Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Кутлуг-Нигор спала с лица, глаза ее покраснели от слез. Бабур слышал доносившийся из глубины гарема приглушенный плач: женщины, в соответствии с обычаем, оплакивали усопшего правителя в своих покоях. Ему показалось, что всхлипывания их звучат странно, словно в унисон — как будто каждая боялась умолкнуть первой.

— Все нормально, матушка, — ответил он, решив не рассказывать ей о неприятном происшествии, по крайней мере, до поры до времени. До сих пор ему ни разу в жизни не случалось утаивать ничего от матери, но что было делать: узнав, что ему грозила опасность, она бы до смерти перепугалась.

— А твой отец? Он упокоился с миром?

— Да, матушка. Мы вознесли молитвы, и он обрел покой в Раю.

— Ну что ж, стало быть, настало время позаботиться о живых.

Она хлопнула в ладоши, и вперед выступила Фатима, ближайшая служанка, державшая в руках желтое шелковое одеяние, расшитое золотой и серебряной нитью с цветочным узором, и того же, желтого цвета, бархатную шапку, увенчанную качающимся павлиньим пером. Кутлуг-Нигор почтительно приняла у прислужницы облачение и сказала:

— Это тронное одеяние повелителя Ферганы. Оно твое.

Протянув руку, Бабур коснулся поблескивающей ткани и ощутил горделивую дрожь. Облачение правителя теперь принадлежит ему.

Шелк под пальцами ощущался гладким и прохладным.

От размышлений его оторвал донесшийся снаружи топот копыт, и он выглянул в окно, выходившее на внутренний двор. Уже смеркалось, сумрак разгоняли зажженные факелы и в их свете было видно, как во двор на всхрапывающих, взмыленных скакунах въехали Вазир-хан и мулла.

Скоро в крепость вернутся и остальные участники погребальной церемонии, а значит, настанет время осуществить план, который даст ему право носить это одеяние.

Бабур взглянул на мать: вид у нее был встревоженный, но глаза полны решимости.

— Быстрее! — сказала Кутлуг-Нигор. — У нас мало времени. Наверное, оно тебе велико, но мы сделаем, что можем.

С помощью Фатимы она облачила сына в просторный халат, туго перепоясала кушаком, старательно приглаживая складки, и возложила на длинные, черные волосы головной убор.

— Смотри, сын мой, сейчас ты еще только наследник, но к тому времени, когда взойдет луна, уже будешь правителем.

Она подняла зеркало из полированной бронзы, и Бабур увидел свое отражение — слегка напуганное, но упрямое юное лицо.

— Ханзада! — позвала его мать: у нее явно имелась мысль насчет того, как лучше придать Бабуру воистину царственный вид. Сестра дожидалась в коридоре и на зов матери явилась незамедлительно, держа в руках нечто завернутое в зеленый бархат. Бережно положив сверток, она почтительно развернула бархат и извлекла из ножен кривой меч.

Кутлуг-Нигор приняла клинок у дочери, и протянула Бабуру.

— Это Аламгир, меч справедливости, символ Ферганы.

Он узнал рукоятку, напоминавшую по форме орла, мастерски украшенную белым жадеитом и осыпанную драгоценными камнями. Распростертые крылья хищной птицы образовывали гарду, а заканчивалась рукоятка головой с кривым клювом и горящими глазами — рубинами, с вызовом взиравшими на любого возможного противника. Отец не единожды показывал меч Бабуру, но в руки не давал ни разу.

— Я прикасаюсь к нему впервые: приятное чувство, — признался Бабур и, взявшись за рукоять, сделал несколько пробных взмахов.

— Это одно из главных сокровищ твоего отца. Говорят, эти рубины принадлежали самому Тимуру, а он захватил их в Дели. Теперь этот меч твой, ибо ты — новый повелитель Ферганы.

Кутлуг-Нигор опустилась на колени, чтобы пристегнуть усыпанные драгоценными камнями ножны к его поясу и поправить стальную цепь, на которой они висели.

— Где бабушка?

Исан-Давлат нигде не было видно, между тем Бабур понимал, что в столь важный момент ему лучше иметь эту мудрую и сильную женщину рядом с собой. Кроме того, ему хотелось, чтобы она увидела его и подтвердила, что он выглядит настоящим эмиром.

— Она молится. И сказала, что поприветствует тебя уже в качестве правителя Ферганы.

Вошедшая служанка преклонила колени и сказала:

— Госпожа, Вазир-хан просит его принять.

Кутлуг-Нигор кивнула. Они с Ханзадой едва успели прикрыть нижние половины лиц вуалями, как воин уже оказался в помещении и, как отметил Бабур, не стал простираться ниц — настоятельность дел не позволяла тратить время на церемонии. Окинув взглядом облаченного в одежды правителя Бабура, воин удовлетворенно кивнул.

— Ваше величество, мулла готов, все остальные тоже. Но имейте в виду, Квамбар-Али тоже приготовил речь, с которой намерен обратиться к присутствующим на поминальной трапезе. Он намерен говорить о бедствиях, грозящих стране, и о том, что наследник слишком юн, чтобы возложить тяжкое бремя правления на свои слабые плечи. А стало быть, ради спасения Ферганы необходимо призвать регента, одного из взрослых потомков Тимура. Прошлой ночью мои люди перехватили гонца с изменническим письмом, посланного визирем к хану Могулистана, которому предатель сулил трон. Есть у меня и другие свидетельства гнусного предательства визиря.

— Но есть ли у нас время? — встревоженно спросила Кутлуг-Нигор и, вопреки всем правилам гарема, даже схватила Вазир-хана за руку.

— Время еще есть, но сейчас, пока Квамбар-Али не заподозрил, что мы задумали, наследнику лучше пойти со мной. Пока что визирь считает, будто мальчик пошел в гарем предаваться с вами скорби, вот пусть так и считает.

Он повернулся к Бабуру.

— Повелитель, тебе надо прикрыться. Он подал свой запыленный дорожный плащ. Бабур поспешно набросил его поверх коронационного облачения, а мать ловкими пальцами застегнула металлические пряжки, а головной убор с плюмажем скрыла под капюшоном.

Держа руку на рукояти меча, Вазир-хан жестом призвал Бабура выйти за ним в коридор. Когда он проходил мимо сестры, та коснулась пальцами его щеки. Глаза ее, над вуалью, округлились от волнения.

Сам Бабур испытывал страх, смешанный с волнующим предвкушением, ведь коварство визиря нельзя недооценивать. Вазир-хан, похоже, уловил тревогу своего юного подопечного, потому что на миг остановился и сказал:

— Смелее, повелитель, все будет хорошо.

— Смелее, — мысленно повторил за ним Бабур и пробежал пальцами по рукояти меча.

Они быстро проследовали по темным коридорам, поднимаясь по крутым винтовым лестницам. Горевшие в нишах масляные лампы отбрасывали причудливые тени. Мечеть представляла собой старейшее из сооружений крепости: по приказу предков Бабура ее вырубили в примыкавшей к укреплению цельной скале, и уж ее-то похожим на пещеры помещениям предстояло пережить века. В отличие от стен из обожженной глины, одна из которых, рухнув, препроводила его отца в Рай.

В полной тишине он следом за Вазир-ханом пересек маленький дворик перед входом в мечеть. Все еще сыпал дождь, в просвет между облаками выглянула луна. В ее зыбком, холодном свете Бабур разглядел шестерых воинов Вазир-хана, охранявших вход. Те приветствовали командира молча.

Подав Бабуру знак подождать, Вазир-хан шагнул под стрельчатую арку дверного проема, на которой красовались рельефные строки из Корана, а спустя несколько мгновений появился снова и негромко сказал:

— Повелитель, можно заходить.

Бабур сбросил плащ и ступил внутрь. Факелы горели по обе стороны от михраба — ниши, обращенной в сторону Мекки, перед которой уже молился мулла. В сумраке он различил коленопреклоненные фигуры примерно двух десятков вождей, которые, кто в силу родственных и клановых связей, кто благодаря давним племенным союзам, были готовы принести новому владыке клятву верности.

Сознавая, что все взоры обратились к нему, Бабур вдруг ощутил тяжкий груз прошлого, словно бремя, унаследованное от всех прежних владык Ферганы, навалилось на его юные плечи, заставив изо всех сил напрячься и чуть ли не вызвав физическую боль. Он прошествовал в центр мечети, где черный каменный круг обозначал место, на котором обычно молился его отец, и простерся ниц, коснувшись лбом холодного пола. В то время как снаружи донесся пронзительный крик совы, мулла начал нараспев читать хутбу, провозглашая юного Бабура, перед лицом бога и мира, всевластным повелителем Ферганы.

7
{"b":"163314","o":1}