Закончив с шитьем, они выпили по чашке чая, и Лоррен отправилась домой.
Войдя в холл, девушка услышала доносящуюся из комнаты постояльца музыку. Она сразу же узнала свою любимую симфонию Дворжака «Из Нового Света». Лоррен долго стояла, завороженная великолепной музыкой, но вдруг во время одного из тихих пассажей половица под ее ногами скрипнула. Девушка затаила дыхание, надеясь, что Алан ничего не услышал, но его дверь вдруг резко распахнулась и он раздраженно спросил:
— Что вы здесь делаете?
— Извините, я просто заслушалась. — Лоррен повернулась, чтобы уйти, но он быстро схватил ее за руку и втолкнул в комнату, прежде чем она поняла, что происходит. Закрыв дверь, Алан указал ей на кресло и прошипел сквозь зубы:
— Молчите и дайте мне послушать!
Он закрыл глаза и весь погрузился в звуки музыки. Лоррен наблюдала за ним. Перед ней вновь сидел сдержанный, спокойный мужчина. Мужчина, который смущал, волновал и раздражал ее больше, чем кто бы то ни было. Внезапно Алан открыл глаза и в упор посмотрел на девушку, словно пытаясь прочитать ее мысли.
Лоррен отвернулась и прижалась щекой к изголовью кресла. Как она хотела сейчас же броситься к нему и сказать, что он не должен, не может позволить ей уйти, но она лишь судорожно сжала ручки кресла. Симфония уже заканчивалась, и Лоррен заставила себя вслушаться в мелодию.
Но вот стихли последние аккорды, и Алан встал и выключил радио. Лоррен начала подниматься, но он остановил ее:
— Нет, не уходите. Я хочу дать вам послушать одну пластинку. — Он достал проигрыватель. — Это совсем другой мир музыки, по сравнению с той, что сейчас звучала. Называется: «Моя любовь подобна алой розе». Возможно, вы знаете ее. — Лоррен кивнула, и он продолжил: — Слова написал Роберт Бернс, и я хочу, чтобы вы обратили на них особое внимание. — Он как-то странно улыбнулся. — В них — особое послание к вам.
Алан поставил пластинку на крутящийся диск и опустил иглу. Песня была довольно приятная, и Лоррен, знавшая и успевшая полюбить ее, внимательно вслушивалась в слова.
И буду я тебя любить, моя родная,
Пока до дна не высохнут моря…
Лоррен посмотрела на Алана и заметила, что он внимательно изучает ее лицо. Девушка встретилась с ним взглядом, и ее внезапно захлестнула могучая, потрясшая до глубины души волна чувств. А музыка все звучала:
И скалы не расплавятся под солнцем.
И буду я тебя любить, моя родная,
Пока пески не возродятся к жизни.
Песня закончилась. Стало тихо. Лоррен взглянула на Алана, который, не отрываясь, смотрел на нее, их взгляды вновь встретились, и сердце девушки словно перевернулось в груди.
Алан нарушил молчание:
— Соответствует вашей морали, не так ли? Преданность на всю жизнь мужчине, за которого вы выйдете замуж… — Он наклонился вперед и попросил: — Дайте мне еще раз услышать эти слова.
Послушно, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, Лоррен повторила сказанное ему тогда на холме:
— Если я когда-нибудь выйду замуж, то буду верна своему мужу всю жизнь… при условии, что он — хороший человек.
Алан кивнул и откинулся назад.
— Почему вы захотели, чтобы я это повторила?
— Почему? Отчасти потому, что сейчас редко услышишь такое от молодой женщины в наш безнравственный век. И отчасти, — он сделал паузу, — чтобы через годы, познакомившись с вами поближе, я смог бы напомнить вам это, когда вы выйдете замуж за мужчину, вами выбранного.
— А вы будете продолжать заботиться о цветочках в вашем саду и ждать, когда они распустятся?
— Совершенно верно, — его глаза сузились, — я всегда срываю их, когда они в полном цвету.
— Я очень рада, — тихо сказала девушка, — что никогда не окажусь таким цветком.
— Нет, никогда, — так же тихо ответил он. — Видимо, наша с вами мораль не совпадает. — Он ухмыльнулся. — А что вы ожидали? В конце концов, я просто журналист. И каждому известно, что все журналисты — беспринципные черти, абсолютно распутные и наглые.
Лоррен поднялась, чтобы уйти, но он подошел и мягко опустил ее в кресло:
— Выпьем?
— Ну… я…
— Шерри? — Он открыл бутылку, наполнил стакан и подал ей. — Да не смотрите вы так испуганно! Я ничего против вас не замышляю… в данный момент. — В его глазах вдруг забегали веселые чертики. — Хотя идея заманчивая. Только представьте себе: заголовок вечерней газеты, крупными буквами навею полосу: «Снимающий комнату журналист соблазнил пьяную учительницу!» Честное слово, это мне нравится! — Он вдруг посерьезнел. — Расскажите мне о вашей школе.
Она начала рассказывать, не веря тому, что это она, Лоррен, сидит в комнате Алана, мирно беседует с ним и даже пьет шерри, как это делают его друзья. И что самое удивительное, он, казалось, действительно желал ее общества. Ну конечно, ему же пришлось выбирать между одиноким и скучным вечером и присутствием дочери квартирной хозяйки. Последнее, наверное, было меньшим из двух зол.
— Школа с очень древними традициями, — говорила Лоррен. — Размещается в старинных корпусах. Директриса, почти такая же старая, как вверенное ей учреждение. — Она засмеялась. — Девочки вымуштрованы…
— Так же хорошо умственно, как и физически?
— Правильно. У способной девочки, вставшей на стартовую черту и вынужденной строго соответствовать предъявляемым требованиям, весь школьный путь…
— Нет оригинальных идей в голове?
Лоррен кивнула:
— Школьная дисциплина очень сурова и не меняется уже почти полвека…
— И вероятно, останется такой и на следующие полвека?
— Да, верно. Учителя с узким кругозором…
— Без воображения?
— Да. Кажется, что все они скроены по одному шаблону, ограничены и…
— М-м-м… Почти как вы раньше, — вставил он.
— Как я раньше? — переспросила она.
— Да, прежде чем я подействовал на вас. Я подстрекал вас, делал все, чтобы вы осознали, что время бежит и мир меняется. Скажите честно, я ведь прав, не так ли?
Но Лоррен было сейчас все равно, прав ли он. Она резко встала, намереваясь немедленно уйти. Ей показалось, что в его глазах мелькнуло разочарование, но потом она решила, что ошиблась. Потому что в ответ на ее «Спокойной ночи, мистер Дерби, и спасибо за шерри» он только поклонился и с усмешкой в тон ей произнес:
— Спокойной ночи, мисс Феррерс.
Лоррен поняла, что он, как всегда, насмехается над ней и дразнит ее, а Алан продолжал:
— Не сомневайтесь, ваше общество мною высоко оценено. И хотя вы вырвались из моих когтей и спасаетесь бегством, в следующий раз вы так счастливо не отделаетесь. Кстати, вам же никогда еще не доводилось так долго беседовать с журналистом, ведь так?
Лоррен молча вышла из его комнаты, пересекла гостиную, вошла в свою спальню и захлопнула дверь.
На следующий день в школе Анна спросила ее:
— Тебе Алан ничего не говорил о столетнем юбилее их газеты? — Увидев, что Лоррен озадачена, она продолжила: — Будет праздничный бал прессы.
— Ты пойдешь? — небрежно спросила она.
— Я, дорогая? Нет уж, спасибо. Не хочу чувствовать себя там не в своей тарелке. Я сказала ему, чтобы он пригласил тебя.
— И что он на это ответил?
— О, не думаю, что он послушается. Он пробормотал что-то насчет твоей привычки постоянно с ним ссориться и что он не хочет испортить себе вечер.
Лоррен до боли закусила нижнюю губу, изо всех сил пытаясь сдержать дрожь.
— Еще он сказал, — продолжала подруга, — что лучше предложит пару билетов твоей матери. Кстати, Хью идет с Марго, так что Алан, как он выразился, вынужден искать себе другую спутницу.
Лоррен побледнела от отчаяния, и Анна, внимательно наблюдавшая за ней, серьезно спросила: