полежит, это точно.
Лачи склонилась над люлькой. Жив... Но если права несостоявшаяся убийца, в
люльке под роскошно вышитым одеяльцем лежит наследник престола Нарасимха, о
рождении которого девять месяцев назад, еще до заключения мира, объявили по
всему городу. В честь рождения наследника палили пушки, а на площадях всех
бесплатно угощали сладостями, невзирая на военное время. Выходит, только что она
спасла сына раджи - и, значит, будущего раджу Джайсалмера, защитника государства
и веры. Сама того не ведая, она сторицей расплатилась с рани за браслет. Да что
там браслет! Если повелители узнают, что она для них сделала, ее озолотят, во
дворец возьмут - и можно будет навсегда распроститься с заведением Падмалати и
пьяными, грубыми, похотливыми мужиками. Еще минуту назад она о таком боялась
даже мечтать...
Вторая мысль была подобна ведру ледяной воды, вылитому на голову, и заставила
проступить холодный пот. Во рту мгновенно пересохло. Если какая-то, не слишком
богатая девица решилась на такое - значит, не опасается чудовищной казни,
которая неминуемо ее ожидает, если о преступлении станет известно, и если
останутся живы родители мальчика. А значит... Ох, не зря ходили на ночную
молитву молодожены, и не зря так озабоченно звучал голос рани. Наследника имеет
смысл убивать только в одном случае: если с нынешними правителями покончено...
Или вот-вот будет покончено.
Лачи судорожно сглотнула. Она явственно представила себе, как ее хватают
палачи неизвестного узурпатора (хотя почему неизвестного - кроме Бахадура, дяди
нынешнего раджи, захватывать престол некому), тащат в застенок и там подвергают
пыткам, заставляя удовлетворять все свои прихоти. Несмотря на юность, Лачи
довелось пережить немало, воображение нарисовало вовсе уж невеселые картины.
Оставаться во дворце - безумие... Но бросать только что спасенного - уже
преступление. Девушка перекинула косу за спину, сплюнула от злости, нечаянно
попав на тело несостоявшейся убийцы... и решительно взяла наследника престола из
колыбели.
- Мы уйдем отсюда, царевич Нарасимха, - шептала она, поднеся губы к самому
лицу ребенка и краем покрывала вытирая заплаканное лицо. - Ты будешь мне сыном -
плевать, что ты сын рани. Мой-то мог бы родиться месяц назад, да не получилось у
него, мертвым родился, и я чуть за ним не отправилась. Но ты послан мне великой
Амриттхой вместо него, это точно. И я выращу тебя, пусть не царевичем, а только
сыном шлюхи - зато я дам тебе любовь. И представь себе - я буду знать, как зовут
твоего отца! Кто мой отец, моя мать не знала, а ее мать не знала, кто породил
ее. Так что ты будешь особенным сыном, дорогой. А чей ты наследник, я никому не
расскажу. И тебе тоже, уж прости меня. Потому что раджей убивают, а я не хочу,
чтобы погиб мой сын... Ты согласен? Ну так пошли, Лачи тебя спасет. Только будь
любезен, повелитель, пока мы не выбрались в город - помолчи. Ты же сын воина,
внук и правнук воинов. И зовут тебя не как-нибудь, а Нарасимха. На-ра-сим-ха.
"Сын льва", не кто-нибудь. Потерпи...
Роскошного одеяла как раз хватило, чтобы завернуть Нарасимху целиком. Теперь,
если накрыть покрывалом, никто и не заподозрит подвох. Если, конечно, наследник
престола не начнет хныкать, когда рядом будут люди. Отлично. Теперь, милостивая
Амриттха, только бы найти выход на улицу. Если настоящие родители выживут,
никогда не поздно будет его вернуть.
Но сейчас об этом Лачи думать не хотелось. Она шла, все так же неслышно ступая
босыми ногами по дорогим коврам, и царевич Нарасимха, будто понимая важность
момента, молчал - даже когда пришлось шарахнуться от пробегающих стражников с
окровавленными тальварами и дымящимися пистолями, схоронившись в ответвлении
коридора. Немного придя в себя от страха, что ее обнаружат, Лачи углубилась в
открывшийся коридор. Даже когда где-то за стеной раздался грохот мушкетных
выстрелов и жуткий хрип умирающего. Даже когда в ноздри обоим шибануло пороховой
гарью и железистым запахом крови - в одной из комнат только что затих бой. Лачи
поняла: сегодня она не ошиблась.
Она и сама не помнила, как выбралась. Просто за одной из дверей оказалась та
самая караулка, через которую она проникла во дворец. Сейчас караулка была
пуста, рибодекину укатили, а мушкеты расхватали. Свои, чужие - не поймешь. Да и
кого в начавшейся бойне она могла назвать своими? Заветная дверь оказалась
открытой: сегодня опаснее внешнего врага был внутренний. Лачи шагнула в
испепеляющую жару джайсалмерского полудня, наполненную ослепительным блеском
солнца и сонной тишиной. В этот час без крайней необходимости люди старались не
покидать дома, только самые неугомонные и те, кому некуда было податься,
оставались на улицах, да священные коровы бродили по раскаленным улицам,
подбирая отбросы.
Лачи облизнула губы. Солнце немилосердно пекло непокрытую голову, босые ступни
жгла раскаленная пыль, приходилось почти бежать, опасаясь слететь с узкой тропы
в пропасть. Но Лачи не остановилась, раз за разом повторяя молитву Великой
Матери, девушка быстро шагала вниз. Больше всего она опасалась дозорных на
стенах и в башнях вдоль дороги, но последние по мирному времени пустовали, а
дозоров на стенах в этот день не было. А если кто случайно и оказался, ему и в
