Наконец она поднялась и отправилась разыскивать телефон. Примерно через квартал от парка ей на глаза попалась будка. Зайдя внутрь, Бритт вытащила из сумочки всю мелочь, положила ее на полочку под телефоном и принялась раскладывать монетки на ровные столбики — неизвестно зачем, скорее всего чтобы оттянуть момент, когда придется набрать одиннадцать цифр, которые соединят ее с Крейгом…

Она снова напомнила себе, что обязана это сделать. Обязана? А собственно говоря, почему? И тут ей пришла в голову мысль, должно быть, давно тлевшая в подсознании, возникшая, очевидно, уже тогда, когда она в первый раз увидела в газете свое имя среди других, погибших пассажиров самолета.

А что если она не станет звонить Крейгу? И вообще никому… Что если она не вернется в Огайо? Разве это не решит разом все ее проблемы?

Овдовевший Крейг будет свободен в своих действиях. Более того, в его безупречном прошлом не будет развода, что, несомненно, очень важно, если он хочет добиться высокой должности. А ей, Бритт, не придется страдать от боли, выслушивая его признания в том, что он ее больше не любит и хотел бы развестись…

В конце концов Крейг уже пережил страшную весть о ее гибели, и что бы она сейчас ни сделала, этого не изменишь. Со временем он свыкнется с этой мыслью, и его упорядоченная, размеренная жизнь снова вернется в привычную колею. Ну конечно, как всякий нормальный человек, которому не чуждо сострадание, он искренне и сильно огорчен вестью о безвременной кончине жены, но нельзя сбрасывать со счетов и то, что таким образом решаются все его матримониальные проблемы…

Кто-то нетерпеливо забарабанил монеткой по стеклу. Бритт вышла из кабины и снова направилась в парк. Когда она вернулась к скамейке, на которой только что сидела, то увидела, что лохматый юноша уже ушел, а его место заняла женщина, читавшая любовный роман в яркой обложке.

Не имея желания вступать в беседу с соседкой, Бритт закрыла глаза и откинулась на спинку скамьи. На мгновение из-за туч показалось солнце, согревшее ее своими лучами, но тут же опять спряталось. Даже когда холодный ветер с залива прогнал ее соседку, Бритт осталась сидеть. Она знала, что должна наконец принять какое-то решение, но не находила в себе сил сделать это.

Неожиданно ей пришло в голову, что в такой же ситуации она была четыре года назад, когда встретила Крейга, правда, в другом парке, в Сиэтле. Она снова свободна; жизнь дает ей шанс начать все сначала. Но, в отличие от тех дней, у нее нет работы — есть только та одежда, что сейчас на ней, да в бумажнике всего пара сотен долларов. И еще воля и огромное желание выжить.

Но главное — она свободна. Она вольна начать жизнь сначала, принимать во внимание только собственные интересы, испытать, на что она способна, и в конечном итоге выиграть или проиграть. Все зависит только от нее самой. Она вольна выбирать знакомых по своему вкусу, вместо того чтобы общаться с людьми, нужными для карьеры Крейга или потому, что она замужем за человеком, имя которого слишком известно в этом городе.

Имея при себе так мало денег, она непременно должна найти способ содержать себя, но при этом не может предъявить диплом, подтверждающий ее образование, и не вправе рассчитывать на рекомендации с прежней работы. Она будет вынуждена скрывать даже собственное имя…

«Я могу рассчитывать только на себя, — подумала Бритт, ежась под сильными порывами холодного ветра. — Боже, помоги мне! Мне так страшно…»

Та первая неделя пребывания в Сан-Франциско была, пожалуй, самым мрачным временем в жизни Бритт. Даже когда умер отец и она, казалось, потеряла не только единственного родителя, но и лучшего друга, у нее все же оставалась учеба в колледже, которая помогала ей отвлечься, и школьные подруги, всегда готовые ее утешить. Теперь же ничего этого не было — лишь необходимость как можно скорее найти работу, ибо тех денег, которыми располагала Бритт, могло хватить лишь на две, максимум три недели, и то при условии, что она будет весьма экономна.

Первым делом она занялась поисками жилья и в конце концов остановилась на меблированной комнате в отдаленном от центра квартале — самой дешевой из того, что она видела. Но все равно плата за неделю составляла изрядную долю того, чем располагала Бритт. Значит, нужно было как можно скорее найти работу.

В каком-то смысле ее отчаянное положение было спасением. Весь день она проводила в разъездах и беготне в поисках работы, заходила во все попадавшиеся по пути бюро занятости, а когда вечером, наконец, на автобусе добиралась домой, была так измотана, что на грустные мысли не оставалось ни времени, ни сил.

Бритт глотала свой скудный ужин, стирала в ржавой раковине белье и валилась в постель. Спала она так крепко, словно лежала на мягкой просторной кровати в своем доме в Дуглас-Гроуве, а не на тонюсеньком матрасе, из-под которого торчали пружины.

Хотя на покупку новых вещей не стоило тратить ее скудные финансы, Бритт все же выкроила деньги, чтобы приобрести дешевую немнущуюся блузку взамен облегающей вязаной кофточки, которая была ей очень к лицу, и такое же недорогое платье. К счастью, серо-стальной костюм, выбранный ею для поездки, был сшит так просто, что его стоимость не сразу бросалась в глаза. Тем не менее Бритт постоянно ловила на себе удивленные взгляды, когда справлялась в бюро о месте поварихи или официантки. Пару раз ей даже показалось, что ее бы взяли, невзирая на отсутствие рекомендаций, если бы она не выглядела белой вороной рядом с другими посетителями, одетыми в основном в потертые джинсы и бесформенные свитеры.

Прошла неделя. Как-то днем Бритт очутилась на знаменитом сан-францисском мосту Золотые Ворота. Облокотившись на перила, она смотрела на расстилавшуюся перед ней панораму города и думала о том, что есть что-то мистическое в этом месте — ровно на полпути между золотисто-коричневыми холмами графства Марин и неровным рядом башен Сан-Франциско.

В сумочке Бритт лежало объявление — в дом моделей Сосалито, небольшого курортного городка в графстве Марин, расположенном на другом берегу залива, требовались ученицы портнихи. Поскольку никакого опыта не предполагалось, Бритт была уверена, что сумеет справиться с этой работой. Единственное, о чем она сейчас жалела, так это о том, что из экономии пошла через мост пешком, а не воспользовалась паромом или автобусом.

Бритт скинула туфли, чтобы дать ногам отдых. Она долго смотрела на темно-синие воды залива и пыталась привести в порядок свои мысли. Казалось бы, она очутилась в таком отчаянном положении, что впору окончательно упасть духом. Ведь она разом лишилась всего — человека, которого любила, комфортабельной жизни в Огайо, надежд на будущее… Так почему же на душе у нее спокойно и радостно? Она предвкушает, что сулит ей эта новая работа, а должна была бы по меньшей мере испытывать тревогу за свое будущее…

Может быть, виной тому ветер, такой прохладный и свежий, который только что коснулся ее щеки? Наверное, это он подарил ей надежду… А может быть, город, вольготно раскинувшийся на берегу залива, вдохнул в нее новую жизнь? Или все это происходит просто потому, что она молода, полна сил и уверена, что еще встретит настоящую любовь и тогда ее жизнь обретет новый смысл?..

В конце концов ее брак, даже до того как она узнала о связи Крейга со Стефани, не был таким уж удачным. Ну да, она жила в роскоши, имела просторный дом и красивого мужа. Она часто бывала на светских приемах и вечеринках и была знакома с самыми влиятельными людьми города — во всяком случае, называла их просто по именам.

Но ведь эти люди были друзьями Крейга, а не ее. Никому из них по-настоящему не было до нее никакого дела. Они воспринимали ее как обязательное приложение к Крейгу, довольно приятную молодую женщину, которая всегда держалась в тени своего мужа и повторяла, как эхо, его мысли.

Но не Крейг был виноват в этом.

Она сама позволила, чтобы это случилось, отказалась от своей индивидуальности и лишь иногда бунтовала, да и то лишь по пустякам. Конечно, немного страшновато оказаться одной в целом мире и рассчитывать только на себя, но ведь из этого состоит жизнь, не так ли? В конце концов, страх преследовал ее и все четыре года, что она была замужем — страх, что она не сумеет угодить Крейгу, окажется неподходящей женой. Страх, страх, страх…