Теперь, когда Бо уже был здесь, он подозревал, что этому ее чувству мешает существующая между ними неловкость. Мэгги кашлянула и успокаивающе погладила Гвен.

— Полегче, девочка. К сожалению, этого человека мы знаем. Помнишь?

Она слишком долго возилась с собакой, держа глаза опущенными к земле, и Бо понял, что не ошибся. Ей не лучше, чем ему, удалось препарировать и поместить в перспективу поцелуй вчерашнего вечера. Он зиял между ними предательской пропастью. От него отмахнулись, но забыть не смогли.

Как не забыли и подозрений Бо. Срочные телефонные звонки по ночам обычно не что иное, как извращенное манипулирование и попытка создать алиби. Его работа заключается в том, чтобы отличить факты от фантазий. Когда Гвен успокоилась, он подошел поближе.

— Вы устроили чертовски веселую вечеринку, Мэгги.

— Я ее не устраивала, — ответила она, медленно выпрямляясь и наконец встретившись с ним взглядом.

— Если не вы устроили это небольшое представление, то почему именно вы рассылали приглашения?

— Это не моя вина. И мне не надо было вам звонить.

— Так почему вы позвонили?

— Чтобы сэкономить время, конечно, — ответила Мэгги с притворной любезностью, похлопывая концом поводка по своей ноге. — Если вы здесь, то я смогу отделаться от всех неприятностей за один раз. Могу просто зажмуриться и проглотить их, как горькую пилюлю.

— Вот это деловой подход, — согласился он. — Вы быстренько покончите с расследованием и перейдете к следующему пожару…

— Мне нужно быть очень глупой поджигательницей, чтобы поджечь сарай рядом с собственным домом, правда?

— Или очень наглой, — тихо высказал он предположение.

Вместо быстрого ответа, которого он ждал, Мэгги пожала плечами:

— Или возможно… только возможно… вы ошибочно приняли страх за наглость, потому что хотели в это поверить.

Правда этого утверждения поразила Бо. Он сделал ставку на виновность Мэгги. Пока она оставалась виновной, не существовало запретных пределов. Ему не надо было беспокоиться о том, чтобы не проникнуть слишком глубоко. Не приходилось слишком тревожиться, вспоминая, как она сидела одна, сжавшись в комок, в тот первый день. Только она не собиралась допустить, чтобы он свалил вину на нее и ушел.

И его совесть тоже.

Возможно, Мэгги и не заслуживала, чтобы сомнения толковались в ее пользу, но она, по крайней мере, заслуживала объективность. До тех пор, пока Бо не сможет доказать ее вину, он должен продолжать копать. Потому что если эти пожары устраивает не Мэгги, то у настоящего поджигателя развязаны руки. О такой вероятности он еще не подумал.

— Если не вы сожгли этот сарай, Мэгги, тогда кто? Я не очень-то верю в совпадения.

— Какое совпадение — я тоже. — Она впервые гневно повысила голос. — Поэтому позвонила именно вам. Так вы собираетесь заняться своим делом или собираетесь заковать меня в наручники и утащить в тюрьму, потому что я — удобная кандидатура?

Наступило неловкое молчание. Бо позволил фонарику скользить в ладони, пока в его руке не оказался только самый его кончик. В конце концов он включил его и тихо произнес:

— Мэгги, вы самая неудобная женщина из всех мне известных. До сих пор это ни капельки не влияло на мое отношение к вам.

Мэгги почувствовала, как эти слова проникли в нее, словно ракета с самонаводящейся головкой. Бо обладал этой властью — властью создавать интимность и превращать простой вопрос в нечто сложное и чувственное. В данный момент двусмысленности ей были ни к чему. Ей нужен был прямой ответ и ясная голова.

— Означает ли это, что вы мне верите?

Под ногами у Бо зашелестела трава, когда он повернулся, чтобы уйти.

— Это означает, что я собираюсь заняться своим делом. Это все, что я могу обещать.

Она смотрела ему вслед, не зная, выиграла она битву или проиграла войну. Интересно, можно ли вообще знать, на каком ты свете, имея дело с Бо?

— Пошли, детка, — Мэгги дернула за поводок. — Лучше сварим крепкого кофе. У меня такое ощущение, что он вернется с вопросами, и лучше нам подготовиться к этому.

Войдя в дом, Мэгги стянула сапоги у кухонной двери, сварила особый кофе — мокко с миндалем мелкого помола, используемый только в особых случаях, — и вынула из укромного места за бутылкой растительного масла хранящийся для той же цели пакетик печенья «Орео». Выложила его на керамическую тарелку и прибавила несколько зачерствевших песочных печений, потом села за стол в просторной кухне, имеющей форму буквы Г, и стала ждать.

Боковая дверь оставалась открытой: она должна увидеть свет, когда он подойдет к дому. И сможет разглядеть его самого. Это было важно. Она решила, что ее реакция на Бо была просто цепной реакцией. Может быть, если она заранее будет готова к его физическому влиянию, то сможет как-то контролировать этот процесс. Или, по крайней мере, управлять им разумно. Все это начиналось с мощного импульса, который пробуждал опасные чувства всякий раз, как она встречалась с Бо.

Этот человек обладал неоспоримой сексуальной привлекательностью, даже в глухую ночь, небрежно одетый и почти непричесанный. Этого достаточно, чтобы у любой женщины участился пульс. Его высокий рост и мощное телосложение создавали ощущение силы и мужества, из-за чего она по контрасту чувствовала себя невероятно женственной. Когда женщина чувствует себя женственной, гормоны пускаются в рост, как только что политый сад, а рациональное мышление испаряется. Именно тогда на поверхность всплывают опасные чувства.

Голос Бо поддерживал эту цепную реакцию и разгонял до огромной скорости. Дело было не в том, что он говорил, а в том, как он это говорил. Сознательно или неосознанно, но его голос представлял комбинацию нежного шелка и неукротимой энергии, которые выводили ее из равновесия.

Но сегодня ему это не удастся. Сегодня она будет готова. Мэгги схватила одно печенье и стала ждать, глядя в дверной проем. Старалась не думать о Бо. И о пожаре. И о цепной реакции. Но у нее ничего не получалось.

Сначала она заметила слабые проблески света от фонарика, падающие на ряды деревьев. Потом луч застыл, его свет раздробил фильтр из листьев магнолии. Он нашел тропинку Гвен и снятую жердь в ограде. Здорово. Она не задумывалась над тем, как это выглядит в глазах человека, рассматривающего мотивы преступления и возможности поджигателя. Проложенная тропка ни о чем не свидетельствовала, но подтверждала, что она легко могла прямиком пройти к сараю.

Еще одно свидетельство против нее.

Луч от фонаря снова пришел в движение, стал приближаться к дому. Когда он достиг края подстриженного газона, то мигнул и погас. Мэгги глотнула. Почему-то действия Бо напоминали ей о хищнике, выслеживающем жертву.

Светящиеся полосы его желтой куртки отражали свет лампы над крыльцом, когда он шел к дому.

— Мэгги? Скажите своей собаке, что я сейчас войду!

Мэгги посмотрела на Гвен, которая подняла на шум голову.

— Фас, девочка!

Вскочив, Гвен разразилась приветственным лаем. Команда «фас» была игрой, в которую они часто играли. Собака удивленно склонила набок голову, когда в дверях появился Бо, а не Кэролайн. Мэгги протянула руку и ободряюще обняла волкодава за спину.

— Жестокое разочарование, детка. Может, у него и нет для тебя лакомства, но все равно будь с ним поласковей. Входите, Бо, теперь вы в безопасности.

— Безопасность — понятие относительное. — Он прикрыл за собой дверь и постучал лопаткой по ботинкам, пытаясь стряхнуть липкую сажу. Это было безнадежное занятие, поэтому Бо прислонил лопатку к наружной стене и стащил ботинки.

— Я не буду в полной безопасности от Гвен, пока вы не перестанете напрягаться всякий раз, когда видите меня. Она это чувствует.

— Так перестаньте вызывать во мне напряжение.

Бо на долю секунды замер, и Мэгги поняла, что сказала что-то не то и не тому человеку. Лицо его застыло, глаза стали темными, как мокрая речная галька. Захлопнув за собой дверь, он подошел к столу и положил на него фонарь. Окинул Мэгги беглым взглядом, задержавшись на ее босых ногах, затем снова взглянул в лицо. Мэгги поборола инстинктивное желание поджать ноги под стул и сесть прямо. Она осталась в той же позе, обнимая одной рукой Гвен, хотя сердце билось где-то у нее в горле.