Кто-то небрежно заметил:

— Монти может проиграть в десять раз больше, и это не отразится на его кармане, — ведь он купается в золоте, — просто теперь он получил то, что обычно достается старикам: рога.

В это время Монти, не отдавая себе отчета, куда идет, прошел пешком от Сент-Джемс-Сквера до Тоуэра. Поднявшийся с реки резкий холодный ветер заставил его поднять голову. Ничего не понимая, он уставился на мост, на реку, на пакгаузы — у него не было ни малейшего представления о расстоянии, которое он преодолел.

Внезапно его охватила острая усталость, настолько сильная, что он не в состоянии был идти дальше.

Он окликнул какого-то бродягу:

— Позовите мне такси.

— Подождите здесь, сэр, — ответил тот, предвкушая щедрую подачку. — Я вернусь через мгновение.

Когда он вернулся с такси, Монти дал ему пять шиллингов, и бродяга рассыпался в благодарностях.

— Вы — настоящий милорд, сэр! — восторженно воскликнул он.

Эта незначительная фраза назойливо жужжала все время в мозгу Монти. Молодец! Нечего сказать, хорош он — человек, жена которого опозорила его честь… О, она была достаточно честна — но если ее сердце, ее любовь принадлежат Роднею, то не все ли равно? Для всех это будет главное, но не для него; для его измученной души важно только одно — она не любит его, она отдала свою любовь другому… После того, как отдают такую любовь, какую он прочел сегодня на ее лице там, в маленькой гостиной, — разве остается еще что-нибудь в душе?

Женщина может быть вашей женой, принадлежать вам, носить ваше имя, жизнь ваша может казаться вполне налаженной, с внешней стороны все будет в порядке, — но все время ее мысли будут далеко, ее сердце будет рваться к любимому.

Такси остановилось у подъезда его дома.

«Нет, я еще не могу вернуться», — подумал Монти, чувствуя, что он не в состоянии видеть сейчас Сильвию.

— В парк! — неопределенно сказал он шоферу.

Он оставил такси около Роу и, пройдя несколько шагов, столкнулся лицом к лицу с Китти Брэнд, которая гуляла со своей овчаркой. Она схватила его за отвороты пальто и расхохоталась над его рассеянностью.

— Что с вами случилось? — весело спросила она.

Монти встретил взгляд ее ласковых глаз; они много лет уже были друзьями — значит, между ними не могло быть недомолвок.

Он отрывисто сказал:

— Все, Китти, все!

Китти Брэнд пошла рядом с ним и взяла его руку.

— Вы говорите о Сильвии? — мягко спросила она.

— Да, о Сильвии и о молодом Рентоне.

Китти не стала интересоваться деталями, она понимала, что горе Монти еще слишком свежо, чтобы говорить обо всем прямо.

— Что вы думаете делать? — спросила она.

Монти внезапно встрепенулся; его лицо вспыхнуло от гнева; усталость сменилась злобным оживлением.

— Я отомщу им! — резко сказал он. — Слышите, обоим! Я натворю такого, что весь Лондон поразится. Я заставлю их искупить свою вину… Его, а потом…

Он резко выдернул свою руку и, не попрощавшись с Китти, быстро пошел прочь.

Китти Брэнд долго глядела ему вслед. Он шел, не разбирая дороги, по желтеющей траве, высоко подняв голову и яростно глядя вперед налитыми кровью глазами.

Выйдя из парка, он окликнул такси и поехал домой.

— Я не могу этого сделать, — сказала Сильвия.

Она стояла перед Роднеем, бледная и дрожащая, но непоколебимая в своем решении.

— Я не могу, дорогой; это все, что я могу сказать.

Родней побледнел.

— Вы хотите сказать, что вернетесь к Монти, чтобы снова стать его женой? — угрюмо произнес он.

— Но ведь я его жена…

— Вы вернетесь к нему и будете с ним жить после всего, что произошло сегодня?! — вспылил Родней.

— Это было незабываемое мгновение, — сказала Сильвия, — украденное у времени, крохотный цветущий оазис в пустыне жизни, прекрасный, как роза. Мы сорвали ее — и наше счастье кончилось… Я была слишком счастлива, и не стыжусь в этом сознаться. Я не искала встречи с вами, она дарована была мне судьбой, которая делает с нами все, что ей заблагорассудится — дает радость и страдание, когда захочет. Мы испытывали божественную радость и теперь должны искупить ее. Ах, Родди, милый, помогите мне… Не будьте таким жестоким, не отравляйте воспоминания об этих минутах…

— Воспоминания… розы в пустыне!.. — зло повторил Родней. — Вы рассуждаете, как настоящая женщина. Пара красивых фраз, поцелуй — и можно спокойно вернуться к себе домой, к мужу.

Он схватил ее руку и крепко сжал тонкие пальцы.

— Сильвия, у вас нет выхода — слышите? Мы принадлежим друг другу, мы поняли это еще в день нашей первой встречи. Ты не уйдешь от меня! Мы поедем сегодня ночью в Париж или куда-нибудь на юг и потребуем, чтобы Монти дал вам свободу. Через несколько месяцев все будет кончено, и мы повенчаемся.

— Я не могу, не могу! — ответила Сильвия; ее щеки ярко пылали. — Родди, выслушайте меня. Вы только что сказали, что когда мы встретились, то сразу же почувствовали, что предназначены друг для друга, но это ведь неправда. Я действительно это поняла с первого момента, а вы нет. Я вам просто понравилась, и вам хотелось развлечься. Будьте же честны и сознайтесь, что я права. Некоторое время спустя вы полюбили и, наконец, поняли, что готовы на все, чтобы жениться на мне. Потом вы заболели, но в этом вы не виноваты, а вина ваша в том, что вы медлили и испытывали судьбу. Неужели вы думаете, что если бы я была больна, то не нашла бы способа дать об этом знать? А вы ждали, потому что решили, что и так все обойдется. И вот, пока вы медлили, а я томилась в ожидании, явился Монти и спас меня от горя, бедности и отчаяния. Вот почему я должна вернуться к нему — и навсегда. Я никогда бы не искала встречи с вами — это было бы нечестно, но в сегодняшнем происшествии с автомобилем я ведь не виновата.

Она освободила свою руку и со словами: «Но теперь кончено все!» — направилась к дверям.

— И это вы зовете любовью? — с горечью воскликнул Родней.

Сильвия обернулась. Широко открытыми, полными слез глазами она посмотрела на искаженное гневом лицо Роднея.

— Я буду любить тебя всю жизнь, — сказала она и вышла из комнаты.

Когда Сильвия вернулась домой, Монти еще не было. Она прошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок.

После всего случившегося, несмотря на сильное нервное потрясение, она чувствовала себя почти счастливой. Прежнее состояние беспокойства и неудовольствия исчезло.

Она причесывалась гребнем из светлой черепахи, недавним подарком Монти, когда он вошел в вестибюль.

Обычно он всегда давал ей знать об этом, слегка насвистывая, а она отвечала: «Я здесь». В этот день он молча вошел в дом и прямо прошел к себе. Потом без стука открыл дверь в комнату Сильвии:

— Алло!

Сильвия взглянула на него и улыбнулась.

— Как ты провел сегодняшний день? — спросила она.

— Неплохо.

Он стоял за ее спиной, тупо уставясь на ее склоненную головку, на золотые завитки на затылке… Один раз крепко сжать рукой эту нежную шею, и…

— Ты нездоров, Монти?

Сильвия подняла голову и посмотрела на него.

— А тебе не все равно?

— Конечно, нет. Я была бы очень огорчена, если бы ты заболел.

— Ты, значит, действительно ценишь меня?

— Больше, чем кого бы то ни было на свете.

Он готов был ударить ее в этот момент: его большая рука невольно сжалась в кулак.

Шепотом, задыхаясь от гнева, который сжимал ему горло, он сказал:

— Лжешь! Я могу доказать это…

Сильвия поднялась с кресла, в котором стояла на коленях, в позе маленькой девочки, и, выпрямившись, остановилась перед ним.

— Что это значит, Монти?

Он тем же хриплым шепотом пробормотал:

— Я знаю все… Я видел… И не смей лгать мне… Не смей!