- Это Моррест ван Вейфель, - представил пленника командир стражи. - Тот самый. Вы можете его забрать.
Но не всё оказалось так просто. Сперва на пленника, чумазое заросшее лицо которого в полутьме казалось жутким, нацепили тяжеленные кандалы - сперва ножные, потом ручные. Перед тем Барген их вдумчиво осмотрел, кажущиеся подозрительными звенья даже простукал пальцем. Если в металле есть предательская щель, она выдаст себя лёгким дребезжанием - слушать металл его учил ещё отец. Прочность, наличие ржавчины, вес, отсутствие подпилов и слабых звеньев... Да, такие не разорвать и трижды богатырю, в них нельзя ни драться, ни бежать. А если соединить их дополнительной цепью - то выпрямиться во весь рост или лечь на спину. Сколенец претерпел надевание кандалов спокойно, даже как-то безразлично. Иного он и не ждал.
- Цепи в порядке, - произнёс Барген. - Отцепляйте от стены.
Пришёл черёд массивной чугунной цепи (Барген отметил очень неплохую ковку и пайку звеньев - такая не подведёт, лопнув в неподходящий момент). Один её конец крепился к штырю, намертво вбитому в стену, второй - к ошейнику из толстой полоски металла, державшемуся на заржавленных болтах. Их сноровисто вывинтил тюремщик поздоровее, воспользовавшись небольшими пассатижами. Со скрипом одна из половинок ошейника раскрылась - и пленник с наслаждением ощутил, что натёршая шею железяка больше не давит на плечи.
- На выход, - по-сколенски распорядился Барген, стараясь казаться строгим и властным. Вроде получалось. - Вещи есть?
- Только то, что на мне, - усмехнулся узник. - Это что, казнь?
- Быть может, - буркнул Барген. Пусть проклятый мятежник, враг короля Амори, понервничает лишний раз - глядишь, ещё и раскается. - Не болтай, подставляй голову.
Тюремщик быстро и ловко завязал глаза Морресту. Барген придирчиво проверил повязку - нет, даже при дневном свете подглядеть было бы невозможно, что уж говорить о подземном сумраке. Следом он с чистой совестью позволил завязать глаза себе. Обоих стражники несколько раз повернули из стороны в сторону, добиваясь, чтобы они полностью потеряли ориентацию - и повели обратно.
"Ну что ж, - философски подумал Моррест, чувствуя, как неторопливо плывёт над землёй в крепких руках часовых. - Даже если казнь, по крайней мере, всё кончится раз и навсегда. Всё лучше, чем гнить в кутузке!"
Но отчего-то пришла уверенность: началась совершенно новая страница жизни.
Глава 3. Корабли на горизонте
Барген перестарался. Повязку с глаз Морреста сорвали лишь в порту - когда узника и мешки с дарами бывшему Императору сгрузили с телеги на каменный пирс. Моррест огляделся - и с наслаждением задрал голову, любуясь на звёзды и подставляя лицо солёному ветру. Вне сомнений - его вытащили из тюрьмы, постылое заточение кончилось. Да, вскоре он попадёт на корабль, откуда не сбежишь. Но ведь любой корабль рано или поздно войдёт в какую-нибудь гавань, так? А это - шанс. Тот самый, к которому он упорно готовился в камере. Только бы обхитрить этого юнца, судя по выговору, предателя-сколенца, продавшегося Амори с потрохами. И Амори поплатится за всё!
- Живее, не задерживай! - буркнул конвоир, древко копья ткнуло Морреста в копчик. Не смертельно, даже почти не больно - просто чтобы напомнить, что он тут не гость, а пленённый враг, который жив только по милости победителей. Мысленно выругавшись, Моррест вступил на трап. "Вы правы, ребятки. Чем скорее мы выйдем в море, тем больше надежд, что удастся освободиться".
Моррест шёл по палубе, мимо рядов скамей с гребцами. В море здесь они и ночевали в жару, дождь, шторм и мороз, здесь ели и здесь же спали. Только по нужде, и то по одному и под охраной, их отсоединяли от общей цепи, позволяя добраться до поганого ведра. Ещё до восстания Эвинны он бывал на такой галере - и пассажиром, и рабом-гребцом, и узником, и солдатом. Что ж, самое плохое - оказаться гребцом, тогда, наверное, уж лучше в рудники. По крайней мере, там не надо засыпать под холодным осенним дождём, и не захлёстывает волнами в шторм. Но сажать на вёсла государственного преступника не решились - верно, вспомнили, что именно восстание гребцов положило начало Гевинскому восстанию.
Вместо этого Морреста погнали в душный, провонявший немытыми телами и экскрементами трюм, в котором, похоже, раньше перевозили рабов. То ещё развлечение - несколько недель кряду сидеть на цепи, покидая трюм раз в день, чтобы добраться до поганого ведра. Ну и, конечно, в обоих случаях ни малейшей демократии: за провинность могут избить до полусмерти, за попытку сопротивления - просто прикончить. На сей раз в трюме он ехал один - остальное пространство завалили мешками с зерном, какими-то тюками, пахнущими свежевыделанной кожей и металлом, несколько бочек с чем-то жидким - похоже, что с самогоном. Придуманная Михалычем забава пошла в массы, с его лёгкой руки дрянная самогонка воспринимается как благородный напиток. Наверняка кому-то знатному везут подарки. А что в том мешке звякает - уж не золото ли?
Увы, мешки с зерном оказались слишком далеко от того места, где приковали единственного пленника. До самогона тоже было не дотянуться, да и как прикажете пить прямо из бочки? Ближе всего оказались мешки с какой-то золотой утварью, но толку-то от золотишка на корабле в открытом море, когда вокруг стража?
Морресту надели такой же, как в тюрьме, ошейник, цепь крепилась к прочной переборке. И тотчас же на палубе загремел барабан. Очумелые спросонья гребцы хватали вёсла и с плеском обрушивали их в воду. Нерасторопные или ленивые вскрикивали под ударами бичей.
Судно отошло от берега настолько плавно, что Моррест не заметил этого момента. Только лёгкое покачивание подсказало, что они прошли горловину бухты и оказались в открытом море. Впрочем, и само это море сейчас, в конце месяца Копьеносца или начале Посоха, спокойное и ласковое. Алкские корабелы знают, когда выходить, до осенних штормов они наверняка дойдут до...
А вот это интересно. С точки зрения безопасности пленника лучше всего было бы оставить в Алкрифе - даже сумей он выбраться из тюрьмы, куда он денется с острова? А на крошечном пятачке земли, плотно заселённом алками, однозначно не затеряешься. На Гевин или Хэйгар его точно не повезут, следовательно, либо Валлермайер, либо Вассет, либо, если уж особенно повезло, белхалгский Белдар. Но зачем? На материке на порядок труднее исключить возможность побега. Может, он оказался прав насчёт заложников, и кто-то сумел выторговать его освобождение? Вдруг... Пусть не Гестан с Гаррольмом, но гевинцы смогли взять кого-то важного?
Уже привычно звякнув цепью, Моррест поправил ошейник, поудобнее устраиваясь на грязном полу. Хоть бы соломы кинули, жадины! Факел унесли, и его обступила привычная же тьма. Кстати, о важных птицах. Помнится, когда он был советником, Амори презирал всех сколенцев без разбора. Но если только Моррест не выжил из ума, его забрал из тюрьмы верхний сколенец. Да ещё мальчишка. И, судя по выговору, простолюдин. Моррест уже достаточно овладел сколенским, чтобы по говору хотя бы примерно определять касту. Похоже, в предках у паренька не то кузнецы, не то оружейники. Кстати, ведь и охрана звала его Барген. А на заводе, говорил Михалыч, он оставил за себя какого-то Баргена с "золотой головой". Выходит, на одном с ним корабле - преемник попаданца, обеспечившего алков огнестрелом. Но зачем Амори решил рискнуть столь ценным кадром? Может, сколенец в опале, и теперь его отправляют в ссылку? А его - заодно переводят в какую-то новую тюрьму?
Гадать можно до бесконечности, одёрнул себя Моррест, прислушиваясь к плеску волн за кормой. Слишком много неизвестного. Пока не прояснится, куда и зачем его везут, что-либо планировать бессмысленно.
