— Их вооружение заметно уступает нашему, вернее, уступало, потому что на их стороне значительное численное превосходство и им удалось захватить склады и разоружить некоторые части.
— Как командование допустило такое? Такой маленький гарнизон на огромный город. Тем более что в Варшаве, если не ошибаюсь, уже было одно восстание.
— Это был бунт еврейского гетто, — пренебрежительно отмахнулся Фрике, — с ним справились без труда. Поляки проявили при этом полную лояльность нашей администрации. А войска были нужны на фронте.
— Да, что там на фронте? — поспешил выбраться из Варшавы Вортенберг.
— Русское наступление выдыхается! — с преувеличенной бодростью сказал Фрике. — Можно сказать, выдохлось. Мы создали на восточном берегу Вислы мощный кулак: дивизии «Викинг», «Герман Геринг», «Мертвая голова», — он опустил как излишнюю деталь, что это были дивизии СС, — 4–я и 19–я танковые дивизии, 73–я пехотная. Они ударили в стык русских войск между Прагой [42]и Седлецом и остановили их. У нас несомненное стратегическое преимущество, ведь мы опираемся на Варшавский укрепленный район. Враг не пройдет! Единственное, что нужно нашим танковым частям, это помощь пехоты, наша помощь! — патетически воскликнул Фрике.
— Для этого нам надо пройти на тот берег Вислы, — заметил Вортенберг.
— За тем и едем, — сказал Фрике, сникая, — надо разведать обстановку.
* * *
Это был сумасшедший дом. Вся Варшава предстала перед ними одним большим сумасшедшим домом. В противном случае пришлось бы признать, что это они сошли с ума. Они не раз были близки к этому. И к признанию, и к помешательству.
Все началось еще в пригороде. Их попытался остановить эсэсовский патруль. Начальник патруля загодя вышел на дорогу и поднял вверх руку с открытой ладонью. Патрульные, опустившись на одно колено, заняли позиции у стен домов, двое с одной стороны улицы, двое с другой. Они были одеты в эсэсовские камуфляжные куртки и каски с чехлами, их руки сжимали немецкие автоматы.
Предшествующий разговор еще не выветрился из памяти. Фрике молчал, а Красавчик, не слыша приказа командира, пер и пер, не сбавляя скорости, прямо на эсэсовца. Тот крепился до последнего, но потом отпрыгнул в сторону, и тут же по бортам бронетранспортера ударили автоматные очереди. Красавчик нажал на педаль газа. Юрген с Целлером, сидевшие на задних сиденьях, тут же развернулись к десантному люку и открыли ответный огонь. Они это сделали автоматически. Сознание включилось только в момент прицела — они стреляли поверх эсэсовцев, прижимая тех к земле. В глаза бросились бело–красные повязки на рукавах.
— Это были не наши, — сказал Красавчик, лихо завернув за угол и сбросив скорость, — у них на касках спереди — белые орлы.
— Это были поляки, — сказал Юрген, — белый и красный — их цвета.
— Запомним, — сказал Фрике и добавил: — Хорошо, что на эсэсовском складе, который они разграбили, не было гранат.
Он был абсолютно спокоен. Они рассмеялись в ответ. Потом им стало не до смеха.
Мимо них промчался эсэсовец на мотоцикле «БМВ». Он куда–то очень спешил. Они успели только заметить лилию, намалеванную белой краской на бензобаке мотоцикла, да странный символ сбоку на каске, в дополнение к белому орлу спереди. Юргену показалось, что это две стилизованные буквы — G и S [43]. Он не успел обсудить это с другими солдатами, потому что их бронетранспортер подъехал к перекрестку, а там их ждала «пантера». Их любимая изящная «пантера». На ее борту стоял танкист в черной форме. Он приветливо помахал им рукой и запрыгнул в люк башни. На месте креста на башне красовалась белая лилия. Длинное дуло танковой пушки стало медленно поворачиваться в их сторону.
Красавчик не стал тратить время на переключение коробки передач и отползание назад. Он ударил по газам и смело ринулся вперед, через перекресток, под укрытие домов с другой стороны. Так он проскочил еще несколько кварталов, уходя от погони и заметая следы резкими поворотами.
— Стоп! — крикнул подполковник Фрике перед очередным перекрестком. — Вольф, Брейтгаупт! Разведать обстановку.
Вот что значат опыт и интуиция! Недаром Фрике был их командиром! И неудивительно, что он дожил до седых волос на фронтах двух великих войн.
Выглянув за угол, Юрген увидел еще один танк, еще одну «пантеру». Это была другая «пантера». У нее было имя — Pudel Magda, аккуратно выведенное на борту. Вероятно, так звали любимую суку командира танка. Порода собаки была указана для того, чтобы никто, не дай бог, не подумал, что это имя жены командира танка. Бывшего командира. Потому что и этот танк был украшен лилией.
«Пуделиха» рычала и скребла лапами о мостовую. Ее ярость вызывала баррикада, возведенная поперек улицы. Такая баррикада отлично подошла бы повстанцам. Она была точь–в–точь как на картинке из учебника истории. Вена в 1848 году, Парижская коммуна, Красная Пресня в 1905 году. Вывороченные уличные фонари, поваленные деревья, парковые лавочки, булыжники мостовой. Когда–то такая баррикада могла сдержать правительственные войска. Современный средний танк влетел в нее, как кулак мясника в живот интеллигента. «Пуделиха» вильнула хвостом туда–сюда, разметая баррикаду по бревнышку. Вместе с остатками баррикады во все стороны полетели фигурки в серой форме. В образовавшийся пролом с криками «Jeszcze Polska nie zginela» [44]из подворотен близлежащих домов бросилось около сотни разномастно одетых и разнокалиберно вооруженных мужчин, которых роднили квадратные фуражки и бело–красные нарукавные повязки и шарфы.
— Повстанцы силами роты пехоты при поддержке танка атакуют немецкие позиции, — доложил Юрген при возвращении. — Второй эшелон отсутствует. Есть возможность ударить в тыл наступающим.
— Рядовой Хюбшман! Продолжить движение в прежнем направлении. Нам необходимо разыскать в этом бедламе штаб бригады Дирлевангера, — приказал Фрике. Он повернулся к Юргену: — У нас еще будет возможность, подозреваю, что не одна, схватиться с бунтовщиками, когда они преградят нам дорогу, — сказал он и заметил с укоризной: — Ты говорил о них, как о регулярных воинских формированиях. Это ошибка. Она может дорого нам обойтись. Они — бунтовщики, бандиты. И разговор с ними будет как с бандитами. Никакого разговора не будет. Вермахт не разговаривает с бандитами.
— Дорого нам обойдется, если мы будем относиться к ним как к бандитам, — проворчал Юрген, усаживаясь на свое место, — во всяком случае, воюют они как регулярные воинские части.
Им не пришлось долго ждать новой встречи с повстанцами. Они ехали по изогнутой улице и вдруг увидели, что выезд с нее перегораживает мощная баррикада. Их взгляды уперлись в широкие спины солдат, обтянутые до ужаса знакомыми русскими телогрейками. Солдаты, пригнувшись, вели огонь из тяжелых автоматов с круглыми магазинами сквозь просветы в баррикаде. Два или три из них обернулись, окинули их бронетранспортер равнодушным взглядом и опять вернулись к своему занятию. Причина такого пренебрежительного отношения была на слуху. Это грозное урчание месяцами звучало в их ушах. И вот он появился как видение из их кошмарных снов. Крепко сбитый, с крутым покатым лбом. «Т–34». Он неспешно полз в их сторону, перегораживая второй выезд с улицы.
Мимо них, тяжело топая сапогами, пробежал взвод солдат все в тех же телогрейках. Донесся привычный русский мат–перемат. Подполковник Фрике, прильнув к смотровой щели, смотрел в нее широко раскрытыми от изумления глазами и тряс головой, не в силах сказать ни слова. Они все тоже сидели тихо в ожидании приказа. Только рука Красавчика подрагивала на ручке переключения передач, готовая в любой момент сдвинуть ее вверх или вниз.
Кто–то постучал пальцем в стенку бронетранспортера.
— Не, Kameraden, haben sie Tabak? [45]— раздался голос с сильным русским акцентом.
