- Значит, так, Моррест, - вновь обратился к нему Гестан. - Сейчас тебя накормят - а потом не беспокойся ни о чём, лучше постарайся выспаться. Сам понимаешь, до зимы осталось чуть-чуть...
Моррест поправлялся быстрее, чем опасался, но существенно медленнее, чем хотелось. Приходилось пить горькие целебные отвары, что готовил взятый повстанцами из подлесной деревеньки знахарь, есть жидкую кашицу - не то, чтобы у повстанцев осенью были трудности с продовольствием, но ничего иное после недельного голода в живот бы не полезло. Организм быстро восстанавливал силы, и всё-таки казалось, что он что-то не успевает, и надо спешить, пока не случилось непоправимое...
И всё-таки настал момент, когда он почувствовал себя почти прежним, а знахарь заявил, что он здоров. Моррест поднялся с ложа из набитого соломой тюфяка и вылинявшей медвежьей шкуры вместо одеяла - наверняка её утащили у какого-нибудь местного помещика. На лёгком складном столике, тщательно выстиранная, заштопанная и пропаренная, от вшей, лежала его одежда. Доспехи повстанцы тоже оставили, только тщательно начистили. В дневном свете таинственное фиолетовое мерцание металла было особенно заметно. Исчезла только алебарда - но Моррест особенно не жалел. Его внимание привлекли дары предводителя повстанцев.
Не только то оружие, что принёс он из подземелья, получил Моррест. Рядом с алебардой лежали окованные медными полосами деревянные ножны полутораручного меча. Нет, конечно, не парадное оружие, инкрустированное бриллиантами - обыкновенный трудяга войны. Потёртая рукоять, выщербленная гарда наводили на мысль, что оружие - старое. Меч легионера старой Империи. Но ножны всё равно сработаны тщательнее и искуснее, чем сделали бы сейчас.
Моррест не удержался: одним движением распустив предохранительный ремешок, потянул оружие из ножен. С лёгким шипением клинок покинул уютное гнёздышко, сверкнула в свете ненастного дня покрытая травленным узором сталь. Не оружие с завода Михалыча, конечно, но и с нынешними новоделами никакого сравнения. Одним слитным (не забылось!) движением он вынес меч из ножен и, плавно перетекая в боевую стойку, закрутил стремительную "восьмёрку". Никакого сравнения с поделками, созданными после Великой Ночи: отменно сбалансированное оружие почти не отягощало руку, лезвие со свистом рассекало прохладный воздух, кожаная оплётка рукояти лежала в ладони, как влитая. Чувство было жарким и острым, как страсть, и таким же пьянящим.
Позднее осеннее утро народилось серым и унылым, с неба сыпала и сыпала ледяная морось. Расположившийся в пригородной деревушке на постой отряд ещё спал, жадно добирая последние минуты до подъёма по сигналу трубачей. Еда и сон вволю - настоящий праздник для солдата. И того, и другого постоянно не хватает. После походного "лазарета", где над ранеными "колдовал" старик-лекарь, тело жаждало разминки.
Привычные упражнения оставляли мозг во власти воспоминаний. Ещё на Гевине, уча его азам мечевого боя, Эвинна показывала комплекс упражнений, необходимый, чтобы держать себя в форме. В том мире Моррест не уделял спорту внимания, и даже армия обошла его стороной. Здесь пришлось навёрстывать упущенное, а когда в ходу холодное оружие, от бойца требуется больше, чем в его мире. От непривычных нагрузок болело всё тело, пропущенные удары учебных мечей оставляли синяки и кровоподтёки. Честно говоря, тогда он чуть не взбунтовался. Остановило твёрдое понимание: в грядущей войне не выжить без воинского мастерства. И, конечно, то, что преподавателем была Эвинна.
С тех пор, за исключением года в плену, Моррест каждое утро отдавал танцу с мечом. С какого-то момента, когда тело запомнило основные движения, переходы, приёмы, сама возможность разогреть мышцы стала доставлять удовольствие. Приятно ощутить власть над телом и оружием, снова и снова шлифуя узор отточенных движений. В такие минуты понимаешь, почему рыцари его мира давали мечам имена и относились к ним, как к родственникам. А в этом мире - и того больше. Кое-кто из местных воителей полагал, что в шелесте клинка в воздухе можно расслышать голос Богов. И тот, кто это сможет, кто войдёт в боевой транс, впитает в себя спокойствие мироздания и переменчивость пламени - обретёт непобедимость.
Но сейчас того единения с оружием, когда окружающий мир, меч и сам Моррест сливались воедино, он не чувствовал. Меч послушно рассекал стылый, наполненный влагой воздух, выписывал восьмёрки, прикрывал хозяина серо-стальным размытым диском, выстреливал длинными, исполненными красоты атакующей змеи, выпадами - но всё немножко не так. То с небольшим запозданием, то слишком быстро и суетливо, да ещё и немного не доворачивая кисть, и тем самым открывая бреши в обороне.
Помнится, Эвинна говорила: каждый рыцарь учится воевать с четырёх лет, сначала с игрушечным деревянным мечом, потом с утяжелённым учебным - в руках мастера уже смертоносным оружием. А настоящий боевой меч ему доверяют не раньше четырнадцати, после посвящения в рыцари, и с этого момента он может хоть жениться, хоть воевать. И это не предел - у кетадринов с кинжалом вытворяют чудеса и двенадцатилетние мальчишки. Любимая предупреждала: если в строю фехтовальные навыки особой роли не играют, в поединке с профи лентяю не выжить. Уже месяца без упражнений достаточно, чтобы потерять форму, а уж если прошёл год...
По меркам Земли, где фехтование давно стало спортом, возможно, получалось неплохо. Моррест был уверен, что на мечах и теперь уделал бы любого реконструктора. Ну, может, почти любого, и это невзирая на отточенное мастерство и зрелищность последнего. Так биатлонист может стрелять даже точнее спецназовца - только в бою вряд ли победит. Но против тех, чья профессия - убивать врага в рукопашной, тем самым биатлонистом выглядит уже он.
Моррест устало опустил меч, отёр лезвие плащом (не хватало ещё, чтобы клинок приржавел в ножнах, такое бывало, и в бою за это платили жизнью), рука сама вбросила меч в ножны. Теперь - новое испытание, пойти вымыться в осенней Эмбре. То ещё удовольствие: в ясную ночь лужи уже покрываются льдом, да и река немногим теплее. Можно, конечно, не мыться - но любая потёртость или прыщ могут стоить жизни: не сумеешь достаточно быстро уклониться или нанести удар. А значит, как бы холодно ни было - вперёд, на реку, смывать пот и само воспоминание о канализации. Впрочем, нет, его как раз не смоешь...
Неловко переступая на немеющих от холода ногах, Моррест входил в воду. В июле, то есть месяце Мечей (странно, земные названия ещё вспоминаются) тут, наверное, прекрасный пляж, да и поплавать есть где. Хочешь - в спокойном, стоячем затоне, где полно мелких заиленных мест, хочешь - на стремнине, выгребая против течения. Но в самом конце месяца Улитки, когда пару раз уже сыпался с неба мокрый снег ... Вот почему рыцари не любят воевать зимой! И именно поэтому зимой придётся воевать повстанцам.
Дальше длить эту пытку Моррест не стал. Собравшись с духом, выдохнул - и разом макнулся в воду с головой. Поплыл, загребая воду крепкими руками. Главное - не давать себе ни минуты передышки, иначе недолго околеть. Теперь развернуться - и против течения... Достаточно, не хватало ещё воспаление лёгких заполучить. На Сэрхирге такое не лечится.
Он торопливо растирался, натягивал штаны, рубаху, куртку, сапоги. Теперь - бегом, чтобы посиневшее от холода тело разогрелось, сердце погнало кровь по жилам. Иначе уже завтра он свалится с простудой, а сопливый мечник, это, знаете ли...
- Видел, как ты мечом крутил, - вбегая на околицу деревни, услышал Моррест. Замер, тяжело дыша: и тут явный регресс, надо навёрстывать. Он итак не многое может противопоставить рыцарям, а сколько уже потеряно! А Эвинны, между прочим, уже полгода как нет в живых. - Молодец, командир!
Моррест недоумённо глянул на бывшего сотника. Издевается, что ли? Да нет, серьёзен, как рыцарский конь на параде. Неужто не оценил это безобразие по заслугам? Ведь два года назад, помнится, был вполне достойным командиром. По меркам сгнившей Империи - так и вообще Суворовым.
