— Она-то к такому привыкла. А я нет, — капризно захныкала она.

— Ты должна постараться помочь мне, — сказала Джоанна. — Больше тебе ничего не остается. Мы должны поддерживать пламя, пока не вернется Киши…

В последующие два часа Джоанна только об этом и думала — как бы не погасло пламя. Это были страшные часы для всех троих — стоя на ледяном ветру в окружении голодной стаи волков, они ждали, когда приедет всемогущий индеец и спасет их…

Лачуга стремительно догорала. Огонь отбрасывал на снег яркие золотистые отблески. Вокруг, на почтительном расстоянии, сидели волки и не сводили с людей голодных глаз. Джоанна отчетливо представляла себе, что их ждет, если лачуга догорит и волки накинутся на них…

Ричард совершенно ослабел. Он лежал прямо на снегу у ног Джоанны. Девушка возвышалась над ним, как верный страж — с ружьем наперевес. Неопределенность томила ее — а вдруг Киши не приедет? Мэдж стояла рядом, цепляясь за ее руку. Миссис Стрэндж так ничего и не сделала для их спасения — только ныла и причитала.

Теперь они уже не так мерзли. От полыхающей хибары шло стойкое тепло. Оно и спасло Ричарда от верного воспаления легких. На Мэдж из теплых вещей были одни одеяла. Джоанна же сразу ложилась спать во всем, что у нее имелось.

Все трое ужасно устали. Спать никто из них не решался. Напряжение не покидало их ни на секунду. Когда лачуга с шумом обвалилась, они поспешно набрали еловых веток, чтобы поддержать огонь. А между тем волки стояли чуть поодаль и ждали, ждали… Один из них пронзительно завыл. Другие тут же подхватили. И вскоре уже вся стая сидела, задрав к небу морды, и оглашала воздух леденящим душу голодным воем…

В конце третьего часа слабосильная Мэдж окончательно сдалась. Это у себя дома, на цивилизованном Западе, она была высокомерной и норовистой. А здесь, на Юконе, перед лицом всех этих ужасов, она быстро спасовала. В ней не было и сотой доли стойкости и мужества юной Джоанны. Рухнув на снег рядом с больным мужем, она застонала. Джоанна смерила ее взглядом, в котором смешались презрение и жалость. Затем она встретилась глазами с Ричардом. На щеках у него выступили красные пятна.

— Я вынужден извиниться за свою жену. По ее милости ты осталась без поддержки. Но, увы, у нее просто кишка тонка, чтобы вынести такое, — сказал он. — Не надо ей было тащиться сюда следом за мной… Но нет, ей ведь хотелось уесть меня побольнее — как это я посмел бросить ее… Если бы не ты, Анна… Ты просто волшебница, крошка Анна, — и глазом не моргнула, как всех спасла, все, что нужно, сделала…

Глаза ее вспыхнули благодарностью. Но губы задрожали.

— Если честно, я совершенно не чувствую себя волшебницей, Ричард. Наоборот, я ужасно боюсь.

— Глядя на тебя, не подумаешь.

Она промолчала, напряженно вглядываясь сквозь огонь в волчью стаю.

— Поговори со мной, Ричард… Мне хоть будет не так жутко…

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Про это не надо говорить… — Она покраснела. — Здесь твоя жена.

— А, ей все равно сейчас не до этого… — презрительно сказал он. — Даже думать о ней противно — ведь ни секунды она тебе не помогла. И я еще со своей дурацкой слабостью…

— Но ты же болен. Что себя винить?

— Никогда не прощу себе, что заболел в самый неподходящий момент — как раз когда требовалось, чтобы был здоров.

— Оставь, Ричард, все хорошо.

Он подполз поближе к ее ногам. Она тут же наклонилась и получше укутала его в одеяло.

— Тебе тепло? До тебя доходит жар от огня?

— Да, тепло. Если бы не эта чертова слабость…

Он вдруг увидел при свете пожара, какие у нее ободранные руки — все в кровавых ссадинах. Еловых поленьев, которые нарубил для них Киши, уже не осталось, и Джоанна сама обламывала ветки и молодые деревца, не обращая внимания на царапины и порезы. И ни слова жалобы! У Ричарда комок застрял в горле. Милая моя храбрая девочка… Крошка Анна…

— Боже, что с твоими руками… — сказал он. — Бедная моя…

Она попыталась спрятать их за спину.

— Да ничего страшного… Мне не больно.

— А я лежу здесь, развалился… — сердито процедил он сквозь зубы. — Ну, хватит…

Он попытался подняться на ноги, но тут же рухнул обратно на снег.

Джоанна склонилась над ним.

— Лежи спокойно. Зачем тебе вставать? Ты же слаб, как ребенок. Лежи и не переживай. Я сама справлюсь.

— Но ты ведь тоже не железная, детка.

— Ничего страшного, я в порядке, — продолжала твердить она.

Он только и мог, что молча смотреть на нее и проклинать свое бессилие. Время от времени она улыбалась ему, но при этом зорко следила за волками, чьи тени угрюмо двигались в темноте. Мэдж притихла под одеялами. Похоже, она впала в некое оцепенение.

— Крошка Анна, — сказал Ричард, — сколько еще ты сможешь простоять вот так?

— Надеюсь, до тех пор, пока не вернется Киши.

— А если честно? Ты очень устала?

— Да, устала и страшно хочу спать. Так что ты лучше разговаривай со мной. Рассказывай анекдоты, загадывай загадки — что хочешь… Главное, чтобы я не заснула.

— Ну что я могу тебе сказать, кроме того, что ужасно сильно люблю тебя. Ты у меня крепкий орешек — я таких еще не встречал…

— Не надо… не надо мне льстить. Лучше расскажи мне… расскажи что-нибудь про Англию. Мне всегда нравилось, когда отец рассказывал про Англию.

Ричард поднял на нее взгляд. Она твердо стояла на ногах — тоненькая фигурка в шубе с ружьем наперевес. Отсветы огня плясали на ее щеках, и, как ни странно, лицо выглядело почти счастливым. Он хрипло начал:

— Англия, крошка Анна, — это потрясающая страна. Потому что там рождаются такие люди, как ты. Когда ты была совсем маленькая и тебя увезли сюда, в Англии шла война, и англичане, точно так же, как ты сейчас, с улыбкой на губах шли в атаку…

— Ах, лучше рассмеши меня как-нибудь, Ричард, не то я сейчас заплачу.

Но он вдруг обвил руками ее ноги и приник к ним губами.

— Я люблю тебя…

— И я люблю тебя, — сказала она, и по щекам у нее побежали слезы.

Мэдж открыла глаза и принялась жалобно стонать:

— Ах, Ричард, где ты? Ах, Ричард, обними меня, согрей меня… Я так замерзла, так боюсь, ну, Ричард…

Джоанна не могла этого вынести.

— Иди к ней, Ричард, — сказала она. — Я-то в порядке. А она сходит с ума от ужаса, бедняжка. И потом, она ведь твоя жена. Помоги же ей, если…

— Ты не только храбрая, ты еще и благородная натура, — сказал он и снова приник ненадолго к ее ногам. Затем передвинулся поближе к жене и обхватил ее рукой за плечи.

— Ну-ну, встряхнись… — выдавил он из себя, — ну-ка, Мэдж… Мэдж… Давай не раскисай… Будь умницей…

Она со стоном прижалась к нему — все ее тело дрожало. Пышные белокурые волосы рассыпались по плечам, голубые глаза лихорадочно блестели от ужаса.

— Сожми меня крепче… Держи меня… Ричард… Не отдавай меня этим страшным волкам… Будь прежним Ричардом — моим Ричардом…

Он держал ее. Но не было в этом объятии ни любви, ни жалости — одно лишь чувство долга. Она прижималась к нему изо всех сил, но он поверх ее головы смотрел на другую — ту, что несла вахту для них двоих и без которой оба они умерли бы сегодня ночью мучительной смертью.

Джоанна отвернулась. Теперь взгляд ее был направлен только на волков. Огонь позади них догорал. Поленьев больше не осталось. Но не об этом думала сейчас отважная Джоанна. Смерть не волновала ее. Страшнее смерти казалась ей жизнь на этой земле без Ричарда. Джоанна была одинока — женщина, которую сжимал сейчас в объятиях Ричард, стояла между ними непреодолимой стеной…

Вдруг Джоанна отчетливо услышала шуршание полозьев по снегу и перекличку собак. Ричард вскинул голову. Эти звуки словно вдохнули в него жизнь.

— Это твой индеец, Анна… Наконец-то мы спасены.

— Да, это Киши, — сказала она.

Из груди ее вырвался невольный всхлип — она увидела Киши. Но тихий этот всхлип потонул в безудержных радостных воплях Мэдж. Волчья стая рассыпалась и исчезла в темноте. Киши остановил сани и некоторое время в молчаливом изумлении смотрел на догорающую лачугу.