Железная решетка гнулась, поддаваясь неистовым усилиям телохранителей. Еще немного, и они ворвутся в Золотую палату. Иоанн Цимисхий приказал показать людям голову императора…

Анципофеодор поднял за бороду голову Никифора и швырнул ее к решетке, к ногам телохранителей. Незадачливые стражи императора оцепенели, выпустили из рук бесполезные мечи.

— Да здравствует император Иоанн Цимисхий! — громко прокричал Анципофеодор.

— Да здравствует император Иоанн Цимисхий! — послушно повторили телохранители, опускаясь на колени…

В сущности, не произошло ничего неожиданного и удивительного для обитателей Вуколеона. Опустился занавес еще одного царствования, на сцене появился новый актер, тоже полководец, как убитый император.

Императоры приходят и уходят, но империя вечна!

Из всех возможных претендентов на высшую власть судьба подарила Византии лучшего правителя, если принять во внимание, что в скором времени предстояло защищать Константинополь с мечом в руках. Война стучалась в ворота столицы. Ратное искусство и решительность Иоанна Цимисхия были известны всем.

Современник так описывал нового императора: «Лицо белое и красивое, волосы на голове русые и на лбу редкие; глаза у него были острые, голубые, нос тонкий, надлежащей величины, борода рыжая; ростом он был мал, за что и получил прозвище Цимисхия, то есть «Маленького», но имел широкую грудь и спину; сила у него была исполинская, в руках чрезвычайная гибкость и крепость. Сия геройская, неустрашимая и непоколебимая сила в малом его теле производила удивительную храбрость. Он не боялся нападать один на целую неприятельскую фалангу и, побивши множество воинов, невредимым отступал к своему войску. В прыгании, игре мячом, в метании копий он превосходил всех людей того времени. Говорили, что он, поставив рядом четырех коней, прыгал как птица и садился на самого последнего. Он так метко стрелял в цель из лука, что мог попадать стрелой в отверстие кольца…»

Византийское войско получило в лице императора Иоанна Цимисхия достойного предводителя, а князь Святослав — опаснейшего врага.

Император Цимисхий, которого знали как дерзкого и решительного полководца, повел себя как осторожный и предусмотрительный правитель. К этому его вынуждали неблагоприятные для империи обстоятельства. Византию три года пожирал голод. Арабы снова напали на сирийскую Антиохию. Еще одна война — на западе — казалась непосильным бременем. Князь Святослав, только что взявший штурмом Филиппополь  был по-настоящему опасен, и император Цимисхий попытался купить мир, пусть даже дорогой ценой. Византийское посольство отправилось к князю руссов, чтобы подарками и обещаниями будущего союза склонить к возвращению в свои варварские области. Но послы напрасно швыряли золото к ногам усатого варвара и напрасно грозили, что император сам пойдет на него войной с огромным войском. Ответ князя Святослава был гордым и презрительным: «Не вижу никакой необходимости для императора совершать столь трудное путешествие. Мы сами скоро поставим шатры пред царьградскими воротами, храбро его встретим и покажем, что мы не бедные ремесленники, живущие одними трудами, но храбрые воины, побеждающие врагов оружием!»

Все слова были сказаны. Империя вступала в большую войну. Иоанн Цимисхий выбрал из всего войска храбрейших молодых воинов, одел в блестящую броню и повелел впредь именовать их «бессмертными». С полком «бессмертных» император собирался лично выступить против князя Святослава. Прославленному полководцу магистру Варду Склиру и не менее прославленному победителю арабов патрицию Петру было приказано отправиться с полками в области, пограничные с Болгарией, и зимовать там. Через границу пошли опытные лазутчики, одетые в скифское платье и знающие язык руссов.

Но перевалы Гимейских гор лежали под снегом, необычайно обильно выпавшим в ту зиму. Война, так и не вспыхнув, вынуждена была ждать следующей весны.

И она пришла, громовая весна 970 года…

Магистра Варду Склира не покидало ощущение, что на него непрерывно давит, обрекая на неудачу все усилия по обороне болгарской границы, чья-то чужая, непреодолимая воля.

Следуя предостережениям императора, магистр Варда Склир вовремя занял пехотой горные проходы через Гимеи. Узкие дороги перекрыли копьеборцы и щитоносныо ратники, а за их спиной расположились пращники и стрелки из лука. Ловкие сильные юноши из стратиотских семей поднялись на отвесные склоны и привязались ремнями к кустам и корням деревьев, чтобы сверху посылать стрелы в варварских вождей. Не забыта была и стража на боковых тропах, чтобы варвары не могли обойти заставы.

Но все предосторожности оказались напрасными. Болгарские проводники вели руссов по горным тропам, о которых не подозревали даже местные пастухи, и руссы неизменно оказывались позади византийских сторожевых застав. Пехотинцы Варды Склира, окруженные врагами и горными теснинами, бросали на землю оружие или погибали в безнадежных схватках. Они не имели даже возможности отправить к полководцу гонцов, и потоки русской и болгарской пехоты, дружинной конницы, венгерских и печенежских всадников сразу во многих местах неожиданно ворвались во Фракию.

Крестьяне не успели собраться в крепости со своим имуществом и скотом, как предписывалось правилами войны, и сделались легкой добычей варваров. Здесь, в коренных византийских владениях, князь Святослав не удерживал своих воинов от грабежей, как было во время болгарского похода. Дымы пожаров поднялись наполовину неба. Толпы пленных в окружении печенежских всадников потянулись к Гимейским горам. Вина за разорение Фракии лежала на магистре Варде Склире. Но что он мог сделать, если испытанное средство обороны — заставы в горных теснинах — погибло без пользы?

Бесполезным оказался и другой испытанный прием — нападения тяжелой катафракторной конницы из засад на походные колонны врага. Обычно варвары не выдерживали неожиданных ударов, поспешно отступали, чтобы собраться в большие скопища. Продвижение их замедлялось, а потери подрывали боевой дух. Однако князь Святослав оказался предусмотрительным. Далеко в стороны от тяжелой конницы и пехоты, двигавшихся по большим дорогам, он разослал быстрых венгерских и печенежских всадников. Венгры и печенеги, стремительно перемещаясь на своих короткохвостых лошадках, осматривали рощи, перелески, сады, овраги, селения, даже заросшие кустами кладбища. От них невозможно было спрятаться. Обнаружив засаду, венгры и печенеги посылали гонцов к воеводам, а сами, как рой жалящих стрелами ос, кружились вокруг катафрактов. Их нельзя было отогнать, ибо они отъезжали и снова возвращались; нельзя было их и убить, потому что быстрота коней спасала от погони. Как гончие зверя, обкладывали они тяжелую конницу катафрактов, пока не подходили конные дружины князя Святослава или вооруженная длинными копьями пехота.

А тем временем остальные полки князя Святослава в полной безопасности продолжали свое неумолимое движение по большим дорогам…

Потеряв несколько засадных отрядов, магистр Склир вынужден был отозвать катафрактов к главному войску. Предварительная стадия войны, имевшая цель ослабить неприятеля до решительного сражения, была проиграна Вардой Склиром начисто, и он сознавал это. Князь руссов оказался предусмотрительнее, чем опытный византийский полководец, покоритель многих земель Востока. Наверное, правду говорили люди херсонского стратига, следившие за победами князя руссов в хазарском походе, что он всегда жаждет решительного сражения, не отвлекаясь на осады крепостей. Если это так, то князь руссов достиг желаемого. Варда Склир вынужден принять сражение. Или, открыв варварам дорогу на Константинополь, добровольно отдать себя в руки палачей…

Подобного еще не бывало. К подобному не привыкли ни сам магистр Склир, ни патриций Петр, ни другие византийские военачальники: воевать, подчиняясь чужой воле!

Последним сигналом тревоги было взятие руссами и болгарами Адрианополя, города, откуда византийцы сами привыкли начинать походы, чтобы потом перенести войну на чужие земли.