— Итак, почтеннейшие, вы сами видите, что выбор наш в сложившихся обстоятельствах невелик, — возгласил Квамбар-Али с решительным, исполненным важности видом. — Даже сегодня, в день похорон Его Священного Величества, узбекский дьявол, да сгниет он в аду, осмелился нам угрожать. Наша держава невелика, и к нашим границам присматривается много жадных очей, даже помимо низких узбеков. Нам нужен сильный, многоопытный правитель из числа окрестных владык, а не мальчик, неспособный защитить страну, каким, увы, является наследник Бабур. Кто это будет, мы пока еще не знаем… но сегодня же, попозже, Совет соберется, чтобы обсудить этот вопрос.

Квамбар-Али опустил глаза к мощеному полу, прислушиваясь к беспокойному гомону вождей, сидевших вокруг него, скрестив ноги на подушках, за низкими деревянными столами. Жаль все-таки, что его лучник не покончил с Бабуром разом и не упростил дело.

Остальные государственные мужи — Юсуф, Баба-Кваша и Баки-бек слушали, смотрели и выжидали: каждый думал о том, как провести в регенты своего кандидата, и жмурился от восторга, представляя себе будущую награду.

— Нет, во имя Аллаха! — прозвучал, прервав мечтания Квамбара-Али, грубый голос Али-Доста, вождя из западной Ферганы. Он подкреплял свои слова, размахивая кинжалом, которым только что резал мясо и с которого поэтому стекали капли жира. — То есть, конечно, спору нет, страной должно править зрелому мужу, но зачем звать чужаков? Я сам из дома Тимура. Мой отец приходился покойному владыке кровным родичем, и я умелый воин — разве я не убил, собственноручно, прошлой зимой два десятка узбеков, вздумавших по первому снегу совершить на нас набег? И уж во всяком случае прав на регентство у меня не меньше, чем у кого бы то ни было!

Он обвел собравшихся взглядом, его вымазанное бараньим жиром лицо раскраснелось от возбуждения.

— Братья, успокойтесь! — воззвал Баки-бек, воздев руки, но его никто не слышал.

Али-Дост поднялся на ноги, его люди сгрудились вокруг своего вождя, жужжа, словно растревоженные пчелы. Следом, один за другим, стали подниматься другие знатные вожди, каждый из которых считал именно себя единственно достойным правления. Когда Али-Досту показалось, что один из присутствующих оскорбил его, он, не задумываясь, ударил обидчика тяжким кулаком в живот, а когда тот согнулся, вонзил острие кинжала ему в горло. Столы, всего несколько минут назад уставленные блюдами с рисом, мясом и сушеными фруктами были перевернуты, противники, сцепившись, падали и продолжали бороться среди осколков посуды и разбросанных подушек.

Впрочем, Квамбара-Али, убравшегося от греха подальше в дальний уголок пиршественного зала, это особо не смутило. Они ведь как дети, эти так называемые воины. Готовы убивать из-за овцы или, даже смешно сказать, — из-за женщины. Подерутся, выпустят пар, успокоятся — и это лишь упростит его дело. Он с любопытством смотрел, как один кочевой вождь, схватив другого за горло, встряхнул его, словно крысу, и того в результате вырвало — прямо на противника.

— Именем повелителя Ферганы — прекратить!

Развернувшись на звук, Квамбар-Али увидел в широком дверном проеме Вазир-хана, которого сопровождали облаченные в кольчуги бойцы. Насмешливая улыбка визиря растаяла — воины поспешили взять помещение в кольцо, и один из них, пробегая мимо, толкнул визиря с такой силой, что тот упал.

Драчуны не сразу поняли, что случилось, но когда стражники оглушительно громыхнули мечами о кожаные щиты, свалка прекратилась: запыхавшиеся, помятые люди умолкли и воззрились на начальника стражи.

— Приготовьтесь приветствовать своего нового повелителя, — грозно возгласил Вазир-хан.

— Печально, но по воле Аллаха у нас пока нет повелителя, — отозвался визирь, поднимаясь с пола и отряхивая полу халата.

Вазир-хан схватил Квамбара-Али за тощее плечо.

— У нас есть повелитель — хутба в мечети уже прочитана. Вы все, падите ниц перед властелином!

Перебравшие на тризне вожди недоуменно вытаращились, но стражи принялись ставить непонятливых на колени, а медлительным или противящимся доставалось и мечами плашмя.

— Славьте Бабура-мирзу, истинного властителя Ферганы! — проревел Вазир-хан и сам пал ниц, поскольку в помещение медленно вошел Бабур в слишком просторном для него желтом халате и бархатной шапке с плюмажем.

За его спиной, держа руки на рукоятях мечей и сурово озирая зал, сгрудились присягнувшие ему вожди.

Впрочем, Бабур сомневался в том, что это такие уж преданные его сторонники: они просто вели свою игру, сделали на него ставку и теперь желали, чтобы он стал победителем, дабы было с кого стребовать награду.

Обозревая помещение, юный правитель находил всю эту картину едва ли не смешной: все эти обломки, объедки, перевернутые столы, запыхавшиеся, плохо соображающие что к чему люди, да еще и их рычащие псы.

Квамбар-Али, с физиономией, еще менее радостной, чем морды скалившихся собак, медленно преклонил колени перед новым эмиром и коснулся лбом пола.

— Визирь, и все вы, поднимитесь, — отдал Бабур свой первый приказ, от осознания этого его пробрало дрожью.

Квамбар-Али встал, явно пытаясь совладать с растерянностью и ужасом, залепетал:

— Мы, члены твоего совета, всегда рады служить твоему величеству.

— Тогда как ты объяснишь это — твое письмо хану Могулистана?

Бабур, не глядя, протянул руку, и Вазир-хан вручил ему кожаную шкатулку. Внутри лежал свиток, который Бабур извлек и протянул визирю, не посмевшему даже прикоснуться к грамоте.

— Это было сделало для блага страны, — дрожащим голосом выдавил из себя визирь.

— Ты сделал это ради собственного блага, — подал голос Вазир-хан.

Но Бабур жестом заставил его умолкнуть. Он чувствовал, что сейчас проходит испытание на способность быть настоящим правителем, и если не справится с задачей, то через неделю, через месяц, через год… рано или поздно, но неизбежно, будет составлен новый заговор, с целью лишить его того, что принадлежит ему по праву рождения.

Лицо Квамбара-Али исказилось от ужаса, в ноздри ударил кислый запах пота и страха, но жалости к человеку, предавшему сына владыки, осыпавшего его милостями, Бабур не испытывал. Лишь презрение, гнев и желание отомстить.

Казначея, астролога и дворцового управителя согнали вместе: глаза их округлились, челюсти отвисли от страха и изумления.

— Увести их! — приказал Бабур стражникам. — Я разберусь с ними позже. Взгляд его скользнул по маленькому, зарешеченному окошку высоко в стене, за которым ему почудилось шевеление. Он знал, что оттуда женщины, оставаясь невидимыми, наблюдают за пиршествами и празднествами, и, хоть и не видел их лиц, понял, что это мать и бабушка следят за его первыми шагами на стезе правления и незримо поддерживают его.

Странно было осознавать, что теперь он властен над жизнью и смертью. Разумеется, Бабур не раз видел, как его отец посылал людей на смерть, а в последние пару лет даже присутствовал при казнях — обезглавливании, сдирании кожи, разрывании на части дикими жеребцами. От воплей и вони у него перехватывало дыхание, но он принимал как данность то, что правосудие должно быть суровым.

А еще он точно знал, чего ожидают от него сейчас мать и бабушка. Его имя означало «Тигр» и обязывало его быть таким же грозным и беспощадным, как и огромный кот.

— Ты составил против меня заговор и желал моей смерти, не так ли? — холодно произнес он.

Квамбар-Али не смел даже поднять глаз. Бабур неторопливо извлек из ножен меч.

— Стража!

Он кивком подозвал двоих из воинов Вазир-хана, которые схватили визиря и бросили на землю, заломив ему руки за спину. Тюрбан с его головы сбили, ворот халат разорвали, обнажив шею.

— Вытяни шею, визирь, и благодари небеса за то, что я, в своем милосердии, дарую тебе быструю смерть, хотя предательство заслуживает совсем иной кары.

Выпрямившись во весь рот, Бабур высоко поднял меч, сделал, как недавно в покоях матери, пробный взмах и безмолвно взмолился: «О Аллах, дай мне силу совершить это. Да будет мой удар чист».