Заворачивая младенца в полотенце, Эйлит внимательно посмотрела на его редкие рыжие волосы, на красивые маленькие ручки. Она лихорадочно обдумывала слова Инги. Все сходилось. Девять месяцев назад, осенью, Рольф пообещал ей поговорить с Ингой о гусаке. Эйлит вспомнила его неожиданные исчезновения и задержки. В то время он вел себя очень странно, раздражался по пустякам. Судя по всему, Рольф не ограничился одними разговорами.

— Полагаю, он и тебе клялся в вечной любви, — сдавленно обронила она.

Инга хрипло рассмеялась.

— Скорее, в вечной похоти. Мой муж был хорошим человеком. Я хотела доказать себе, что никакой норманн не сможет затмить его. Но, увы, ошиблась. А ведь я сказала твоему мужчине, что он не осознает, что разрушает. И я оказалась права, не так ли?

Эйлит чуть не стошнило. Ей казалось, что все вокруг перевернулось вверх дном и закружилось, закружилось, закружилось… Лай собаки и звук приближающихся торопливых шагов заставил ее очнуться. На пороге появился изрядно запыхавшийся отец Годфрид. Из-за его плеча выглядывала испуганная Джулитта.

— Быстрее, святой отец, — взмолилась Эйлит. — Исповедуйте ее. Пусть ее душа уйдет с миром. Моя же душа не скоро найдет покой. — Оттеснив священника, она выскочила во двор и, привалившись к стене, согнулась в приступе рвоты. Как мог Рольф предать ее так вероломно? Беспроглядный мрак быстро окутывал ее, проникая в самое сердце.

— Мама?! — робко окликнула ее Джулитта. Жадно хватая ртом воздух, Эйлит выпрямилась и повернулась к дочери.

Господи, ведь она сама могла оказаться на месте Инги! Она могла бы вот так же истекать кровью в убогой хижине.

— Мама, Инга умрет? Ты поэтому послала меня за отцом Годфридом?

Эйлит не сразу решилась ответить. Джулитта выглядела испуганной, но спокойной.

— Да, дорогая. Иногда такое случается при родах. Госпожи Осит не оказалось рядом, и Инга не справилась одна.

Джулитта понимающе кивнула.

— Значит, гусаку можно будет свернуть шею?

Эйлит не знала, смеяться или плакать… Несомненно, Джулитта всем пошла в отца и даже размышляла так же, как он.

— Пожалуй, ты права. Теперь все кончено. Девочка хотела спросить что-то еще, но не успела: из хижины быстрым шагом вышел отец Годфрид. На его лице застыла скорбь. Эйлит бросила на него беглый взгляд и поняла, что не стоит спрашивать, умерла ли Инга.

— Нужно найти в деревне кого-нибудь, кто согласится помочь нам, — пробормотал священник. — К сожалению, Инга предпочитала держаться особняком. Думаю, душа ее всегда стремилась вернуться на север. Может быть, сейчас она уже там.

Эйлит хотела было сказать, что сомневается, была ли у Инги душа, но вовремя спохватилась. Что она знала об этой женщине? Только то, что та согрешила с Рольфом и жестоко поплатилась за это.

Когда отец Годфрид привел из деревни нескольких женщин, согласившихся обмыть тела роженицы и младенца, Эйлит повела Джулитту в замок. Брошенная ею на произвол судьбы уборка была в полном разгаре, но сейчас ее совершенно не интересовало то, что творилось вокруг. С кухни доносился ароматный запах мяса и лука, и от него Эйлит снова чуть не вывернуло наизнанку. Аппетит Джулитты не пострадал от нервных переживаний. Едва соскочив с лошади, она сломя голову бросилась к кухарке и ловко утащила у нее из-под самого носа лепешку и кружку с молоком.

Нетерпеливо отмахнувшись от Ульфхильды, поспешившей порадовать хозяйку известием о скором окончании уборки, Эйлит медленно прошла в зал. Старуха сказала еще что-то насчет матери Гамо, но она чувствовала себя слишком измотанной и разбитой, чтобы выяснять отношения, а потому тяжело опустилась на стул.

— Это уже неважно, Ульфхильда.

На полу тускло поблескивали секиры. Поморщившись, Эйлит отказалась от предложенного Ульфхильдой обеда и попросила чашку меда. Обиженно поджав губы и что-то бормоча себе под нос, служанка удалилась.

Секиры уже почистили и смазали маслом. Оставалось только вернуть их на прежнее место. Какая злая ирония: гордостью и украшением тронного зала улвертонского замка стало то, что принесло смерть какому-то несчастному английскому воину.

Вскоре вернулась Ульфхильда. Не осмеливаясь говорить, она поставила на край стола чашу с медом и снова ушла, повинуясь нетерпеливому жесту хозяйки.

Пахнущий клевером мед теплой волной скользнул по горлу Эйлит Она лениво протянула руку и взялась за древко одной из секир. Трофей Рольфа! Возможно, если бы он любил Эйлит так же сильно, как эти жуткие игрушки, то сдержал бы клятву верности.

Хлынувшие из глаз соленые слезы обжигали ей щеки. Она рассеянно посмотрела на лежавшую ближе секиру и заметила нанесенные на стальную поверхность отметины.

Не может быть! Эйлит тщательно протерла глаза. Она не могла прочесть написанные на клинке слова, но клеймо — лебедь с гордо изогнутой шеей — сказало ей больше любых слов. Такую печать ставил на свои изделия Голдвин.

Рольф рассказывал, что захватил одну из секир на поле под Гастингсом и что при ее помощи он, тяжело раненный, сумел защититься от мародера. Но Эйлит никогда не задумывалась о том, кто был прежним владельцем секиры.

Дрожащими руками она поднесла к губам чашку с медом и сделала еще глоток.

В зал вошла Джулитта. К ее щекам прилипли хлебные крошки, над верхней губой белела молочная полоска Эйлит подозвала ее к себе и попросила прочесть надпись под клеймом.

Первое слово девочка прочла без запинки и гордо улыбнулась.

— Вильгельм… — Она задумалась и медленно провела пальчиком по вычеканенной на стали надписи. — Здесь написано «Лильф».

Эйлит тихо охнула и стала клониться набок. Перед глазами все потемнело. Словно издалека до нее донесся испуганный крик Джулитты и обеспокоенный голос Ульфхильды Чьи-то сильные руки подхватили Эйлит и куда-то понесли. Затем кто-то невидимый поднес к ее губам чашку, и в нос ударил резкий запах горелых перьев. В голове мелькнула шальная мысль о том, что жгут, наверное, перья злобного гусака из стаи Инги. Из горла Эйлит вырвался безумный хохот. Когда Ульфхильда попыталась уложить хозяйку в постель, та впала в истерику и начала кричать, — что никогда больше не станет спать на этом проклятом ложе.

День был теплым и солнечным. Высоко в голубом небе парил жаворонок.

По пыльной дороге на Уэрхем ехали две всадницы: женщина и маленькая рыжеволосая девочка. К седлу вьючной лошадки был приторочен небольшой узел с вещами и провизией — все, что взяла с собой Эйлит после девяти лет жизни в Улвертоне. На случай неприятностей в дороге она захватила с собой боевую секиру, некогда принадлежавшую Лильфу.

Джулитта знала, что они с матерью направляются в Лондон и что их отъезд как-то связан с секирой и с «гусиной ведьмой» Ингой. Эйлит не сказала ей, что они покидают Улвертон навсегда. С гордо расправленными плечами, крепко сжимая поводья, она молча ехала вперед и оглянулась в первый раз только тогда, когда Улвертон скрылся из вида.

Впереди показалось и стало быстро приближаться облако пыли. Эйлит схватилась за секиру. Несмотря на воцарившийся в Англии мир, одинокая женщина с ребенком была не застрахована от неприятных дорожных приключений. Постепенно пыль рассеялась, и Эйлит увидела небольшой фургон, быстро едущий им навстречу. Его сопровождал небольшой отряд норманнских солдат. Эйлит и Джулитта предупредительно отъехали на обочину. Передние всадники проследовали мимо, самодовольно улыбаясь.

Фургон остановился. Тяжелые занавески на окне раздвинулись, и оттуда выглянула богато одетая женщина. Рядом с ней сидела хорошенькая девочка, только-только вступившая в пору юности.

— Далеко ли до Улвертона? — спросила незнакомка красивым звонким голосом.

— Около трех миль, — ответила Эйлит. — Как только доберетесь до вершины того холма, сразу же увидите замок.

Услышав чистый французский, норманнка подалась вперед. Ее брови удивленно выгнулись.

— Мы там живем, — дерзко вмешалась Джулитта, не сводя глаз со светловолосой девочки. — Мой папа — хозяин замка. У него есть много других земель, но Улвертон он любит больше всего.