Последние сомнения улетучились. Пропади все пропадом! Он наклонился и поцеловал ее.

Прошло какое-то время, прежде чем они покинули машину и отправились в коттедж, и к этому моменту они оба знали, что произойдет. Казалось, это неотвратимо и столь желанно, что тени уходящего дня и чувство вины отодвинулись на второй план, они уже ничего больше не значили. Ари и Корфу были на расстоянии вселенной, а напряжение и стрессы переместились в самые далекие уголки сознания. Все казалось призрачным, нереальным, совершенно неважным. Сейчас Мэгги отдалась чувствам, которые обострились до предела. Ее охватило опьянение, которому невозможно было противиться. Едва успев отворить дверь и включить свет, она сразу прильнула к Майку, не желая отпускать его ни на секунду.

Майк. Его имя нежным эхом отдавалось в ее душе. Она так любила его, что, казалось, готова была объявить его имя всему свету с крыши небоскреба. Но его губы были крепко прижаты к ее рту, поэтому она пыталась говорить каждой своей частичкой, обхватывая руками его шею, прижимаясь всем телом к нему, чувствуя, как он отвечает ей.

Его губы опустились ниже, покрывая поцелуями ее подбородок и шею. Ее кожа будто загоралась под его поцелуями, столь чувственны они были. Легким движением он поднял ее, как ребенка, и понес в гостиную. Майк опустился на колени и положил ее на мягкий диван. Они опять начали целоваться со страстью людей, которые желали друг друга с первого момента встречи.

На какое-то время они полностью отдались опьянению от поцелуев. Но это длилось недолго. Его руки скользнули под ее свитер и уже прикоснулись к груди, она немного отодвинулась, но только для того, чтобы помочь ему раздеть себя.

О это прикосновение его рук к ее разгоряченному телу! Как приятно самой прикасаться пальцами к его гладкой, мускулистой спине. У Мэгги голова шла кругом. Она не думала сейчас ни о чем, она только чувствовала, она была переполнена им.

На всю жизнь запомнила она и свое чисто эстетическое наслаждение красотой его тренированного тела, привыкшего к нагрузкам, свежему воздуху и солнцу. Она никогда не забудет прикосновение кожи к коже, слияние двух людей, так долго желавших друг друга. Это она будет помнить всегда. Она ощущала тяжесть его тела, чувствуя себя беззащитной и одновременно свободной, боясь сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть предвосхищение того, что должно случиться. И потом, когда они занимались любовью, все произошло неожиданно быстро. Реальность опять вернулась к ней, но все так же ничего не значила. Ари, Роза, Брендан оставались призрачными тенями, в то время как Майк был здесь, рядом, держал ее в своих объятиях.

— Мэгги, — сказал он нежно.

— Ты не уйдешь, Майк, правда? Не оставишь меня?

Его голос был твердым и от этого еще более проникновенным:

— Нет, Мэгги. Никогда.

Эту ночь они провели на узкой кровати, в комнате для гостей. Им было не очень-то удобно, ведь Майк не отличался субтильностью, но спать вместе в кровати Розы они не могли. Теплота и близость еще не совсем знакомых рук сделали эту ночь бессонной, но они не возражали. Они занимались любовью еще дважды: один раз сразу после полуночи, уже почти найдя единственное удобное для сна положение, пригревшись и засыпая, однако успев возбудиться; и еще раз на рассвете, когда запели птицы за окном и ранние лучи солнца проникли сквозь занавески.

Позднее, когда они приняли душ и позавтракали, огонь вновь открытой любви был все еще с ними, окутывая все, даже преследовавшие их проблемы, легкой розовой дымкой.

— Хорошо, если бы мне не надо было идти в школу, — сказал Майк, допивая свежесваренный кофе из большой Розиной керамической чашки во французском стиле.

— Да, было бы здорово.

— Я постараюсь уйти из школы, как только смогу, и надеюсь увидеться с тобой вечером дома. — Они уже решили, что она переедет в квартиру Майка: одна ночь в узкой постели была романтичной, другие станут изнуряющими. — С тобой все будет в порядке.

— Да, все будет хорошо. Я поеду, как только уберу здесь.

Но когда он ушел, она мгновенно почувствовала полное одиночество, и на миг тень вчерашнего кошмара оказалась снова здесь, нависая над ней. Когда звук двигателя его машины затих вдали, утренняя тишина показалась ненатуральной, не было даже привычных для сельской местности звуков: ни пения птиц, ни мычания коров. Только неожиданный шорох у изгороди доказывал, что Мэгги не единственное живое существо в этом необычайно молчаливом мире.

Она вернулась в коттедж. Следы недавнего завтрака на столе, вид двух чашек, блюдец и тарелок согревали, позволяли ей представлять, будто Майк все еще здесь, рядом с ней. Она поднялась наверх, чтобы убрать в спальне. Казалось, что аура любви все еще наполняет маленькую комнату, простыни еще хранили тепло их сплетенных тел, и вмятина, оставленная Майком на подушке, была все еще видна. Она присела на край кровати, вспоминая и наслаждаясь.

Как она может чувствовать себя совершенно счастливой, когда, по совести, она не должна чувствовать ничего, кроме вины? Как она может быть так бесконечно счастлива, зная, что обманула их — Ари и Розу? Но она была счастлива. Они казались ей удивительно нереальными; только Майк сейчас имел значение, заполняя до краев ее мир, и она решила не задавать вопросов сейчас. Еще будет достаточно времени позже для объяснений и раскаяний. Наслаждайся этим, пока можно, запоминай каждое счастливое мгновение несмотря на то, что может принести будущее.

Она собрала постель, отнесла простыни и наволочки вниз и загрузила их в стиральную машину. Потом включила радио и слушала музыку, занимаясь уборкой, но когда начался выпуск новостей, она выключила приемник. Она не хотела услышать о смерти Брендана, а о ней, вероятно, должны были говорить. Она не хотела позволить призраку реальности вторгаться в ее хрупкое счастье.

Пока гудела стиральная машина, она уложила вещи, которые могли понадобиться ей у Майка, в небольшой плоский чемодан — почти все, что она брала с собой, когда путешествовала налегке: кое-что из одежды, туалетные принадлежности, ночную сорочку, хотя трудно было представить, что ей понадобится ночная сорочка, если судить по прошлой ночи. Эта мысль вызвала волну жара, охватившего все ее тело. Она уже с трудом могла ждать, когда же снова окажется в его объятиях.

Мэгги почти закончила сборы, когда зазвонил телефон. Она бросилась вниз, надеясь, что это Майк, хотя разум подсказывал ей, что он, скорее всего, сейчас на уроке.

— Алло?

— Маргарет? Это твоя мама.

Ее сердце упало.

— А, привет, мама.

— Маргарет, ты читала газеты?

— О… — Ее отбросили в реальность. — Ты имеешь в виду…

— Брендан, Маргарет, это ужасно. Я, конечно, никогда не любила его, но такое… — Ее голос сорвался. — Вся первая страница «Вестерн Дейли Пресс» о нем. Имя Розалии тоже упоминается.

— И что там говорится?

— Что она пропала. Что никто не знает, где она. Ссылаются на тебя, что ты очень обеспокоена. Похоже, они знают, что ты вернулась с Корфу. Как они могли узнать?

— Это длинная история. Мы подумали, Майк и я…

— Да, о Майке там тоже говорится. Его назвали дружком Розалии. Это определенно смущает. Я только надеюсь, что не все наши друзья читают эту газету. Большинство из них предпочитают «Телеграф», но все-таки.

Как всегда, Мэгги чувствовала раздражение от материнской суетности. Роза пропала, Брендан мертв, а ее волнует, что подумают друзья!

— Гарри говорит, что все это позорно, — продолжала Дульсия. — Он чувствует, что Брендан имеет отношение к исчезновению Розы. Это смешно, конечно, если вовсе не клевета.

— Не думаю, что кто-либо может клеветать на мертвого, мама. И если огласка поможет нам найти Розу, то, я думаю, стоит потерпеть кривотолки.

Дульсия выразила негодование:

— Нет нужды говорить со мной в таком тоне, Маргарет. Я по-прежнему думаю, что смешно предполагать, что с Розой случилось что-то ужасное. Я бы хотела, чтобы ты выкинула это из головы.