Можно не сомневаться в том, что Золотарёв был «конфиденциальным сотрудником» Управления СМЕРШ 2-го Белорусского фронта на завершающем этапе Великой Отечественной войны. То, что он подчинялся оперативному сотруднику фронтового Управления (т. е. высокого звена), заставляет думать, что Семён имел немалый стаж агентурной работы, опыт и определённые заслуги. Другими словами, Золотарёв был вовсе не рядовым «стукачом», каковых должно быть по 2–3 на каждую роту. Какие-то его личные качества и заслуги привлекли внимание высокопоставленных сотрудников военной контрразведки, выделивших его из общей многотысячной массы «конфиденциальных сотрудников».
Приняв всё, изложенное выше, во внимание, мы поймём, почему автобиография Золотарёва не вызвала никаких вопросов ни со стороны работников отдела кадров института, ни со стороны работников территориального подразделения МГБ.
Вернёмся, впрочем, к дальнейшему изучению жизненных коллизий Семёна Алексеевича — на этой стезе нас ждут новые занимательные открытия. С окончанием войны Золотарёв, судя по его автобиографии, поступил в «Московское инженерное училище». По смыслу, речь идёт о Московском Краснознамённом Военно-Инженерном Училище (МКВИУ), располагавшемся тогда в подмосковном Болшеве. Т. е. Семён выбрал для себя стезю офицера, что логично для человека, хорошо знающего воинскую службу и уже набравшего немалую выслугу (с учётом «боевых».). Но далее мы видим новые «непонятки», Золотарёв дословно описывает случившееся следующими словами: «В 1945 г. в июне месяце меня послали учиться в Москву, в инженерное училище. В апреле 1946 г. Московское училище было расформировано и курсантский состав был направлен в Ленинградское военно-инженерное училище. По Указу Президиума (Верховного Совета) СССР о последней демобилизации меня демобилизовали в распоряжение местного РВК». Совершеннейшая невнятица… По смыслу фразы можно решить, что речь ведётся о Минском горвоенкомате, ведь написана-то автобиография в Минске! Ан нет! На самом деле Золотарёва откомандировали по месту его призыва — в Удобненский РВК, (в станице Удобная Ставропольского края) о чём с очевидностью свидетельствует обнародованное Алексеем Владимировичем Коськиным командировочное предписание явиться в указанный районный военкомат для постановки на учёт не позднее 8 августа 1946 г. Этот же документ сообщает о выдаче Золотарёву на руки его красноармейской книжки, продовольственного, вещевого и денежного аттестатов, требования на проезд железнодорожным (водным) транспортом и запечатанного конверта с характеристикой на самого себя.
Так Семён Александрович распрощался с Советской Армией, оставил славный город на Неве и очутился в родных пенатах, то бишь в станице Удобной, под боком у родителей — отца, местного фельдшера и матери-домохозяйки. И застрять бы ему там навеки вечные, ибо колхозы и совхозы нуждались в мужских руках и сбежать от советского сельского хозяйства было почти невозможно ввиду невыдачи сельским жителям паспортов, но… но осенью 1946 г. Семён Александрович вдруг объявляется в столице Белоруссии. И не каким-нибудь каменщиком на стройке, или ассенизатором-водовозом, а студентом замечательного Государственного ордена Трудового Красного знамени института физкультуры Белоруссии (ГоИФК). Вот это кульбит, которому стоит поапплодировать! Поскольку бывшие фронтовики не пользовались при поступлении никакими льготами и, как нетрудно догадаться, уровень их подготовки был куда ниже, чем у вчерашних выпускников школ (единственное снисхождение для отслуживших действительную военную службу — бесплатные подготовительные курсы). Кроме того, вчерашние военнослужащие не получали никаких поблажек при обучении, а Золотарёв, как нам известно из его характеристики, полученной по окончании института, учился на «отлично» и являлся государственным стипендиатом. Что тут скажешь? — человек имел голову на плечах.
Нам известны две характеристики, полученные Золотарёвым после прохождения педагогических практик в 1949 г. Первая практика продолжалась с 21 марта по 8 мая и по её результатам 20 мая Семён Алексеевич получил замечательную характеристику, читая которую нельзя не восхититься — это прямо-таки, панегирик! Чтобы не пересказывать содержание, просто процитируем самые занятные места: «На период практики он всё своё время и внимание отдал школе и проявил прекрасные педагогические способности. С большой любовью и энтузиазмом относится к своей будущей специальности. Среди учащих ся он быстро завоевал любовь и уважение (…)» Далее отмечается его «очень хорошая практическая и методическая подготовленность (…). Возглавил работу по подготовке к общегородским школьным соревнованиям, на которых школа заняла 1 и 2 места (…). Оценка за педпрактику — отлично. Рекомендован на должность старшего преподавателя физ. воспитания в средней школе.»
Педагогическим успехам Семёна Алексеевича можно было только порадоваться. По всему выходило, что из него получится очень и очень неплохой учитель. Но вот мы начинаем читать вторую характеристику и едва сдерживаем удивление: тому ли Золотарёву она посвящена? Такое впечатление, вторую педагогическую практику — с 21 ноября по 31 декабря 1949 г. — проходил совершенно другой человек. Впрочем, слово первоисточнику: «Организационные навыки проявил удовлетворительные. Недостаточно внимания уделял педпрактике. Были два случая опоздания на уроки. Часто вступал в пререкания с руководителем практики и методистом. Не критичен к себе. Деятельного участия в работе бригады не принимал. (…) очень слаб практически по гимнастике, хотя по ней специализируется. По своей подготовке не может поводить уроки по гимнастике даже с мужскими группами 1-го курса ВУЗа. В проведении внеучебной спортивно-массовой работы тов. Золотарев проявил себя XXXXXXXXXXXX активно [12 букв забито знаком “Х”, но сквозь забой прочитывается слово “недостаточно”]. Общая оценка за педагогическую практику — хорошо. Рекомендация — в полную женскую среднюю школу или на орг. работу».
Потрясающий документ. Фактически перед нами официальное признание того, что полноценным учителем физкультуры Семён Золотарёв быть не может. Буквально по каждому пункту можно видеть прямое противоречие первой и второй характеристик. А ведь их разделяет чуть более полугода — первая датирована 20 мая 1949 г., а вторая — 5 января 1950 г. Да как такое может быть?
Ответ, вообще-то, лежит на поверхности, его только нужно правильно сформулировать. В интервале времени между первой и второй педпрактиками у Семёна Золотарёва произошла резкая смена жизненных приоритетов, он потерял всякий интерес к учёбе, своей специальности и будущей профессии. Как такое могло случиться? Почему такое случилось? Влюбился? Заболел? Думается, всё куда проще, хотя и не совсем очевидно. Принимая во внимание, как в дальнейшем складывалась жизнь Семёна Алексеевича, мы вряд ли ошибёмся, если предположим, что после первой педагогической практики он узнал, что работать преподавателем физкультуры ему не придётся. У него появился иной жизненный план и педагогическая деятельность в него никак не входила.
Вывод очень интересный, особенно в контексте того непростого времени, когда Семён заканчивал замечательный минский институт. Напомним, что Белорусская ССР подверглась колоссальному, практически тотальному разрушению в годы Великой Отечественной войны. Уничтожению подверглась подавляющая часть объектов инфраструктуры, в т. ч. и школы. Колоссальный удар испытал белорусский народ, убыль населения республики по итогам войны достигала? довоенного количества. Не хватало как самих школ, так и педагогов всех специальностей. К 1950 г. ситуация стала понемногу выправляться, но до полного решения проблемы дефицита кадров было ещё очень далеко. Институты страны всё ещё готовили специалистов ускоренного выпуска (обучение в минском ГоИФК заняло у Золотарёва всего 4 года), и все они были востребованы в народном хозяйстве. Распределение после окончания института носило добровольно-принудительный характер и отказаться от него было никак нельзя. Кстати, на распределение непосредственно влияла успеваемость, так что были все резоны учиться хорошо и получить хорошую характеристику. Неявка на работу (прогул) была чревата уголовным преследованием. Уволиться с работы было невозможно — допускался только перевод на другую работу. Кстати, опоздания тоже. Другими словами, контроль трудовых ресурсов имел тотальный характер и напрямую был связан и воинским учётом. Закончить институт и не пойти работать по специальности для той поры было настоящим нонсенсом.
