— Пожалуйста, — ответила Джоанна, улыбнувшись нерешительности в голосе Кэти. Она достала из сумочки зеркальце, чтобы девушка могла увидеть, как на ней выглядят сапфиры.
— На мне они не смотрятся, — разочарованно протянула Кэти. — У меня неподходящее лицо для сапфиров. Ты должна надеть их, Джоанна. Не понимаю, почему ты не надела их тогда на прием.
— Нет, я думаю, не стоит мне сейчас этого делать, — уклончиво произнесла Джоанна. — Настоящие драгоценности не смотрятся при дневном свете… к тому же эти мне просто не подходят.
По какой-то необъяснимой причине она не могла себя заставить надеть эти серьги при Чарльзе.
В девять часов Чарльз посоветовал Кэти пораньше лечь спать. Неожиданно девушка обратилась к Джоанне.
— Мне так не хочется, чтобы ты уезжала в Лондон, Джоанна. Не могла бы ты сказать им, что не хочешь выступать! И осталась бы с нами, а?
Джоанна отвернулась от окна, через которое наблюдала за полетом ласточек.
— Мне бы тоже хотелось остаться, — тихо сказала она, — но у меня контракт. К тому же, как я буду зарабатывать на жизнь, если останусь в Мерефилде?
Кэти задумчиво почесала затылок. Она хотела что-то сказать, но передумала. Наконец, она произнесла:
— Да, я понимаю, здесь это невозможно. Ну, ладно… спокойной ночи.
Когда она ушла, наступило долгое молчание. Чарльз был увлечен своей книгой, а Джоанна опять вернулась к окну. В последнее время между ними не было стычек, но она понимала, что такое затишье вызвано лишь тем, что все они еще под впечатлением смерти бабушки.
— Ты и в самом деле хотела бы остаться здесь? — вдруг спросил Чарльз.
Джоанна обернулась. Он отложил книгу в сторону и потянулся за сигаретой. «У него усталый, даже измученный вид», — подумала она. Внезапно ей вспомнился разговор с Кэти вскоре после ее приезда. Что тогда сказала Кэти? Что-то о том, что они все должны слушаться Чарльза.
Тогда Джоанна подумала, что он настоящий деспот.
Сейчас она начала понимать, что пусть даже в нем и есть диктаторские замашки, его требования всегда обоснованы. Что бы они стали делать после смерти бабушки, если бы Чарльз не взял все дела в свои руки?
— Наверное, это потому, что я никогда не жила в таком месте, как Мерефилд, — медленно произнесла она, избегая прямого ответа на вопрос. — Здесь гораздо спокойнее, чем в большом городе. Не надо куда-то спешить, с кем-то соперничать. — Она улыбнулась, и в ее голосе появились нотки беспечности. — Может быть, в глубине души я провинциалка, а может быть, такая жизнь мне просто внове.
Чарльз задумчиво посмотрел на кольца дыма, поднимающиеся от его сигареты.
— Если ты и вправду хочешь остаться, в этом нет ничего невозможного.
При этих словах с Джоанной произошло то же самое, что было в то утро, когда он пришел попросить ее отложить отъезд — сердце забилось, перехватило дыхание.
— Что ты имеешь в виду?
Пауза между ее вопросом и его ответом была не более нескольких секунд, но ей они показались вечностью.
— Мне известно, что бабушка оставила тебе некоторую сумму. Не состояние, конечно, но достаточно, чтобы прожить безбедно год-другой.
— Понимаю. — Ей пришлось основательно напрячься, чтобы не разразиться полуистерическим смехом. «Ты дура, Джоанна Аллен! — обругала она себя. — Второй раз ты получаешь щелчок по носу. Чего ты ждала? Что он упадет перед тобой на колени и будет умолять выйти за него замуж?» Минуту-другую она молчала, чтобы в голосе не было дрожи. Потом спокойно сказала:
— Очень мило со стороны бабушки… и подумать не могла. Но я как-то не представляю себя ведущей праздную жизнь. К тому же, я чувствую себя больше француженкой, чем англичанкой. Поселюсь здесь, а потом начну тосковать по Парижу. А теперь, если ты не возражаешь, я тоже пойду спать. Спокойной ночи, Чарльз.
И, не дожидаясь его ответа, она быстро вышла из комнаты.
На следующее утро миссис Ховард позвала ее к телефону. Звонил Гюстав Юго. Он хотел встретиться с ней в Лондоне через два дня.
Когда Кэти узнала эту новость, она очень расстроилась. Чарльз же выслушал ее со своей обычной невозмутимостью.
— Ты должна сообщить нам, когда будет твое выступление по телевидению. Мы хотим посмотреть его, — спокойно сказал он.
Для Джоанны последние день и ночь в Мерефилде были самой изощренной пыткой, какую она только переживала. Если это значит любить кого-то, то она не хотела бы испытать это еще раз. Уже за завтраком она почувствовала себя узником, приговоренным к смерти, у которого истекают последние часы жизни.
В последнюю минуту Кэти сказала, что она не поедет на станцию провожать Джоанну. Она уже сейчас готова была разрыдаться.
— О Джоанна, увидим ли мы тебя когда-нибудь? — печально спросила она, когда Чарльз уже понес чемоданы в машину.
— Конечно, мы еще увидимся, милая. Может быть, когда ты станешь старше, ты приедешь навестить меня в Париж.
— Нам пора ехать. Осталось мало времени, — предупредил Чарльз, входя в холл.
Джоанна обняла Кэти.
— Не забудь написать мне, как тебе понравится телевизионное шоу, — попросила она.
Потом они с Чарльзом сели в машину и направились на вокзал.
К счастью, Чарльз не стал затягивать прощание. Он нашел ее место, поставил вещи и вышел из вагона.
— Я не буду дожидаться отправления, Джоанна, — коротко сказал он. — Желаю тебе удачи и спасибо, что приехала.
— До свидания, Чарльз. — Она протянула ему руку.
На секунду его сильные пальцы сжали ее ладонь.
— До свидания.
Джоанна осталась у окна и долго смотрела ему вслед, но он не оглянулся. Когда его приметная фигура скрылась наконец из вида, она упала на сиденье и закрыла глаза.
Она так и сидела неподвижно в углу, когда кондуктор пришел проверять билеты. Она поняла, что было для нее «концом света». Это было расставание с человеком, которого она любит и которого вряд ли увидит вновь, потому что он не любит ее.
Первого сентября, за несколько дней до премьеры Джоанна пошла на Пиккадилли в «Фортнум энд Мейсон» [12]купить себе перчатки. Она ожидала, что Лондон по сравнению с Парижем окажется менее интересным. Но хотя его архитектура сильно отличалась от парижской, город имел свое собственное лицо, и оно ей понравилось.
«Кто придумал, что англичане неуклюжи?» — недоумевала она, глядя с восхищением на безупречно одетых бизнесменов в котелках. И почему котелок вызывает столько шуток за границей? Ей он показался весьма симпатичной шляпой.
Но размышления об английских мужчинах, даже вообще, были опасны. Лучше уж думать о женщинах и девушках, которые здесь были не менее элегантны, чем в Париже.
Во Франции было много домов мод, но если человек не мог позволить себе приобрести одежду известного модельера, ему приходилось довольствоваться изделием какой-нибудь портнихи, которая не всегда бывала достаточно искусна. А в Лондоне витрины магазинов были заполнены красивой готовой одеждой и, как показалось Джоанне, очень дешевой.
Большую часть своего свободного времени она проводила разыскивая очередную твидовую юбку или свитер из овечьей шерсти, или посещая антикварные лавки, или просто гуляя по городу. Но это не помогало от сердечной боли.
А в этот день она купила себе перчатки и спустилась на первый этаж, в продовольственный отдел — если такое скромное определение можно было применить к этой Мекке гурманов, где среди розового мрамора и мягких ковров разгуливали одетые в норку покупательницы. Побродив по секции холодных закусок, где можно было заказать все и для пышного банкета и для скромного пикника, Джоанна покинула магазин и не спеша направилась в отель «Риц».
Гюстав, который знал Лондон не хуже, чем Париж, жаловался, что даже лучшие отели и рестораны становятся слишком людными. Только «Риц» оставался последним бастионом прошлой эпохи. Только здесь можно было удобно устроиться и не повышать при разговоре голос, чтобы перекричать шум других голосов.
