Но Золотарёв, всё же, вряд ли был связан с криминалом. Не верится в это никак. И не только потому, что у него не было судимостей. Семён отвоевал всю войну, прошёл крайне непростую школу жизни, не сломался, не запил, в трудные сороковые годы не впал в депрессию, нашёл в себе силы пойти учиться и успешно закончил ВУЗ. Т. е. человек этот сохранил в себе позитивные нравственные качества и не мог превратиться в закоренелого урку. Дело тут, как видится, совсем в другом.
Установив во время Великой Отечественной войны прочные связи с военной контрразведкой, о чём теперь мы можем говорить безо всяких колебаний, Семён Алексеевич эти связи после Победного мая 1945 г. не только не утратил, но напротив, упрочил. И все странности его послевоенной жизни объяснимы тем, что кроилась эта самая жизнь по лекалам советских спецслужб.
Следует отметить, что в те годы работать в структурах МГБ можно было не заканчивая спецшколу этого ведомства. В советскую госбезопасность люди попадали по комсомольскому или партийному направлению (путёвке). Новички обучались оперативным приёмам прямо в процессе работы, для чего в каждом отделе штатным расписанием были предусмотрены должности «стажёров». Для иллюстрации данного тезиса можно привести любопытную цитату из книги Василия Ивановича Бережкова, фронтовика-ветерана, работника МГБ и КГБ с 30-летним стажем, который как раз по такой схеме начинал свою чекистскую карьеру: «(…) оперативный состав пополнялся за счёт приёма на службу новых сотрудников из числа местных кадров. Среди новобранцев было много офицеров-фронтовиков. Тогда я был удивлён однобоким набором кадров, но спустя много лет понял, что это неслучайно: на таких людей можно было положиться. Они многое пережили, их преданность Родине проверялась в боях, они имели и определённый опыт руководства людьми в экстремальных ситуациях.(…) В 1947 г. в ленинградском управлении госбезопасности работало с начальным образованием около трети сотрудников (главным образом обслуживающий персонал), столько же с незаконченным средним, пятая часть — лица, имевшие среднее образование. Лишь 6,5 % имели высшее или незаконченное высшее образование» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 228–229).
И раз уж мы затронули тему образования сотрудников МГБ той поры, очень к месту будет привести другой отрывок из той же книги Василия Бережкова. Он касается истории оперативника, учившегося в Ленинградском университете, на примере которого автор демонстрирует чёрствость высокого ГБ-шного руководителя: «Известен такой случай: в 1947 г. Родионов [Нач. Ленинградского Управления МГБ — прим. Ракитина] вызвал к себе одного рядового сотрудника и объявил, что тот должен ехать на постоянную работу в другой город.
— Я прошу отменить такое распоряжение, хотя бы на год или полтора, чтобы я смог закончить юридический факультет университета, — попросил обескураженный сотрудник.
— Не могу. Я выполняю указание Москвы, — отрезал начальник.
— Это указание касается персонально меня, студента? — удивлённо спросил сотрудник.
— Да, персонально вас, — не моргнув глазом, соврал Родионов.» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 232–233). Можно не сомневаться — в своей университетской анкете этот студент ни единым словом не упомянул о службе в рядах МГБ.
Тесная, хотя и замаскированная, связь Семёна Золотарёва с органами госбезопасности проглядывает весьма явственно. Он поступил в военное училище, чтобы стать офицером, но попал под сокращение. Что ж, возможность стать офицером ему предоставило обучение в институте физкультуры, который имел военную кафедру подобно всем прочим ВУЗам страны (их создание началось на основании Постановления Совета Народных коммисаров № 413 от 13 апреля 1944 г.). Причём в учебной части военной кафедры, как и отделе кадров института, прекрасно знали насколько необычным студентом являлся Семён Золотарёв. Скорее всего, сама учёба в институте являлась лишь поводом для получения звания офицера запаса. Возможно, какое-то время сам Золотарёв и его кураторы из МГБ не совсем понимали, на каком поприще использовать студента, но к середине 1949 г. решение было принято и перспективы определились. Это явственно видно по тому, насколько по-разному Золотарёв отнёсся к первой и второй педагогическим практикам — если во время первой он старался и из кожи вон лез, то буквально через полгода махнул на всё рукой. Да так махнул, что про его опоздания и пререкания было даже упомянуто в итоговой характеристике. К тому моменту Семён уже знал, что учителем не будет и все эти педагогические премудрости ему никак не пригодятся… Подход к обучению циничный, но рациональный…
И в последующие годы связь Золотарёва с МГБ явно не была утрачена. Закончив институт физкультуры Семён Алексеевич стал членом КПСС, закончил вечерний Университет марксизма-ленинизма и подвязался на поприще организации туристских мероприятий — походов, сборов — на юге России. Известно, что в 50-е гг. Золотарёв работал на турбазах в Пятигорске и Теберде, исходил Западный и Северный Кавказ, побывал в походах в Карпатах и Закарпатьи. Жизнь его протекала, вроде бы, чинно, спокойно и даже рутинно.
Разумеется, тут вполне может быть уместен вопрос: что же это за сотрудник МГБ-КГБ, который чуть ли не десять лет ходит по горам, сплавляется по рекам на плотах и ведёт малообременительный образ жизни вечного холостяка? Что это за мачо такой почапский? Где же фуражка с малиновым околышком, где синие брюки-галифе, где, наконец, воронёный ТТ, из которого настоящий оперативник МГБ, судя по нынешним сериалам, должен пачками косить дезертиров, изменников, перерожденцев и прочий антисоветский сброд?!
На самом деле Семён Золотарёв не носил фуражку с малиновым околышком и вряд ли забирал ТТ из оружейной комнаты чаще одного раза в год (для сдачи норматива по стрельбе). Он, скорее всего, принадлежал к категории тех глубоко законспирированных работников сначала МГБ, а потом КГБ, которые вообще никогда не бегали с пистолетами наперевес и не сидели по засадам. В работе территориальных органов госбезопасности с самого момента их создания имелся весьма важный и при этом глубоко законспирированный участок работы, который завуалированно назывался «секретно-оперативным», а подразделение, которое им занималось, именовалось СОЧ (секретно-оперативной частью). При царе такую работу называли «внутренним осведомлением», в советское время это неблагозвучное словосочетание заменили на выразительный эвфемизм: «борьба с внутренней контрреволюцией». В отличие от классической контрразведывательной работы (т. н. КРО — контрразведывательного обеспечения), ориентированной на охрану гостайны и контроль поведения секретоносителей, борьба с внутренней контрреволюцией подразумевала слежку за настроением широких народных масс и контроль таковых путём проведения специально регламентированных мероприятий, например, организованного вброса различных слухов или «профилактического воздействия» на слишком говорливых граждан. Советские органы госбезопасности уже к началу 30-х гг. прошлого века создали, пожалуй, самую разветвлённую в мире систему тайного осведомления, при которой стукачи (официально именуемые «помощниками» или «конфидентами») пронзали все слои общества.
Система тайного осведомительства строилась по тем же принципам, что и классическая внешняя разведка: агентурная сеть замыкалась на руководителя, именовавшегося «резидентом» и официально никак не связанного с органами госбезопасности. Резидент в свою очередь взаимодействовал с т. н. «куратором», штатным сотрудником местного подразделения госбезопасности, передавая тому полученные от агентов письменные отчёты и устно информируя о самых существенных событиях на подконтрольной территории. Резидент периодически — не реже раза в месяц — встречался с агентами, для чего использовалась сеть конспиративных явочных квартир, давал им поручения и получал письменные отчёты о проделанной работе. Документы, регламентирующие работу внутренних резидентур ОГПУ-НВКД-МГБ, ныне уже хорошо известны и находятся в широком доступе (например, «Инструкция о постановке информационно-осведомительской работы окружных отделов ГПУ УССР», датированная 1930 г., приведена в книге Джеффри Бурдса (Jeffrey Burds) «Советская агентура. Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–48 гг.)». Книгу можно скачать с murders.ru единым *.pdf файлом,весом 1,7 Мб.) Нельзя не отметить, что система внутреннего осведомления показала свою эффективность в годы Великой Отечественной войны и в последующем не только не была уничтожена, но напротив, получила качественное совершенствование и количественное расширение.
