Он выхватил один лист, взял его за уголок кончиками пальцев, и расположил так, чтобы Эни хорошо видела.

— Вас просто подставили.

— Это не имеет никакого значения, мистер Поттер, — Эни отмахнулась от страницы, будто та была всего лишь глупым недоразумением. — Я повторяю Вам, я убийца и стану убивать, поэтому Ваш долг — изолировать меня от общества.

— Я отлично знаю свой долг, мисс Блэкстоун, — Гарри нахмурился. — Но я неплохо знаю и Вас, а также знаю, что Вы значите для профессора Снейпа, и если бы мне пришлось доставать Вас с того света, поверьте, я сделал бы это.

Эни зажмурилась и закрыла лицо руками, ей мучительно хотелось прервать этот разговор. Приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы не кричать. Она потёрла лицо ладонями, как бы приводя себя в сознание, и добавила ещё немного твёрдости в голос.

— Прости, Гарри, я уважаю твои чувства, но ты смотришь только на поверхность, я же привыкла докапываться до сути, поэтому от настоящего момента ты не услышишь больше ни слова от меня.

— В таком случае, — Гарри поднялся. — Мне придётся оставить Вас здесь одну на всю ночь. У меня много работы, а Вам следует отдохнуть перед судом.

— Почему не в камере?

Эни была удивлена. Всё, что происходило, шло вразрез с установленными правилами, хотя Поттер никогда особо и не чтил эти самые правила, но он уже не в том положении, чтобы вот так просто нарушать их.

— Вы сказали — больше ни слова, вот и следуйте сказанному! — жёстко отчеканил Гарри.

Эни хотела напомнить, что это должностное преступление, и она не считает себя вправе стать причиной взыскания, которое обязательно последует за его опрометчивыми действиями, но Гарри уже покинул кабинет и запер его снаружи.

Посидев немного в кресле и поблуждав бесцельным взглядом по стенам кабинета, Эни посмотрела в окно. Небо пестрело звёздами, словно кто-то рассыпал пригоршню сверкающих камней на тёмную материю, а в самом центре мягко сиял небольшой лунный диск неправильной формы. Сама не зная для чего, Эни поднялась и переместилась к окну, забравшись с ногами на подоконник. Она подставила лицо лунному свету и мысли, уже не натыкаясь на преграду, сплошным потоком потекли в её сознании.

«Вот и всё, — подумала она горько. — Твоя история окончена, Эни. Но признайся, она была безумно красивой. Где-то в глубине души ты всегда знала, что так будет. Просыпаясь ночами от страшного предчувствия, ты утыкалась в плечо спящего мужа и сжимала его руку так сильно, как только была способна. Ты умела видеть суть, а потому знала, что он прикипел к тебе от одиночества и отчаяния. Знала, но отказывалась принимать. Ты прощала и позволяла ему всё, пока, наконец, не превратилась в одну из его вещей, которые он бережно хранил в доме. Вещь ведь тоже можно любить, не так ли? Но и тогда ты не остановилась, а просто задушила его своей любовью».

Эни вонзила ногти в ладони и крикнула луне, словно отражалась в ней, как в зеркале,

— Это ты во всём виновата, Эни!

Слёзы заструились по щекам, противно защипало в глазах, а мысли продолжали бешено плясать на углях её души, заставляя тело содрогаться от горя. Одним быстрым движением она утёрла слёзы, вскинула голову и закрыла глаза, покоряясь шепчущему в голове голосу.

«Сегодня, ты сделала всё, чтобы их история оставалась такой же прекрасной. Ты убила. Растерзала всех, кто хотел отнять их у тебя. Разумеется, кто-то ещё остался, но теперь это только трясущиеся глупые людишки, с которыми Аврорат справиться без труда».

Воспоминания растолкали безумный хоровод размышлений, Эни брезгливо поморщилась.

«Итон Орнери — наглый, злобный мальчишка, тыкающий пачкой колдографий тебе в лицо. Ты не собиралась лишать его жизни, а он вдруг сказал, что ещё сегодня прикончит твоего мужа. Конечно, он лгал, но слова смертельного заклятия сами слетели с губ и теперь, его родителям уже не объяснишь причины смерти их ребёнка. А это значит, что ты тоже отняла у кого-то самое дорогое и должна ответить за то, что сделала».

На грани абсолютного безумия, уже не справляясь с рвущими сознание в разные стороны мыслями и непреодолимым желанием стереть навсегда собственную память, яростно наскакивающую и терзающую уже и без того кровоточащее сердце, Эни, не меняя позы, просидела до самого утра, пока за ней не пришли.

Я исступлённо метался по кабинету, пытаясь придумать хоть какое-то логическое объяснение всему, что произошло за последние несколько часов, а Кингсли стоял, оперевшись на дверь, и уговаривал,

— Потерпи, Северус, Аврорат делает всё, чтобы собрать побольше доказательств невиновности твоей жены до суда.

Они собирают доказательства, а что делать мне? Всё произошло настолько стремительно, что я не успел даже осознать всю тяжесть ситуации. Первым делом, прямо на глазах у министра я сгрёб в кучу все последние приказы и одной вспышкой спалил их дотла. Ну, должно же быть хоть что-то, что даст мне надежду на удачное разрешение дела. Я вспомнил об Эни. Прошла целая ночь, которую она провела вдали от меня.

— Я хочу видеть жену! — выдохнул я.

— Это невозможно, — министр очень старался выглядеть спокойным, но его губы предательски дрожали, а руки до побелевших костяшек сжимали ручку двери за спиной.

— Вы что, заперли её в Азкабан? — я чувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Но вы же знаете, что она погибнет там!

Я бросился на Кингсли с намерением заставить его силой организовать встречу с Эни, когда раздался стук в дверь. Министр увернулся от меня и впустил стучавшего. На пороге появился Поттер. Он прижимал к себе объёмную пачку документов, и, пройдя через кабинет, водрузил её мне на стол.

— Вот, мистер Снейп, — сказал он. — Мы собрали всё. Надеюсь, этого будет достаточно.

Он посмотрел на меня и нервно передёрнул плечами, потом устремил взгляд куда-то в сторону и, вынув из кармана пачку колдографий, протянул их мне, сопроводив свои действия несколько сбивчивым пояснением,

— Это я вынул из рук Орнери. Я запретил своим людям смотреть и сам не знаю что там, но подумал — Вы захотите узнать.

Я выхватил колдографии и отошёл к окну. Эйвори не лгал — доказательства налицо. Меня будто кто схватил за самый край души и резким рывком вывернул её наизнанку. Конечно, Эни уже видела эту мерзость.

— Тварь, — прорычал я.

— И ещё одно, — Гарри посмотрел на министра. — Мисс Блэкстоун эту ночь провела у меня в кабинете, пока мы работали в штаб-квартире «Ривендж». Это моя личная недоработка, и я готов понести за это ответственность.

Министр кивнул.

Кусая губы, я заставил себя признать, что не могу больше молчать и делать вид, что мне безразличны слова и поступки мальчишки, которого я многие годы пытался яростно ненавидеть, не обращая внимания на то, что скрыто глубоко в нём. Да, он безответственно относился к учёбе, мог позволить себе откровенно наглые выходки и при этом чаще всего терялся и мямлил, разговаривая со мной. Но он унаследовал благородство от матери и стремление во что бы то ни стало помочь людям, которых уважал. Я медленно подошёл и положил ладонь ему на плечо.

— Может быть, Вы не поверите, мистер Поттер, но я искренне благодарен Вам.

Он посмотрел на меня так, словно видел впервые, потом тряхнул головой и произнёс,

— Спасибо, что сказали об этом, профессор.

Как будто страшась, что я могу взять свои слова обратно, Гарри развернулся и очень быстро покинул кабинет.

Я посмотрел ему вслед, пытаясь собрать в одну кучу беспорядочно суетящиеся мысли, затем взял со стола бумаги и передал Кингсли.

— Вот, отдай им, я уже знаю что там, — потом я помешкал немного и сунул ему колдографии. — Если ситуация выйдет из-под контроля, отдай им ещё и это.

Министр покачал головой и сказал,

— Я сделаю всё, как ты просишь, Северус.

Я вошёл в зал, где проходили самые резонансные суды Визенгамота. Зал был полупустым, поскольку министру удалось настоять, чтобы заседание проводили строго за закрытыми дверями и в присутствии только необходимых участников. Но столпотворение, через которое мне пришлось пробиваться, чтобы попасть в зал указывало на то, что после окончания суда, слухи разнесутся по Министерству с быстротой отпущенного снитча.