеленых чертей, пусть. Это, в конце-то концов, его частное дело, но каждый должен знать, почему он так делает. Я встряхнул головой, придвинул к себе лист бумаги и принялся выводить закорючки своим дошкольным почерком:

Это самая нужная книга в России. Кому, как не наркологу, знать все думы и чаяния русского народа. Открытия, сделанные по ходу повествования, сродни открытиям Галилея. Старина Галилео первым додумался, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. До него предметом дискуссий было только одно: на трех китах или трех слонах покоится земной шар. Следите за ходом моей мысли, и к концу произведения я открою вам страшную тайну, после которой отношение к алкоголю у вас поменяется раз и навсегда. Поэтому книгу желательно прочитать всем пьющим и созависимым: женам и тещам, мужьям и любовникам, а также детям младшего дошкольного возраста, включая младенцев. Многие скажут: это меня не касается, я выпиваю раз в месяц и никогда не болею с похмелья. Однако и за один вечер можно начудить так, что придется потом до-о-олго шишки собирать. А что касается милых дам, с каждым годом все больше женщин лечится от алкогольной зависимости. После Нового года и майских праздников ими все стационары забиты. Еще десять лет назад на десять мужиков приходилась одна дама. Пять лет назад – семь женщин ложились под капельницу. Три года назад счет сравнялся, а сейчас барышни уверенно вышли вперед, их в клиниках больше, чем кавалеров. И это не какие-нибудь «синеглазки», а самые успешные из женщин: владелицы турагентств и салонов красоты, медицинских центров и частных гимназий. Почему? Да потому что нагрузки и стрессы недетские, а снимать их чем-то нужно. И многие выбирают алкоголь. Такие женщины могут за вечер «усидеть» три-четыре бутылки шампанского, а утром пытаются руководить рабочим процессом. Да здоровущий мужик четырех «бомб» не осилит, а наши дамы запросто. Читайте про себя, леди и джентльмены, читайте, дальше будет еще интереснее.

Я вскочил со стула и принялся нарезать круги по кабинету. Начало положено, это хорошо. Но как-то уж больно официально получается, это плохо. Нужно подпустить побольше забавных случаев из практики, тем более что за тридцать шесть лет их накопилось видимо-невидимо. Я опять схватился за ручку и вывел заголовок:

После института я был распределен в главную наркологическую больницу Москвы. В первый же день меня здорово озадачили, объяснив, что на дворе август, время отпусков, поэтому придется остаться на ночное дежурство. Отделение клиники находилось в бывших общежитиях ЗИЛа. На стене висел плакат: «Пьянство – тормоз, трезвость – резерв». Глубину его и мудрость мне не удалось разгадать до сих пор. Я побродил по отделению, попил чай с медсестрами. Летняя лень сквозила в их движениях. Муха, жужжа, билась в стекло, осы атаковали вазочку с вареньем. Пациенты не стонали, не требовали врача, они усердно работали на ЗИЛе, занимаясь трудотерапией. «Лафа, – подумалось мне, – ночью посплю, весь день свободен». Часов в десять вечера поступило два пациента, мужики как мужики. Я уже вовсю писал анамнез, когда пациент вскочил на стул и стал отбиваться ногами от только ему видимых тварей. Потом он сиганул на мой стол и начал топтать свою историю болезни. «Это он зря, – расстроился я, – мне что, теперь по-новому все писать?» Мужик орал что-то нечленораздельное, лягался ногами, всем своим видом показывая, что будет биться до конца и живьем не дастся. «Белая горячка, она же делириум тременс», – без труда диагностировал я и побежал за подмогой. От медсестер толку было мало, пациенты приумножали славу ЗИЛа, поэтому основным помощником оказался второй пациент. Вдвоем мы кое-как сняли бузотера со стола, доволокли до койки, уложили на вязки. Причем я по тогдашней неопытности чуть буйного пациента не придушил. Второй все время был верным сподвижником. Наконец, взмокшие и измочаленные, мы вышли в коридор, присели на банкетку.

– Тяжелая у вас работа, – вздохнул пациент.

– Тяжелая, – охотно согласился я, прикинувшись опытным волком наркологии.

– А вообще, хорошо тут у вас, чисто.

– Чисто.

– Вот только крысы бегают.

– Бегают, – машинально кивнул я, – что?! Какие крысы? Пойдем-ка, мил человек, в палату.

– Я же вам помогал, – возмутился оскорбленный больной.

– Помогал, помогал, сейчас и мы тебе поможем.

«Вторая белая горячка», – удрученно констатировал я. Так всю ночь с двумя «белочками» и провозился.

В те годы было не принято похмелять пациентов, мол, советский врач не должен пользоваться стогодовалыми методами. Существует масса современных препаратов, которые помогут облегчить муки абстиненции. Вот и пользуйтесь, дорогие товарищи, последними разработками социалистической медицины. На следующее мое дежурство поступил больной багрово-синюшно-желтушного цвета. Глаза и нос у него были красные, а губы, наоборот, синие. Колбасило и плющило, долбило и трусило, сушило и вязало бедолагу так, словно в руках у него болтался невидимый отбойный молоток. Ему срочно поставили капельницу, сделали уколы и залили в прыгающие губы соответствующие растворы. Никакого эффекта, ему становилось только хуже и хуже. Пациент начал закатывать глаза, хватать воздух ртом и готовиться выдать развернутый эпилептический припадок. Я судорожно вколол ему в задницу противоэпилептический препарат и приготовился держать голову, но тут опытная процедурная медсестра накатила в мензурку пятьдесят грамм спирта и влила в глотку бедняге. Он издал полувсхлип, полухрип, слышно было, как спирт стекает, начиная от корня языка и заканчивая большой кривизной желудка. Несколько секунд – и пациент ожил: губы порозовели, дыхание выровнялось, а в глазах начали отражаться предметы и люди. «Подобное лечи подобным, – пробормотала себе под нос медсестра, быстро вымыла мензурку и заметила: – А теперь можно и уколы ставить».