Юрген тем временем пригляделся к раненому. Это был командир третьей роты, его фамилии Юрген не помнил, не стоил он того. Офицеры презирали его за трусость, было непонятно, как он ухитрился дослужиться до капитана. У них были на этот счет свои соображения, за это они презирали его еще больше. Солдаты его ненавидели за беспрестанные придирки и бессмысленную безжалостность в бою. Возможно, они были отбросами общества и подонками, как честил их капитан, но не считали это достаточным основанием для того, чтобы гнать их толпой на вражеские пулеметы.
— Он боялся получить пулю в спину, — раздался голос Вортенберга.
— Помолчите, Карл, вы мешаете мне работать, — сказала фрау Лебовски.
Она зашивала рваную рану на лице Вортенберга.
— Ну вот, будет почти незаметно. — Она откинулась чуть назад, с удовлетворением рассматривая результат своих трудов, потом залепила рану большим куском пластыря.
— Фрау Лебовски, как вас понимать? — шутливо воскликнул Вортенберг. — То — шрамы украшают мужчину, то — какая очаровательная розочка, то — почти незаметно.
— Не пытайтесь понять женщин, Карл, мы сами себя не понимаем. Все зависит от настроения и освещения. Вот с вашим шрамчиком…
— Обер–фельдфебель Вольф!
— Я, герр подполковник! — обернулся Юрген к Фрике.
— Разыщите лейтенанта Ферстера. Передайте ему мой приказ, что он назначен командиром третьей роты. Совсем не осталось офицеров! — досадливо сказал он. — А вы, Вольф, принимайте взвод.
— Есть, — без всякого энтузиазма сказал Юрген. — Взвод… — протянул он. — Едва на отделение наберется.
— Наберется? — вскинул глаза Фрике.
Юрген пожал плечами.
* * *
Он стоял, куря уже третью или четвертую сигарету, и смотрел в сторону летного поля, где регулярно вспыхивали яркие разрывы — русских забрасывали минами из минометов.
«Сутки продержались, — подумал Юрген, — продержались, в сущности, в безнадежной ситуации». Ровное летное поле с длинным зданием аэровокзала с одного края и полуразрушенной диспетчерской башней, возвышающейся, как Альпы, представилось Германией. Отряд в центре, окруженный со всех сторон, беспрестанно обстреливаемый, истекающий кровью, превратился в Берлин. «Они, похоже, не собираются прекращать сопротивление. Так и надо! — подумал Юрген. — Силы противника истощаются, еще быстрее падает его дух при столкновении с таким упорством. — У него были веские основания для такого заключения, они и были этим самым противником. — Еще не все потеряно, — взбодрил он себя, — у нас еще есть шанс. Мы еще поборемся!» — продолжал накручивать себя Юрген.
— Успели поужинать, Юрген?
— Так точно, герр подполковник.
— Следуйте за мной.
Грудь Фрике облегал новый китель, застегнутый на все пуговицы. Он был затянут и подтянут, как всегда.
— Отдано нам на разграбление, — пошутил он, распахивая дверь.
— Что тут грабить? — ворчливо сказал Юрген.
Это был склад боеприпасов. У одной стены громоздились штабели артиллерийских снарядов, у другой сиротливо жались деревянные ящики с гранатами и матово поблескивали цинковые ящики с патронами. Их было по десятку, не больше.
— А вот пулеметы и фаустпатроны! — с энтузиазмом рыночной торговки воскликнул Фрике.
— Пулеметы — это хорошо, — сказал Юрген.
— Организуйте раздачу оружия и боеприпасов, — приказал Фрике, — вы единственный унтер–офицер, кто не ранен и держится на ногах. Таблетку хотите? — Он протянул пузырек.
— Спасибо. — Юрген вытряхнул таблетку первитина [93]и немедленно проглотил ее — как бы он иначе держался на ногах? — Позвольте взять несколько про запас.
— Конечно, Юрген, только не увлекайтесь.
К рассвету они были готовы: раны перевязаны, оружие проверено, почищено и смазано, подсумки и ранцы забиты боеприпасами — они ничего не оставили на складе, определен состав новых отделений и взводов, командиры назначены. Все были готовы. Эсэсовцы возобновили атаки на отряд, занявший летное поле. Русские пытались форсировать канал и деблокировать свою группу в аэропорту. «И ведь деблокируют», — подумал Юрген. Мысль эта, как ни странно, подняла дух. Вот так же на помощь им придут свежие части, обещанные фюрером. Ведь должны быть резервы, черт побери! Не бывает такого, чтобы не было резервов, эти умники из Генштаба не умеют воевать по–другому.
Они сидели в импровизированной казарме и ждали приказа. Юргену не надо было выглядывать наружу, чтобы понять, что там происходит, ему вполне хватало звуков. Остальным, впрочем, тоже. Даже малышу Дитеру, который как пристал к ним на Зееловских высотах, так уж и не отстал. Вчера он прошел настоящее боевое крещение и был очень горд собой. Сейчас он с видом знатока комментировал доносившиеся до них звуки разрывов снарядов и перестрелки и спорил с Фридрихом, куда их пошлют: к каналу или на летное поле. Они были самыми молодыми среди них, Дитер и Фридрих, потому и спорили. «Старики» сидели молча, они не хотели тратить энергию не то что на бесполезный спор, но даже на размышления. Куда прикажут, туда и пойдут.
В помещение ввалился Штульдреер, весь вывалявшийся в грязи и какой–то прокопченный, отыскал взглядом Юргена, подошел, тяжело опустился рядом.
— Русские смяли нас, — сказал он, отдышавшись. — Они переправились через канал в другом месте и ударили вдоль набережной. Они обошли нас с фланга, — добавил он немного извиняющимся голосом.
— Обычное дело, — сказал Юрген.
— На этой войне — да, — сказал Штульдреер, — это другая война.
— Вам виднее. Я другой не знаю. Но вы молодцы, вы долго держались, сутки на этой войне — это долго.
— В Бресте мы продержались тридцать два часа, — вставил Красавчик, — но это была крепость.
— У нас тоже была крепость, — сказал Штульдреер, — мы не пустили русских, как они ни старались, но они обошли нас с фланга. Я с вами, можно? У меня больше нет части, у меня больше нет товарищей, — он едва не плакал, славный старик, — кроме вас.
Юрген сочувственно похлопал его по плечу, сказал преувеличенно бодрым тоном:
— Рады принять вас в наши ряды, ефрейтор, нам нужны опытные солдаты.
В дверях появился подполковник Фрике.
— Батальон! Внимание! Пятиминутная готовность! Выступаем!
— Вы слышали: выступаем, — назидательно сказал Красавчик Фридриху с Дитером. — Чего спорили? Не туда и не сюда, а бог знает куда. С начальством всегда так, никогда не угадаешь, что у него на уме. Подрастете — поймете.
Они уже тронулись в путь, когда увидели фрау Лебовски. Она семенила от отсека госпиталя, обвешанная медицинскими сумками, обеими руками она сжимала тяжелый чемодан, который подбрасывала коленом на каждом шаге.
— Фрау Лебовски, — сказал ей Фрике, — вам следует остаться в госпитале, с ранеными.
— Там остались доктор Клистер и два санитара, этого более чем достаточно.
— Лейтенант Лебовски! — прикрикнул Фрике.
— Мой друг, — сказала она спокойно, — я не в том возрасте, чтобы безразлично терпеть изнасилование толпой грязных азиатов. Я пойду с вами и пойду до конца.
«Изнасилуют, это как пить дать», — подумал Юрген. Половина их батальона с радостью бы изнасиловала фрау Лебовски, невзирая ни на какой возраст, подай она только знак. Впрочем, некоторым и подавала. Она была доброй женщиной, фрау Лебовски. Он подошел и взял чемодан из ее рук.
— Спасибо, Юрген, — сказала она и добавила невпопад. — Вы, наверно, очень скучаете по своей девочке…
— Батальон! Шагом марш! — скомандовал Фрике.
Они шли краем аэропорта, держась под прикрытием невероятно длинного, чуть изогнутого здания аэровокзала, потом — сильно обрезанных, густых деревьев. Впереди виднелись высокие дома городских кварталов.
— Я там каждую подворотню знаю, — возбужденно говорил Штульдреер, — держитесь меня, парни, со мной не пропадете.
Alles war wie in Warschau
Все было как в Варшаве. За тем небольшим отличием, что они теперь играли роль поляков, а русские осваивали их роль. Последнее обстоятельство переворачивало ситуацию в их пользу, ведь у них был богатый опыт, которого не было у русских, пока те еще освоятся, а они уже знают назубок и наперед все уловки, что защищающихся, что нападающих. И вообще, воспоминания о Варшаве настраивали на оптимистический лад: как солдаты, они были лучше поляков и никак не хуже русских, поляки продержались против них два месяца, Юрген не видел причин, почему они могут выступить хуже. Несколько недель — и мы еще посмотрим, кому придется держаться!
