— Вы когда-нибудь слышали о «Вандине»? — спросил он. Дез явно не знал, о чем речь. Но Стив слышал это название. — Если так, то, может быть, вы знаете, кто такая Дина Маршалл.

— Смутно представляю.

— Она моя мать.

Стив присвистнул:

— Ты хочешь сказать, что Дина Маршалл — твоя мать?

— По крайней мере, так написано в документе.

— А отец?

— Ничего не сказано. Наверное, один из таких уродов, как Бредли.

— Кто такая Дина Маршалл? — спросил Дез.

Стив объяснил ему.

— Вот дерьмо! — Дез провел рукой по волосам. — Ты, наверное, нас дурачишь, а?

— Зачем мне это нужно? — Мак поставил стакан, полез в карман и вытащил бумажник. — Вот. Здесь черным по белому написано.

Он передал бумагу Дезу. Стив заглянул через плечо приятеля.

— Ничего себе! — протянул он.

Мак спрятал свидетельство о рождении обратно в бумажник. Все трое сидели молча.

— Ты пробовал когда-нибудь найти ее? — спросил Стив.

— Думал об этом много раз.

— Но так ничего и не сделал?

— Нет.

— Почему?

— Не думаю, что она будет рада, если я вот так свалюсь к ней как снег на голову. Если я не был нужен ей тогда, то не нужен и сейчас.

— А может, обстоятельства изменились. Возможно, она жалеет, что так поступила. — Мак молчал, а Стив продолжал: — У нее ведь не было никакой возможности найти тебя, ей все равно не сказали бы, кто тебя усыновил. Если кто и должен был первым сделать попытку встретиться, так это ты.

— Конечно!

— Так почему же ты не сделал этого?

— А ты бы хотел, чтобы от тебя отказались дважды?

— Я бы все равно попробовал на твоем месте. Я не смог бы устоять перед искушением увидеть ее лицо, посмотреть ей в глаза, услышать, что она скажет. Все ведь может оказаться совсем не так, как ты думаешь. Представь, что у нее была причина, чтобы так поступить.

— Не исключено. Но не думаю, чтобы я был такой уж большой обузой для нее.

— Но ты же не дал ей возможности объяснить. Может быть, она из кожи вон лезет, чтобы найти тебя. Если ты найдешь ее, то, кто знает, тебе, пожалуй, больше не придется никогда работать.

Глаза Мака потемнели.

— Мне от нее ничего не нужно. Она мне ничего не должна!

— Да ты с ума сошел! У нее денег куры не клюют.

— Я не нужен ей, а мне не нужны ее деньги. Меня тошнит от всего этого.

— Ты ведь из-за нее врезал Бредли, а, Мак?

— Нет. Просто этот парень задел меня. Оставим это, Стив.

Стив покачал головой, думая о том, что рассказал Мак. Он решил собрать кое-какие сведения о Дине Маршалл, но ничего особенно нового он не открыл. Дина Маршалл владела одной из самых крупных в «Бизнес Лиге» компаний под названием «Вандина». Он узнал, что у нее и ее мужа Вана Кендрика нет детей. Было очевидно, что если Мак все сделает правильно, то сорвет крупный куш. Но Мак никогда не умел пользоваться ситуацией.

— Неужели тебе даже не интересно? — спрашивал Стив, пробуя подойти с другой стороны.

— Пожалуй, интересно.

— Вот я и говорю! Что ты теряешь? Давай, повидайся с ней. Ну хотя бы напиши. Сообщи, что тебе известно, кто ты.

— Ну я не знаю…

— Ради Бога, Мак. Съезди к ней на следующей неделе. Уж я бы не откладывал.

— Я подумаю. — Больше Мак не сказал ни слова.

Он думал и в конце концов решил, что в словах Стива есть доля истины, хотя он и слишком практичен, как все американцы.

Как Мак и сказал, он не ждал многого от этой встречи, а уж тем более богатства. Предложение взять деньги он расценил бы как оскорбление, попытку откупиться от прошлого. Но ему не терпелось узнать, была ли у матери настоящая причина для такого шага — ему хотелось услышать это от нее самой. Это было главным для Мака. Он очень хотел избавиться от чувства унижения, возникшего в тот момент, когда в шестнадцать лет он узнал, что был усыновлен.

А если бы он знал это всегда? Хотя какая разница? Он все время вспоминал пережитое потрясение и свое нежелание смириться с реальностью.

Приемные родители, конечно, никогда не хотели говорить ему правду, даже несмотря на советы психологов. Вскоре после усыновления они переехали в другой город, где никто не знал, что Мака взяли из приюта. Они хранили свою тайну, подсознательно ощущая, что разглашение принесет больше вреда им, чем самому мальчику.

Иногда они очень переживали, что не сказали ему правду, а иногда, казалось, сами забывали о ней, представляя, что он их родной сын. Но Мак взрослел, и они стали понимать, что когда-нибудь он сам все узнает, что лучше им самим все рассказать ему.

Когда ему исполнилось шестнадцать, они решились. Он получил в подарок все, о чем мечтал, в том числе персональный компьютер, дорогие тренировочные снаряды, костюм и флейту. Они думали, что эти вещи смогут стать подтверждением их любви, если таковое потребуется. Мать весь день прибирала в доме, а отец закурил трубку, что он делал не часто. И они сказали ему.

Они объяснили все как-то неудачно. И Мак никак не мог поверить своим ушам. Поначалу он ни о чем не спрашивал: слишком потрясен был услышанным, он просто не мог сдвинуться с места. Потом он почувствовал себя неловко и захотел уйти в свою комнату. Желание бежать от всего этого становилось все сильнее. Он схватил подарки и побежал к себе наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Влетев в комнату, он захлопнул дверь.

Какие-то новые эмоции переполняли его; они потихоньку рассеивали туман, застилавший сознание, не желавшее верить всей этой чепухе, но он не знал, что это за эмоции, даже не пытался понять, что с ним происходит. Он знал одно: его мир рухнул, он всю жизнь провел во сне. Он открыл глаза, осмотрелся: привычные шторы, обивка кресел, мебель в его комнате, которую он выбирал сам, — все это принадлежало раньше сыну тех двоих, сидевших внизу; теперь это стало ничьим.

Он отвернулся и сжал кулаки, пытаясь упорядочить путаницу мыслей, но ему это не удалось. Все здесь стало чужим. Все это никогда не было его.

Через какое-то время он встал и подошел к зеркалу. Он смотрел на свое отражение, но теперь уже совсем по-новому. Кто стоял в зеркале перед ним? С ним никогда такого не было, он никогда не сомневался в своих родителях; теперь перед ним стоял незнакомец. Эти русые волосы, карие глаза, ямка на подбородке — чье все это? Он знал, что пройдут дни, недели, а он будет по-прежнему задавать себе эти вопросы, даже когда переборет свое любопытство. Все рушилось, и не важно было, что будет дальше.

Как они могли так долго скрывать от него? Они должны были сказать, он имел право знать. Но они не сделали этого. Они заставили его жить в иллюзорном мире, и сейчас несколько каких-то корявых слов выбили почву у него из-под ног.

«Я ненавижу их!» Мак знал, что это не поможет. Эти люди всегда были добры к нему, ему не за что было их ненавидеть; но они должны были сказать ему. Должны!

Разные чувства, как волны, захлестывали его, мысли, тесня друг друга, роились в голове. Все кружилось и плыло, то пропадая, то появляясь; казалось, что он сам разрывается на части.

В дверь тихо постучали. Его голова гудела; лицо не выражало ничего, кроме злости. В дверях появилась мать — нет, не его мать, а незнакомка, которая всегда себя за нее выдавала.

— Стивен… — Ее лицо было красным, припухшим, как будто она плакала. — Стивен, с тобой все в порядке?

«Нет! — хотелось ему закричать. — Я не в порядке и никогда уже не буду в порядке!»

Он промолчал.

Она вошла и закрыла дверь.

— Не надо так. Я знаю, каково тебе, но…

— Почему вы не сказали раньше?

— Мы не хотели разочаровывать тебя. И мы никогда не думали о тебе иначе как о нашем сыне.

Он хотел возразить. Хотел сказать, что если ты дал жизнь человеку, то такое не забывается, но не стал. Она выглядела такой расстроенной и разочарованной, что, несмотря на собственную боль, Мак не хотел нанести и ей удар. Он опять посмотрел в зеркало на кареглазого парня в майке для регби и светло-синих джинсах.