Остановившись напротив входа в школу, я увидела трех девушек, которые курили, опершись о стену. Сейчас середина дня, и, как я подозреваю, идут уроки. Что они делают на виду у всей улицы? Неужели не хватает ума спрятаться с сигаретами в туалете или уйти за школу, где никто их не заметит? Вид этих девиц всколыхнул воспоминания о моей школьной юности. Все три – изящные блондинки с мелированием и в модной одежде. С такими модницами я тусовалась в школе. Я не была одной из них, мои светлые волосы были слишком темного оттенка (не хотелось портить их краской), мои бедра слишком широкими, но все эти недостатки не мешали нашей дружбе. Я сидела с ними в столовой, мы вместе ходили на вечеринки. Я была частью лидирующей группки подруг, состоящей из популярных девочек. Я дружила с самыми привлекательными красотками в своей школе, но сама такой не была. Парни со мной всегда оставались на дружеской ноге. Для подруг же я была той, на чью компанию всегда можно рассчитывать, если ты рассталась с парнем, – я-то вечно свободна. Наверное, поэтому я с такой готовностью и согласилась встречаться с Джимом. Я была счастлива, несказанно рада вниманию… любому вниманию со стороны противоположного пола. Если задуматься, то в школе мы с Джимом были в весьма схожих ситуациях. Он тоже общался с модной компанией, был хорошим спортсменом, другом девчонок, но сам мало с кем встречался. То, что он выглядел, словно парень с соседнего двора, мешало одноклассницам взглянуть на него романтически. Наверное, это естественно, что мы нашли друг друга.

…Жду еще несколько минут, прежде чем выходит Джоди. Она идет как всегда – быстро, целеустремленно и с недовольной миной на лице. Довольно высокая и худая для своего возраста, Джоди обладает маленькой грудью, которая наметилась четыре года назад, да такой и осталась. Стрижется она коротко и особо не утруждает себя заботой о волосах, не заходит дальше того, чем помыть и причесать их. Она проходит мимо расфуфыренных девчонок, и я понимаю, что они за спиной моей дочери глумятся над ней и даже не попытаются скрыть этого. Я содрогаюсь, вспомнив, как доставалось непопулярным подросткам в старших классах моей школы. Боюсь, что Джоди подвергается таким же издевательствам. Неожиданно я замечаю, что она резко разворачивается, меняет направление и идет прямо к этим маленьким стервам. Она становится лицом к лицу с одной из них и что-то кричит. Лицо девчонки становится пунцовым, его искажает гримаса страха.

Вот это моя девочка, думаю я, в то время как другая модница поднимает руки и вроде бы извиняется за то, что они там наговорили. Да, этого у Джоди не отнять – она жесткая, и блондинистой идиотке есть чего бояться. Джоди сильна, как молодая кобылка. Она легко могла бы (и сделала бы это, наверное) сбить любую из блондинок с ног через секунду препирательств. Я горжусь тем, что она встала на свою защиту, но жалею, что дочь сама напрашивается на такое отношение к себе. Неужели так необходимо стричься коротко и одеваться, как мальчик? Разве сложно смешаться с толпой и тем самым облегчить себе жизнь?

Я знаю, что у дочери есть небольшая компания друзей, с которыми она общается, но они редко встречаются вне школьных стен. Она активно участвует в работе некоторых подростковых клубов и играет в софтбол весной, но не похожа на меня, когда я была старшеклассницей, – ей наплевать на популярность. В подростковом возрасте телефон был практически приклеен к моему уху, а Джоди редко кто звонит, когда же такое случается, разговор длится не больше нескольких секунд. Раньше меня волновало, что Джоди мало общается с другими детьми, но ее саму это не беспокоит, так что не должно напрягать и меня.

– Привет, милая, – говорю я, когда дочь садится в машину. – Что там у вас случилось?

– Понятия не имею. Вон та Барби меня не любит.

– С чего это? Что в тебе нашлось такого, что можно не любить?

– Хватит, ладно? Я сделала все что нужно. Теперь она знает, что со мной лучше не связываться.

– Хорошо, хорошо… но я просто не могу понять, с чего ей тебя не любить.

– Она просто сука. Если ты не одеваешься, как они, не ведешь себя так же, как они, то их дизайнерские трусики завязываются в тугой узел.

Мне хочется предложить Джоди попробовать одеваться хотя бы чуть-чуть женственней. Я не говорю, что ей надо отрастить волосы до плеч, начать краситься и носить сумочку «Кейт Спейд», но, в самом деле, не лучше ли смягчить свой имидж хотя бы немного? Отрастить волосы, примерить что-нибудь, кроме джинсов и футболок. Я уверена, что если дочь немного уподобится своему окружению, то жизнь ее станет легче. Однако вслух я ничего такого не говорю, чтобы Джоди не подумала, что мне за нее стыдно. Я боюсь, что если начну ей советовать, как получше ужиться в школе, она решит, что я не одобряю стиль ее одежды и прическу, а мне этого не нужно. Да, хотелось бы, чтобы моя дочь была женственной, но я люблю ее вне зависимости от того, как она себя ведет, одевается или причесывается. Кроме того, Джоди, может, в чем-то недотягивает, но тупой ее точно не назовешь. Кстати, она и сама знает, что общаться со сверстниками было бы легче, хотя бы изредка надевая юбку и избавившись от мальчишеской стрижки, но упрямая малышка решила быть той, кем хочет. Думаю, мне следует ее за это уважать.

– Мне казалось, ты собиралась поменяться машинами с папой.

– Знаю, прости. Я хотела, но утром забыла, – извиняюсь я. – Как в школе день прошел?

Я задаю этот вопрос, а в ушах звучат те же слова, Произнесенные голосом моей матери.

– Нормально, – отвечает Джоди. Ответ всегда один и тот же. Пора бы мне перестать об этом спрашивать, но я не знаю, о чем еще можно поговорить.

– Нормально, и только-то? А что-нибудь еще о своем дне ты мне можешь рассказать?

– Да нечего особо рассказывать. С утра была контрольная по истории, за которую я, кажется, должна получить «отлично». На химии делали какой-то тупой опыт – мешали соду и уксус. А, ну и благодаря свиданию со стоматологом мне не придется высиживать на классе поэзии. Ненавижу его. Скучно до чертиков.

– Да, я тоже ненавидела поэзию. Половина стихов не имеет никакого смысла.

– Точно, – соглашается Джоди и декламирует, ломаясь: – Ветер встречается с морем в точке зла. Я, счастливая, брожу по песку. Дельфины резвятся невинно в прохладном тумане моря. Вот, – добавляет она, – я сочинила стих за несколько секунд. Ну чем, скажи, только что состряпанные вирши лучше или хуже того, что нам надо разбирать на уроке?

– Не знаю. Каким-то образом некто решает, какая поэзия хорошая, а какая нет. И тебе это придется изучать. Нравится оно тебе или нет.

– Нет, – отвечает Джоди, и я смеюсь. По крайней мере, у нас завязался разговор. Дочка вроде обрела ровное состояние духа.

– Ты потерпи. Рано или поздно ты наткнешься на пару стихотворений, которые тебе понравятся.

Открыв окно машины, начинаю искать в бардачке сигареты.

– Тебе что, прямо сейчас надо курить? – спрашивает Джоди. – Не хочу сидеть в кресле у врача и вонять дымом.

– Но я открыла окно, – отвечаю, защищаясь, затем засовываю сигарету в рот и прикуриваю.

– Когда ты бросишь, наконец? Курение тебя убивает, да и мне вредно дышать табачным дымом.

– Что ж, однажды брошу.

– Ага, когда умрешь оттого, что твое легкое почернело.

– Мы можем поговорить о чем-либо другом? – спрашиваю я, в то время как мы проезжаем мимо стройки, над которой возвышается плакат с надписью «Здесь будет дом Лаудонской библейской церкви» – это одна из тех мегацерквей, которые рекламируют себя по радио и могут похвалиться, что заполучили тысячи прихожан.

– О, великолепно, – произносит Джоди, глядя в окно. – Только этого нам не хватало. Еще одна церковь. Нельзя разве построить что-нибудь полезное?

Я знаю, она говорит подобные вещи исключительно для того, чтобы досадить мне, следует проигнорировать ее слова, но я принимаюсь читать лекцию:

– Церкви полезны, Джоди. Это место, где люди поклоняются Господу…

– Да уж, поклоняться Господу и распространять ненависть ко всему, что отличается от их лицемерной веры.