— О, это было так давно, — отвечала она.

Вероятно, жизнь у нее была однообразная, малоинтересная. Что же ей было бы приятно вспомнить? — думал он. Ухаживания отца, даже зная наперед, чем все кончится? Появление детей? Раннюю пору материнства? Она действительно часто и с нежностью вспоминала те годы, когда дети были маленькими, но большинство фотографий в этом ящике относились к куда более раннему периоду ее жизни, к началу века, — вот они-то и интересовали ее больше всего.

— Семейная встреча Бейкеров. Девятьсот восьмой год. А это день рождения Бьюлы, ей исполнилось шестнадцать. А здесь — серебряная свадьба Люси и Гаролда.

События, которые она перечисляла, были связаны с судьбами других людей, она же лишь издали наблюдала за ними.

— Это Кэтрин Роуз — в то лето, когда она была такая красивая и встретилась со своим будущим мужем.

Эзра пристально глянул на Кэтрин Роуз.

— По-моему, совсем она тут не красивая.

— Она довольно быстро поблекла.

На этой самой Кэтрин Роуз было строгое платье весьма сложного фасона, вышедшее из моды лет этак шестьдесят с лишним назад. Он оценивающе взглянул на ее острое личико, словно она была его современницей, девушкой, которая встретилась ему в баре, а между тем ее, наверно, уже давным-давно нет в живых. Казалось, он сквозь толщу поколений погружался в прошлое.

Он раскрывал маленькие дневники — некоторые размером не больше дамской пудреницы — и читал вслух фразы, написанные убористым почерком матери:

— «8 декабря 1912 года. Навестила Эдвину Баррет. По дороге домой пролила в коляске полпинты сливок, пришлось немало потрудиться, чтобы смыть сливки с сидений. Это уж точно…»; «4 апреля 1908 года. Ездила с Алисой в город. В магазине у мистера Солтера взвесились на новых весах. Алиса весит 113 фунтов, а я — 110 с половиной».

Мать слушала внимательно и напряженно, словно ожидала услыхать что-то очень важное, но все, что он мог сообщить ей, было:

— «Купила десять ярдов полушерстяной ткани пурпурного цвета…»; «Сварила шоколадное бланманже для нашего кружка литературы и искусства…»; «Еще раз взвесилась в магазине мистера Солтера».

Тем летом — в 1908 году — ей было четырнадцать, думал он, и она взвешивалась каждые два дня, а для этого запрягала своего Принца и ехала в центр городка.

— «7 августа, — читал он. — Портниха сняла с меня мерку и записала на листке бумаги. Физически я заметно развилась». — Эзра рассмеялся, но мать нетерпеливо махнула рукой. — «7 сентября», — прочел он, и вдруг ему почудилось, будто земля уплывает из-под ног. Ведь та бойкая девушка — это сидящая теперь перед ним старуха! Слепая старуха! А ведь когда-то она была совсем другая, у нее была своя жизнь, не имевшая никакого отношения к его жизни, она «делала упражнения с булавами в группе „Молодые амазонки“», «страшно осуждала братьев Нил», «получила первую премию на осеннем конкурсе чтецов» («Я надеялась, что победит бедная Надин, — писала она по-детски крупными буквами. — Но, конечно, приятно было победить самой»). Мать сидела молча, задумчиво поглаживая сиреневый искусственный букетик.

— Это все неважно, — сказала она.

— Дальше не читать?

— Вообще-то я хотела услышать совсем иное.

По дороге в ресторан Эзра заглянул в книжный магазин и в отделе «Здоровье» нашел «Медицинский справочник» издательства «Мерк». Он поискал в указателе слово «уплотнение», но не обнаружил его. По-видимому, надо точно знать название заболевания, хотя в таком случае поиски никому не нужны. Он вспомнил школьный курс биологии и решил посмотреть, что тут сказано о лимфатических железах, ведь в учебнике писали, что лимфатические железы имеют обыкновение распухать. И действительно, при насморке у него на шее распухали две железки. Но в указателе лимфатических желез не было, зато Эзра с ужасом прочел «лимфатическая лейкемия» и «лимфогематогенный туберкулез». Он быстро захлопнул справочник и поставил его обратно на полку.

Джосайя уже открыл ресторан, и два его помощника шинковали овощи на кухне. Коммивояжер в клетчатом костюме изо всех сил расхваливал Джосайе какой-то новый продукт.

— Нет, — твердил Джосайя, — нет, не думаю…

Он выглядел неуклюжим и растерянным, этакий худущий великан в белой одежде, с космами седовато-черных волос, словно он в отчаянии рвал их на себе, — Эзру захлестнула волна нежности.

— В чем дело, Джосайя? — спросил он, и Джосайя благодарно повернулся к нему.

— Вот… Этот джентльмен хочет…

— Моя фамилия Мерфи, Дж. Р. Мерфи, — представился коммивояжер, — я предлагаю соевый соус особого сорта. Ящиками.

— Ящик соуса нам не нужен, — сказал Эзра. — Мы им почти не пользуемся.

— Ну так будете пользоваться, — сказал коммивояжер. — Соевый соус сейчас идет нарасхват, закупайте, пока есть. Прекрасное средство против радиации.

— Против чего?

— Ядерные катастрофы! Атомные взрывы! Посмотрите фактам в лицо. В Хиросиме не было столь жутких последствий, как предполагали. А знаете почему? Потому что японцы все едят с соей. Держите под рукой ящик соевого соуса — и вам незачем волноваться по поводу утечек радиации.

— Но я не люблю соевый соус.

— А зачем вам его любить?

— Что ж, тогда, может, стоит взять несколько бутылок.

Эзра подумал, уж нет ли на его двери тайного знака, извещающего психов, что он не умеет говорить «нет».

Он пошел проверить, как дела в обеденном зале. Две официантки расстилали на столах свежие скатерти, встряхивая их с резким хлопающим звуком. Джосайя принес кипы чистых накрахмаленных салфеток. В эту раннюю пору ресторан всегда наводил на Эзру уныние. Там было неуютно от пустых столов, высоких голых окон и горького запаха вчерашних сигарет. Ну разве это дело? Люди бездумно ели заказанные блюда — поглощенные флиртом, ссорой или деловым разговором, они внимания не обращали на то, что им подают, а потом уходили домой и напрочь забывали о еде. Все впустую. И сам Эзра был уже не первой молодости, и волосы на макушке изрядно поредели, а ведь он так и остался на том самом месте, где очутился в двадцать лет, — жил с матерью в том же доме на Кэлверт-стрит и читал перед сном поваренные книги. Он не женился, не стал отцом, из-за веры в судьбу, безволия, готовности к поражению потерял единственную девушку, которую любил. («Будь что будет» — вот девиз его жизни. Эзрой руководила романтическая покорность судьбе — источник его счастья и бед.)

Неожиданно перед ним вырос Джосайя:

— Видишь мои башмаки?

Эзра возвратился к действительности и посмотрел вниз, на ноги Джосайи. Из-под белых форменных брюк высовывались громадные непромокаемые парусиновые башмаки, которым не страшны ни наводнение, ни буран, ни лавина.

— Фирменные — «Л. Л. Бин», — пояснил Джосайя.

— Ишь ты…

С некоторых пор Джосайя стал получать таинственные подарки из фирмы «Л. Л. Бин». Их доставляли ему раз или два в год: одноместная палатка, пуховый спальный мешок, охотничьи ботинки невероятно большого, дефицитного размера, защитного цвета пончо, в котором можно спастись от любого муссона, аварийный комплект с компасом, кремнем и сигнальным зеркалом… И все это предназначалось человеку, который родился и вырос в городе и, по всей вероятности, не собирался оттуда уезжать. Ни визитной карточки, ни записки к подаркам не прилагалось. Джосайя направил запрос фирме, но в ответ ему сообщили, что даритель желает остаться неизвестным. Эзра с Джосайей не один час голову себе ломали, кто бы это мог быть.

— Помнишь старушку, которой ты чистил дорожку от снега? Не она ли?

— Да она уже давно умерла, Эзра.

— А помнишь Молли Кейн? Ты ее возил в инвалидном кресле на занятия по алгебре.

— Да, но она говорила: «Оставь мое кресло в покое, идиот!»

— Так, может, сейчас она жалеет об этом.

— Ну нет, она не пожалеет.

— А вдруг это кто-нибудь, кому ты менял колесо? Или открывал дверцу автомобиля? Или… Нет, не знаю…

Обычно такие разговоры доставляли Эзре удовольствие, но сейчас, когда он разглядывал огромные башмаки Джосайи, его пронзила мысль, что даже у Джосайи, неуклюжего, зубастого, заикающегося Джосайи, был близкий человек, с которым он связан, — неважно, знает он его имя или нет, — и живет Джосайя в уютном гнездышке из подарков, секретов и тайной заботы, которых он, Эзра, лишен.