— Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы пришли, — сказала она Микаэле. — Боюсь, однако, что вы бессильны мне помочь. Мой муж погиб, и в его гибели обвинят меня. Сковорода-то действительно моя.
— Это еще ничего не доказывает, — возразила Микаэла. — Расскажите мне во всех подробностях, что произошло вчера вечером. Меня интересуют даже мельчайшие детали.
— Это лишено смысла, — слабым голосом промолвила женщина. — Люди давно вынесли мне свой приговор.
Она с отчаянием взглянула на Микаэлу.
— Вы говорили мне, — сказала Микаэла, словно не слыша ее слов, — что ваш муж был заядлый пьяница.
— Да, — подтвердила миссис Дженнингс, и из ее груди вырвался глубокий вздох. — И в этот вечер он также напился. Я приготовила ему ужин. Но едва он дотронулся до еды, как у него перехватило дыхание и он выскочил из-за стола. Иногда у него шла горлом кровь. В последнее время я это часто замечала. Он же всякий раз набрасывался на меня с обвинениями, что я хочу его отравить. Но у меня и в мыслях ничего подобного не было. — При этом ужасном воспоминании лицо ее исказилось. — Я бы никогда не смогла этого сделать. Ведь несмотря ни на что, я его… я его любила. — Рыдания заглушили последние слова.
Микаэла высоко подняла брови. Неужели эта женщина была способна любить человека, который систематически избивал и мучил ее? Он страдал горловым кровотечением, продолжала она размышлять. Тут она вспомнила, что видела засохшую струйку крови в углу рта мертвого.
— Что же было дальше? — оторвалась она от своих мыслей.
— А дальше, — вздохнула миссис Дженнингс, — как я вам уже сказала, он начал кричать, что я хочу его отравить. И полез на меня с кулаками. Мне, конечно, было не привыкать к его побоям, но вчера… Он пришел в невероятную ярость и, наверное, убил бы меня, если бы я не… — Тут она прикусила себе язык.
— Если бы вы не?.. — настойчиво спросила Микаэла.
— Если бы я не стала обороняться сковородой, — призналась миссис Дженнингс.
Микаэла внимательно посмотрела на женщину.
— Вы были вынуждены действовать так ради самозащиты, — успокоила она. — Не припомните ли, как вы ударили его сковородой?
— Вы правы, — кивнула Дороти Дженнингс, — я просто старалась спасти свою жизнь. Кажется, один из ударов пришелся по голове, и, оглушенный, он упал на пол. Но он был жив, жив, верьте мне! — Сквозь тюремную решетку женщина смотрела на Микаэлу со страхом, беспомощностью и недоумением в глазах. Она, казалось, надеялась, что настанет миг — и она наконец пробудится от этого жуткого кошмара.
Микаэла пристально вгляделась в яркие глаза женщины. Чтобы так играть роль невинной жертвы, надо быть выдающейся актрисой. Микаэла собственными глазами видела следы истязаний на теле женщины и была твердо убеждена, что Дороти Дженнингс говорит чистую правду. Ее рассказ о том, что происходило непосредственно перед самой смертью покойника, открыл перед Микаэлой возможность неопровержимо доказать полную невиновность обвиняемой.
Суд должен был состояться на следующий день, в салуне, самом просторном помещении в городе, но утром Хорес вышел к собравшимся и знаками потребовал внимания.
— Суд придется отложить, — заявил он во всеуслышание. — Только что пришла телеграмма из Денвера. Мировой судья может приехать не раньше следующей недели.
— Откладывать незачем, — возразил Хэнк. — Ты его заместитель, а значит, обладаешь такими же правами. Давай начинать! — Его слова были встречены громкими аплодисментами.
— Для этого необходимы присяжные заседатели, — попытался отвертеться Хорес.
— Ну, за этим дело не станет! — И Хэнк повел рукой в сторону переполненного зала. И действительно, выбрать нескольких человек из числа сидящих в нем не составляло никакого труда.
Бедный Хорес растерялся, все пути к отступлению были отрезаны. На лбу у него показалось несколько капелек пота. Он, не выбирая, назначил двенадцать мужчин присяжными заседателями, затем подошел к столу, поставленному для мирового судьи, и энергично постучал по нему маленьким молотком.
— Заседание суда начинается, — объявил он, стараясь придать своему голосу соответствующую случаю твердость.
— Подсудимая, будет ли ваши интересы защищать адвокат? — обратился он к миссис Дженнингс.
Та уже открыла рот — сказать, что у нее нет адвоката, — но тут вмешалась Микаэла. Кроме нее и обвиняемой, женщин в зале не было.
— Да, я представляю ее интересы, — четко выговаривая каждое слово, сказала Микаэла и твердо посмотрела Хоресу в глаза.
Хорес от удивления открыл рот и долго не мог обрести дар речи.
— Вы? Мне казалось, что вы врач.
— В данном случае я выступаю одновременно и как врач, и как адвокат. — Микаэлу было не так просто сбить с толку. В душе она, однако, спросила себя, не рискует ли, присваивая себе вторую профессию, тем, что лишится обеих.
Хорес начал с того, что попросил обвиняемую еще раз подробно изложить ход событий. И без того испуганную и растерянную миссис Дженнингс не раз прерывали выкриками из зала. Она оговаривалась, возвращалась назад и к самому началу, рассказ ее так затянулся, что, казалось, никогда не кончится.
Свидетельские показания ковбоя, того самого, что нашел труп своего хозяина, никак не могли в какой-то мере обелить обвиняемую. Напротив, он старался подбирать такие выражения, которые создавали у слушателей впечатление, будто миссис Дженнингс имела давнее желание положить конец многолетним ссорам с мужем таким образом.
Наконец Хорес дал слово защитнице.
— Всем нам хорошо известно, что Маркус Дженнингс пил — это, думаю, могут подтвердить многие из сидящих в этом зале. Я же как врач хочу сообщить суду, что при медицинском освидетельствовании миссис Дженнингс на ее теле обнаружены многочисленные следы систематических истязаний. Если бы миссис Дженнингс и нанесла Маркусу смертельные ранения, то и это не выходило бы за рамки самообороны.
В зале поднялся такой шум, что Микаэле пришлось замолчать. Из доносившихся до нее реплик присутствующих вытекало, что они уважали Дженнингса не только как верного собутыльника, но и как справного фермера. Кроме того, ей стало совершенно ясно, что, по глубокому убеждению этих мужчин, супруг, приучающий свою жену к повиновению с помощью кулаков, поступает абсолютно правильно. Усилием воли Микаэла заставила себя пропустить мимо ушей эти чудовищные утверждения, опасаясь, что в пылу возмущения уйдет далеко в сторону от того, что составляло суть ее речи.
— Я еще не закончила! — крикнула она наконец Хоресу, и тот, как и подобает судье, незамедлительно постучал по столу молотком, требуя тишины. — Я начисто упустила из виду, что, к сожалению, вы все считаете жен бессловесной материальной собственностью, с которой можно обращаться как угодно, — бросила она уверенно в зал, после чего Хоресу пришлось снова взяться за молоток и изрядно потрудиться с его помощью.
— Тихо! — кричал он. — Тихо! Или я буду вынужден освободить зал от публики. — Пожалуйста, доктор Майк, продолжайте.
— Даже если согласиться с вами, что самооборона не является основанием для оправдания, то все равно миссис Дженнингс не виновата, в этом у меня нет ни малейших сомнений. Мистер Дженнингс погиб не от удара, нанесенного ему женой. Он стал жертвой алкоголизма.
В салуне на миг установилась тишина, но затем ее в очередной раз взорвали выкрики:
— Сказанула! Курам на смех! Хороший глоток еще никому не мешал!
Хэнк, который до сих пор довольно равнодушно взирал на происходящее в зале, перегнулся через стойку и, перекрывая своим басом шум голосов, прорычал:
— А вы можете это доказать?
Прежде чем ответить, Микаэла пристально взглянула сначала на Хореса, а затем на миссис Дженнингс.
— Да, смогу, если получу на то разрешение от суда и вдовы покойного.
— В самом деле? Интересно, каким же путем? — В голосе Хэнка звучала нескрываемая насмешка.
— Путем вскрытия трупа.
В зале воцарилась мертвая тишина.
— Я докажу, что мистер Дженнингс умер из-за того, что у него в брюшной полости прорвался нарыв, образовавшийся в результате пьянства, — невозмутимо, твердым голосом продолжала Микаэла. Она повернулась к обвиняемой: — Даете ли вы согласие на вскрытие?
