— В чем дело, Хорес?

Вместо ответа он лишь взглянул на нее и молча протянул телеграмму.

Прочитав ее, Микаэла, как бы обессилев, уронила вниз руку с телеграммой.

— Что-нибудь случилось? — не сдержала любопытства Колин.

— Мне… мне необходимо поехать в Бостон, — проговорила Микаэла с таким трудом, будто язык перестал ее слушаться. — Телеграмма от Ребекки. Моя мать тяжело больна. Возможен… Возможно, это конец.

На следующий день Микаэла раньше обычного отправилась с детьми в город. Времени до отъезда оставалось мало, а дел было невпроворот, тем более что она не могла надолго закрыть кабинет без предварительной подготовки: надо было на время своего отсутствия обеспечить всем необходимым каждого пациента.

— Доктор Майк, я заказал для вас четыре места в утреннем почтовом дилижансе! — крикнул ей с противоположной стороны улицы Хорес.

— Большое спасибо, Хорес, — отозвалась Микаэла.

— Четыре? Зачем четыре? — удивился Мэтью. — Я вовсе не собираюсь в Бостон. Не могу же я оставить Ингрид здесь одну!

— Вернее говоря, ты не хочешь оставить Ингрид здесь одну, — поправила его Микаэла, стоя на пороге лавки Лорена Брея. — Я тебя понимаю, Мэтью. Но и ты меня пойми. С Ингрид, полагаю, за это время ничего не случится, а мне нужна твоя помощь. Ты единственный из взрослых, кто может меня сопровождать, — настаивала она.

Молодой человек внимательно посмотрел на свою приемную мать. Впервые она обратилась к нему с просьбой о помощи.

— Это действительно необходимо? — недовольно спросил он.

— К сожалению, да, необходимо, — ответила Микаэла. — Знаешь, в жизни часто случается, что приходится поступать против своей воли.

Мэтью попытался прочитать истину в ее глазах, но увидел в них лишь твердость и решительность. Наконец он откашлялся.

— Но я поеду с длинными волосами, даже если это твоей матери не понравится. Я хочу их отрастить, чтобы были как у Салли, — пояснил он.

Микаэла лишь вздохнула в ответ. Она не была расположена спорить. Споров ей хватит и в Бостоне. И она, отвернувшись от Мэтью, вошла в лавку.

Вечером Микаэла, и дети укладывали чемоданы. Салли проводил их до дому и остался, полагая, что может быть полезен. Но сейчас он бесцельно слонялся из угла в угол, не находя места, где никому бы не мешал. Микаэла, пожалуй, была права, усомнившись, что в этот вечер его помощь может понадобиться. Но потом она об этом и думать забыла.

И немудрено: с момента получения телеграммы ее мысли были заняты одним — чем больна ее мать? В сообщении Ребекки об этом не было ни слова. Ясно было, однако, что заболевание достаточно серьезное, иначе родные не стали бы срывать Микаэлу с места. Погруженная в эти тяжкие раздумья, Микаэла почти не обращала внимания на то, какие вещи дети суют в чемоданы. Только заметив мимоходом, что Брайен отложил в кучу предназначенных для Бостона вещей латаные-перелатаные штаны, она вернулась к действительности.

— Эти брюки останутся здесь, Брайен, — категорически заявила она.

— Но, ма, это ведь мои любимые штаны, — запротестовал Брайен.

— А ты, Колин, не забудь взять синее платье, да и розовое, пожалуй, тоже, — не слушая Брайена, распорядилась Микаэла.

— Мои лучшие платья! — удивилась девочка. — Представляешь, во что они превратятся в чемодане!

— Представляю, но наша прислуга Марта отутюжит их, и они станут как новенькие, — объяснила Микаэла, раздражаясь. — Они как раз подходят для Бостона.

— Бостон! Бостон! Бостон! — Мэтью сорвал с себя жилетку и со злостью швырнул на пол. — Я больше не могу слышать это слово.

— И тем не менее в ближайшее время тебе придется частенько его слышать, — произнесла Микаэла с неожиданной для себя самой резкостью.

— Я все-таки хочу взять с собой эти штаны, — заканючил Брайен. — Почему в Бостоне надо обязательно носить скучное тряпье?

— В Бостоне тряпья вообще не носят! — взорвалась Микаэла. — В Бостоне носят одежду. И мне бы не хотелось, чтобы мы выглядели там как старьевщики. И будь любезен делать то, что я тебе велю! — Едва закрыв рот, Микаэла поняла, что, по сути дела, она незаслуженно упрекает Брайена. Он, обиженный, заморгал глазами, и все вокруг замолчали.

Микаэла бросила на кровать платье, которое собиралась положить в чемодан, и выбежала из дома.

Она прислонилась к телеге, которую Мэтью оставил стоять перед сараем, и дала волю слезам. Наконец нашла выход тревога, снедавшая ее последние два дня, усиленная раскаянием в том, что она обидела самых близких ей людей.

Мягкое прикосновение к плечу заставило Микаэлу поднять голову. Салли погладил ее по волосам.

— Мне так неприятно, — выдавила из себя Микаэла, стараясь не всхлипывать. — Сама не знаю, что на меня нашло.

— Но ведь все так понятно. Твоя мать больна, ты волнуешься за нее, впереди долгий путь, — успокаивал ее Салли.

— Да, — кивнула Микаэла, — я и вправду очень волнуюсь за мать. Мы никогда не были особенно близки, но потерять ее было бы для меня большим горем. Но и возвращение в Бостон меня страшит. Сейчас мой дом здесь, — она обвела взором живописные окрестности, — однако я боюсь, как бы, находясь в Бостоне, вдруг опять не привязалась к нему — ведь там моя родина.

Салли с минуту молча смотрел на нее, затем притянул к себе и прошептал ей на ухо:

— Наша родина там, где хорошо сердцу. Никогда еще она не чувствовала его тело так близко от себя. Ей показалось, что от этого мужчины исходит аромат прерий, запах костра, свежесть ветра. Невольно она прижалась крепче к его груди, охваченная сильными руками, словно созданными специально для того, чтобы защитить ее от всех невзгод жизни.

Всем было тяжело прощаться с Колорадо-Спрингс. Кто знает, когда они смогут вернуться обратно? На случай, если их пребывание в Бостоне затянется, Лорен Брей подарил своему маленькому другу Брайену большой пакет с конфетами. Ингрид и Мэтью прощались так, словно не надеялись свидеться вновь, а Колин, расцеловавшись со всеми подругами, принялась целоваться сначала.

Микаэле также почему-то казалось, что их отъезд означает нечто большее, чем разлуку на несколько недель. Тем не менее она никого не обнимала. Напрасно она вглядывалась в лица — того, кого ей хотелось бы обнять, среди провожающих не было. Так и пришлось ей в последний момент, не попрощавшись, сесть в дилижанс.

Он тут же тронулся, и в тот же миг Микаэла увидела Салли, он только подходил к площади. Он бросился бежать за дилижансом, но тот безжалостно катился все быстрее и быстрее. Салли поднял руку и махал отъезжающим, пока дилижанс не скрылся из виду.

Микаэла закрыла глаза и откинулась на синюю спинку сиденья. С тех пор как она приехала на этом дилижансе в маленький городок, миновала, казалось, целая вечность! Чего бы она сейчас ни отдала, чтобы узнать, навстречу какому новому периоду жизни мчит ее дилижанс!

Дорога до Денвера занимала несколько часов. Езду в раскачивающемся на ходу дилижансе разнообразили только станции, на которых меняли лошадей. После этого без промедления ехали дальше.

Первая часть путешествия Микаэлы с детьми заканчивалась на Денверском вокзале, где они пересели в железнодорожный состав. Пятеро суток требовалось поезду для того, чтобы доставить пассажиров в Бостон. Поездка через гористые местности и бескрайние прерии показалась Микаэле мучительно долгой. Если бы только знать, что, проделав эти сотни миль и прибыв наконец в Бостон, они не опоздают!

Но вот наконец, пыхтя и громыхая, локомотив вполз под своды Бостонского вокзала. На перроне стояла элегантная высокая дама, одетая, как и ее спутник, по бостонской моде наивысшего класса. Оба скользили взглядами по выходящим из поезда пассажирам. Очевидно, они кого-то ждали.

— Марджери! Здравствуй, Марджери! — закричала Микаэла, едва ступив на землю. — Пошли, дети, вон стоит моя сестра с мужем. Они встречают нас.

Дама также заметила Микаэлу и направилась к ней, но, увидев детей, на миг замерла. Тут же придя в себя, она изобразила на лице улыбку, точнее, радостную гримасу, прикоснулась губами к ее щеке, что должно было означать поцелуй, и проворковала: