— Новый день, новая жизнь, новая любовь, — нанизывал Красавчик.

— После дождика даст Бог солнышко, [102]— внес свою лепту Брейтгаупт.

— Ну что, двинулись, — сказал Юрген, прерывая пустой разговор.

Они побросали все в яму — документы, обмундирование, ранцы, оружие, последние патроны, бросили по горсти земли. Потом Брейтгаупт споро забросал яму песком и землей, утоптал, накрыл дерном образовавшийся холмик. Так они похоронили войну. Они почтили ее память минутой молчания и закурили, усевшись на траву.

— Ну, что дальше делать будем? — с преувеличенной бодростью спросил Юрген. — Куда двинемся?

Он не был больше их командиром, это был совет равных. Вообще–то Юрген уже принял решение — они двинутся в Гамбург. Нет, парни, Эльза здесь ни при чем, Эльза — это личное, а они сейчас говорят о другом. Просто Гамбург — это большой город, в котором легко скрыться, Гамбург — это его почти что родной город, он там каждый закоулок знает! Юрген не был больше их командиром, но продолжал чувствовать ответственность за жизнь своих товарищей. Он поможет им выбраться из очередной передряги.

Юрген вопрошающе посмотрел на Дитера. По правилам военного совета первое слово принадлежало самому молодому.

— Мы тут с Гансом подумали, — сказал Дитер, — мы в Тюрингию пойдем, в его деревню. У Ганса там хозяйство. Я помогать буду.

«Подумали! Когда только успели? Хозяйство… Понятное дело — крестьяне, для них хозяйство — все». Юрген был поражен этим ответом в самое сердце.

Он даже не задумывался над тем, что они могут расстаться. С Дитером — бог с ним, но с Брейтгауптом! Тот всегда был рядом, он был единственным оставшимся в живых, кто всегда был рядом с Юргеном на всех полях сражений. Он был его оберегом, черт побери!

Юрген посмотрел на Брейтгаупта. Тот блаженно улыбался, уставив взгляд куда–то вдаль. Он представлял, как он пашет свою землю. Он был уже не здесь. Он был не с ним.

— А я, пожалуй, никуда не пойду, — сказал Красавчик, — некуда, и вообще. — Он подмигнул Юргену: — У тебя Эльза, у Ганса — Дитер, у Дитера — Ганс, мне одному, что ли, бобылем оставаться. Да и устал я от кочевой жизни, хочется немного на одном месте пожить. А вдруг понравится!

Красавчик никогда не унывал и всегда шутил. Но сейчас он был просто оскорбительно весел! А взгляды, которые он кидал в сторону дома? Раньше он смотрел так только на машины. Юрген не узнавал своего лучшего товарища.

Они еще немного посидели за столом в доме, распили напоследок бутылку вина. Ева выдала каждому сверток с сухим пайком: несколько отваренных картофелин, луковица, пучок кресс–салата, два ломтя хлеба, небольшой кусок окорока. Они поцеловали ее в щеку, благодаря за все.

Красавчик вышел на двор, провожая их. Когда–то они понимали друг друга без слов, теперь не находили слов для прощания.

— Привет Эльзе, — сказал Красавчик.

— Удачи! — сказал Юрген.

— Спасибо, — сказал Дитер.

Брейтгаупт промолчал по своему обыкновению. Они пожали друг другу руки, расставаясь навсегда.

* * *

Юрген шел берегом Эльбы, обходя топкие места. От реки тянуло свежестью, молодая листва на ветлах поблескивала в свете луны, тихо плескались волны.

Вдруг тишина взорвалась ревом сотни глоток, это запели солдаты на самоходной барже, плывшей вниз по течению. Бравурно звучали слова на незнакомом языке:

Юрген невольно подстроился под ритм и еще быстрее зашагал вперед.

Ему предстояло пройти длинный путь до рассвета.

Der Ende.