Тэш кивнула.

– Перезвони его секретарше.

Дрожащей рукой Джейн взяла телефон. У нее перед глазами промелькнули картины немедленного увольнения, просроченных выплат по кредитам, выселения из квартиры. Неужели Шампань на нее нажаловалась?

– Которой? – спросила она.

Ей было известно, что у Арчи Фитцгерберта две секретарши. Драконша по имени Мавис и ангел по имени Джорджи.

Набрав номер, Джейн услышала в трубке голос Мавис.

– Минутку, – суровым тоном произнесла та. – Кажется, этим вопросом занимается Джорджина.

У Джейн перехватило дыхание. Занимается этим вопросом? О господи, каким вопросом, что происходит?

– Вы меня простите, – послышался в трубке дружелюбный голос Джорджи. – Понимаю, что предупреждаю вас в самый последний момент…

– В чем дело? – пролепетала Джейн, чувствуя, как худшие опасения воплощаются в жуткую реальность.

– О, а разве Тэш вам ничего не говорила? Завтра утром Арчи ждет вас на деловом завтраке.

Джейн с облегчением опустилась в кресло и тотчас же выпрямилась, снова объятая ужасом. Деловые завтраки Арчи Фитцгерберта, на которых он «встречался со своими сотрудниками», снискали себе известность в журналистском мире. Печальную известность. Внешне это были неформальные встречи, на которых обсуждались различные редакционные вопросы, но многие подозревали, что на самом деле Фитцгерберт проверял, насколько его подчиненные в курсе событий. Джейн увидела, как рушатся ее надежды провести вечер в безделье перед телевизором, превращаясь в лихорадочное перелистывание всех последних номеров конкурирующих изданий, дабы иметь возможность уверенно высказаться насчет их сильных и слабых сторон, если шеф пожелает услышать ее мнение.

Выйдя из здания редакции под моросящий дождь, Джейн со щемящим сердцем увидела, что улицы вокруг, как всегда, напоминают фантастический автосалон под открытым небом. Повсюду стояли бампер к бамперу роскошные, сверкающие автомобили, принадлежащие кавалерам сотрудниц редакции. Нетерпеливо ворчали двигатели, а стройные девушки, выскакивая из вращающихся дверей, встряхивали сияющими волосами, бросали дорогие сумочки на заднее сиденье и устраивались спереди, после чего машины, взревев, срывались с места и уносились прочь. Джейн быстро шла мимо, стараясь не думать о том, что никто не собирается умчать ее навстречу коктейлям и ужину при свечах.

В киоске Джейн скупила все журналы, какие только имелись в продаже. Вцепившись в охапку скользкой глянцевой бумаги, она поспешила к станции метро. Пронесшийся мимо автобус выплеснул на нее содержимое глубокой грязной лужи, обрызгав ее с ног до головы. С ненавистью проводив взглядом коварную красную громадину, скрипя тормозами, подкатившую к остановке, Джейн увидела на боку автобуса рекламный плакат Шампань в нижнем белье. Лифчик находился на уровне верхнего этажа, а на нижнем красовалась узкая полоска трусиков. Стоявшие на остановке мужчины, тщедушные конторские крысы, раскрыв рты таращились на плакат. Очнувшись, они заходили в автобус и рассаживались на нижнем этаже. Джейн вдруг пришла мысль, что никому из них не суждено оказаться ближе, чем сейчас, к трусикам Шампань. Это удовольствие обойдется им в стоимость билета.

Прошло больше двенадцати часов, прежде чем Джейн снова вошла в зловонное чрево подземки, но ей показалось, не прошло и двенадцати минут. Глаза у нее были натружены, как шары для гольфа. Джейн провела полночи, скрючившись над кипой журналов, и в конце концов заснула на них. Проснувшись в пять утра, она обнаружила, что лежит, уткнувшись носом в пространную статью, объясняющую, как эффективно бороться с расстройствами кишечника.

По крайней мере, никто не сможет обвинить ее в том, что она не готовилась к завтраку у Фитцгерберта. А как только это мучительное испытание закончится, можно будет подумать о том, что принесет вечер. Джейн стало легко на душе от одного воспоминания о струящемся кремовом совершенстве, устроившемся на плечиках в темной прохладе гардероба. По мере того как в вагон набивалось все больше и больше народу, она упрямо заставляла себя думать только о приятном.

На следующей остановке поток входящих увеличился. Голова Джейн оказалась зажата под мышкой толстого потного господина, очевидно большого любителя чеснока.

Джейн постаралась отвлечься, думая о том, какие туфли ей надеть вечером.

Когда Тиара предложила примерить крохотные туфли с серебристыми ниточками ремешков, она рассмеялась, сомневаясь, что ей удастся засунуть в них хотя бы один палец с обломанным, некрашеным ногтем. К ее изумлению, туфли не только оказались в самый раз, но придали ноге небывалое изящество. Воодушевленная, Джейн впервые за многие годы накрасила ногти на ногах. Она сознавала, что входит в опасные, быть может даже смертельные, воды. Только сейчас до нее начинало доходить, как можно тратить сумасшедшие деньги на то, чтобы хорошо выглядеть.

– О! – простонала Джейн под мышку толстому господину, почувствовав, как кто-то со всей силы наступил ей на ногу.

Она повернула голову на долю градуса, насколько это было возможно, чтобы смерить уничтожающим взглядом обидчика, и тотчас же пожалела об этом. Прямо у нее перед носом стоял прыщавый юнец, сверкающий отвратительными красными угрями с желтоватыми гнойными головками. Из воткнутых в его уши дешевых наушников доносился мерзкий скрежет, сопровождаемый монотонным шипящим ритмом.

Джейн громко вздохнула, понимая, что страдать приходится далеко не ей одной. Нависшее в вагоне массовое раздражение, казалось, было осязаемым, как и удушливая жара. Джейн попыталась было подготовить к завтраку у Фитцгерберта краткое резюме о прочитанных журналах, но поймала себя на том, что может думать только о своей тщательно уложенной прическе, плавящейся в горячем воздухе. Она поморщилась. В вагоне в прямом смысле воняло. Мало того что пассажиры набились, словно сардины в банке; при этом они еще и источали соответствующие запахи. Отчаянно пытаясь хоть чем-нибудь отвлечься, Джейн взглянула на дверь в конце вагона, сквозь стекло которой был виден соседний вагон.

И сразу же увидела его. Он стоял всего в каких-нибудь восьми футах от нее, его белокурая голова отчетливо возвышалась над сомкнувшейся вокруг толпой. Неужели у нее начались галлюцинации? Не сошла ли она с ума?

Нет, не сошла. Это действительно был он. В этом не было никаких сомнений. Том. Невероятно, немыслимо, но это, бесспорно, был он. Не в Нью-Йорке. Не в какой-то другой точке земного шара, а здесь, живой, во плоти, в Лондоне, в соседнем вагоне метро. Отдохнувший, загорелый, с прядями волос, выгоревших на солнце. И еще Том показался Джейн даже более красивым, чем она его помнила.

Джейн не отрывала от него пристального взгляда. Он просто обязан ее увидеть. Но Том рассеянно смотрел в окно, не обращая никакого внимания на окружающих. Джейн постаралась чем-то привлечь его внимание. Он должен, обязан почувствовать ее присутствие. Она попыталась подать какой-нибудь знак, но обнаружила, что не может пошевелиться, зажатая между подмышкой и прыщами. По крайней мере, до следующей станции не стоит даже дергаться. Господи, ну скорее бы!

На перегоне между Лестер-сквер и Тоттенхэм-Корт-роуд состав остановился в тоннеле. Джейн принялась отчаянно извиваться, но была надежно сплетена по рукам и ногам. А подавать голос было просто бессмысленно – Том все равно не услышит ее через два стекла. Охваченная паникой, Джейн не отрывала от него глаз, словно лазерным лучом прожигая взглядом его кожаную куртку, всеми фибрами своей души подавая ему мысленный приказ, просьбу, мольбу обернуться и посмотреть на нее. Он просто должен ее увидеть!

Том не оборачивался. Глаза, растопившие сердце Джейн, равнодушно смотрели в окно на черные стены тоннеля. Рука, игравшая на ее теле, как на арфе, извлекавшая проникновенные, волнующие ноты, отголоски которых не затихли до сих пор, безвольно болталась на поручне. Джейн хотелось кричать. Глаза болели от напряжения. Ей казалось, ее пристальный взгляд превратился в лассо, накинутое на Тома, невидимую нить, связывающую их, которая порвется, если она хотя бы моргнет. Но до тех пор, пока она на него смотрит, он никуда не денется.