Эйлит недовольно поморщилась.

— Только этого не хватало.

Между тем глаза Джулитты начали смыкаться, голова медленно клонилась на грудь. Рольф вовремя успел подхватить ее, прежде чем она упала лицом в тарелку с кашей. Он поднял ее со скамьи и посадил к себе на колени. Джулитта засунула в рот палец, поерзала и прильнула щекой к отцовской груди.

— Я отнесу ее в кровать. — Эйлит с укором посмотрела на Рольфа и протянула руки к девочке.

— Я сам, — сказал Рольф, ответив ей не менее красноречивым взглядом. Он поднял девочку на руки и унес ее из шумного зала в спальню. Эйлит не отставала от него ни на шаг. Когда он опустил Джулитту в постель, она сняла с дочери одежду, оставив на ней лишь коротенькую ночную рубашку. От ее внимания не укрылись многочисленные синяки и ссадины на худеньких ножках девочки.

— Гуси Инги нападают на нее не в первый раз, — заметила Эйлит, укрывая Джулитту покрывалом. — Ульфхильда говорила, что в середине лета они покусали младшего сына пастуха. Эти птицы представляют опасность для любого, кто проходит мимо луга.

— Гуси необходимы Инге, — помолчав, медленно проговорил Рольф. — Они кормят ее. Они — залог ее независимости. Боюсь, она не согласится расстаться с ними.

— Тогда пусть избавится хотя бы от этого задиристого гусака.

— Как раз им она дорожит больше всего… — Рольф мрачно усмехнулся. — Она привезла его с севера совсем крохотным птенцом. Он очень много значит для нее. Что-то вроде символа.

— Значит, из-за ее теплых чувств к гусям все окружающие должны жить в страхе за детей? — Эйлит едва сдерживала гнев.

Последнее время их отношения с Рольфом стали напряженными. Было очевидно, что между ними творилось что-то неладное. Иногда Рольф ни с того ни с сего выглядел встревоженным и угнетенным. Временами Эйлит казалось, что он не находил себе места, словно ласточка, готовящаяся к вылету накануне холодной зимы Он уезжал в Нормандию, и тогда ревнивые мысли о его жене и дочери сводили Эйлит с ума. Когда она помимо воли заговаривала с ним язвительным тоном, он уже не успокаивал ее, как раньше, а просто отворачивался и молча уходил к лошадям. Или на несколько дней уезжал из Улверюна, чтобы навестить покупателей.

И еще Инга… Эйлит не могла не думать о ней: светловолосая красавица обращалась с Рольфом так же холодно и ровно, как с остальными, ничем не выделяя его. Но Эйлит чувствовала, как это отношение ранит его мужское самолюбие и только разжигает возможное желание.

— Этого я не говорил, — мягко сказал Рольф. — Разумеется, она должна лучше следить за своей стаей. Я поговорю с ней.

— Не думаю, что из этого выйдет толк, — ехидно заметила Эйлит.

— Возможно, что и выйдет. И даже более ощутимый, чем из разговора с тобой, — раздраженно бросил Рольф и вышел из комнаты.

Эйлит устало закрыла глаза. Некогда сказанные слова о «вечной» любви теперь казались почти призрачными. Неужели все прошло?

Рольф подошел к камину, наполнил свой кубок и тяжело опустился на стул рядом с Обертом. Женщины уже ушли. Слуги разложили вдоль стен зала тюфяки, укрылись накидками и погрузились в глубокий сон. Друзья остались одни.

— За ужином Эйлит была немногословна, — обронил Оберт. — Это не похоже на нее.

Рольф передернул плечами.

— Она переволновалась из-за Джулитты. — Он нахмурился. — Порой мне кажется, что все женщины одинаковы и нет смысла выбирать между ними, пытаясь обнаружить свежатинку.

Оберт удивленно поднял брови, но промолчал, уже догадываясь, о чем пойдет беседа. Рольф опустошил кубок и шумно выдохнул.

— Я люблю Эйлит, но временами она совершенно невыносима, и тогда мне не хватает терпения. В такие моменты я чувствую себя запертым в клетке.

— Похоже, я имею удовольствие общаться с совершенством. Видно, у самого тебя нет недостатков, милый друг, — сухо заметил Оберт.

— Разумеется, и я не без грешков. Но последнее время ей не нравится во мне абсолютно все, что бы я ни сказал, что бы ни сделал. — Он хмуро посмотрел на опустевший кубок и перевел взгляд на Оберта. — Ты сказал, что хочешь поговорить со мной наедине. Если разговор пойдет об Эйлит, то я лучше пойду спать. — Взглянув в проницательные карие глаза друга, Рольф смутился и добавил с виноватой улыбкой: — Ну хорошо, признаюсь, что во всем виноват я и мой скверный характер.

— Осторожнее, Рольф. Ты не хуже меня знаешь, что некоторые разбитые сердца залечиваются, некоторые — нет. Думаю, сердце Эйлит принадлежит к последним. На этом позволь закончить проповедь. Я приехал сюда не для того, чтобы читать тебе наставления или отпускать грехи. Мне хотелось бы поговорить о другом и найти тебя в более добром расположении духа.

— Неужели? — Заинтригованный, Рольф поднял брови. Любой разговор с Обертом предвещал интересные новости. Несмотря на то, что после окончания войны он всецело посвятил себя виноторговле, время от времени ему доводилось выполнять небольшие поручения короля.

— Я долго думал, прежде чем заговорить с тобой на столь щекотливую тему, — невозмутимо продолжал Оберт. — И, разумеется, не жду от тебя сиюминутного ответа. У меня есть деловое предложение, касающееся будущего Бенедикта.

— О! — Рольф выжидательно скрестил руки на груди.

— Что ты скажешь, если я от имени сына предложу твоей дочери Жизели выйти за него замуж?

Некоторое время Рольф вытаращенными от удивления глазами смотрел на Оберта, не зная, что ответить. В его голове пронеслась вереница противоречивых мыслей, некоторые из которых он не посмел бы высказать сейчас вслух, боясь обидеть друга.

— Жизель и Бенедикт? — выдохнул он наконец. — Ты высоко метишь.

— Мой сын не будет виноторговцем. Торговля его не интересует. Похоже, он родился со страстью к лошадям. Ты уже убедился в этом сам.

Рольф поднялся, снова наполнил кубок и, задумавшись, замер на месте. Он достаточно хорошо знал друга и понимал, что, прежде чем сделать свое предложение, тот взвесил все «за» и «против».

— Да, я заметил, что у Бена есть подход к лошадям, — осторожно произнес Рольф. — Но что из этого получится в будущем, еще не известно. Как бы то ни было, я должен посоветоваться с женой. Я всегда обещал Арлетт, что найду подходящую партию для дочери. И я не могу поехать к ней и заявить, что во имя нашей дружбы принимаю твое предложение и соглашаюсь отдать Жизель за сына руанского виноторговца. Пойми меня правильно.

Оберт резко расправил плечи.

— Я не призываю тебя идти на жертвы во имя дружбы и сознаю, что ты обладаешь достаточным положением и богатством, чтобы найти для Жизели достойную пару. Но если я уступаю тебе в первом, то не уступаю во втором. Так что не только ты, Рольф, имеешь право на уважение и почтение.

Растерянно заморгав, Рольф прищурился, не сводя глаз с Оберта. Тот, не вставая со стула, подался вперед и в свою очередь впился взглядом в собеседника.

— Ты знаешь, что я не раз рисковал своей шкурой ради Вильгельма. И тогда, когда он был герцогом, и тогда, когда сел на трон. После Гастингса он вознаградил меня деньгами и английскими трофеями. На них я купил земли и дома в Руане и в Лондоне. Мне платят ренту, тем самым увеличивая мое состояние. Кроме того, я владею двумя торговыми галерами и грузовым судном «Дракон», которое весной сойдет на воду. В один прекрасный день Бенедикт станет очень богатым человеком. Но я хочу, чтобы он также занял и подобающее положение в обществе. — Оберт откинулся на спинку стула. — Вот почему я сделал тебе такое предложение. Если ты сочтешь расстояние между нами слишком большим и непреодолимым, то я не обижусь и начну искать другой вариант.

Застигнутый врасплох и вконец сбитый с толку, Рольф покачал головой.

— Господи, Оберт, мне нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. А для этого я должен собраться с мыслями, которые ты, признаюсь честно, развеял на все четыре стороны.

Оберт улыбнулся. В его карих глазах засверкали лукавые искорки.

— Я знал, что рано или поздно буду иметь удовольствие лицезреть тебя в затруднительном положении и с растерянным выражением на благородном баронском лице.