Самодельный бальзам Никодимыча оказался действительно волшебным средством. Через пять дней Сашка уже ходил по палате. Через десять его выписали, и безжалостный Никодимыч в первый же вечер вручил ему скакалку и выгнал в парк. В парке было просторно. Лавочки стояли заваленные снегом, и между ними лежали тёмные и глубокие тропинки. Сашка долго, с наслаждением вытаптывал себе площадку. По всему телу выступила испарина, но до чего же это было хорошо – шевелиться. Потом он никак не мог приладиться к скакалке. Разучился. Координация движений разладилась. Потом Сашка всё же нашёл эту координацию, и… как это было здорово. Мягко хлопала скакалка по снегу, и пот заливал лицо…

А вечером он сидел в читальном зале. «Основы геотектоники», «Горообразовательные процессы», «Геоморфология». Толстые тома лежали на Сашкином столе, но сам он углублённо читал совсем другую книгу. Могучая Сашкина спина выделялась среди студентов.

– Сашка! Ведякина «Педагогику» не ты забрал? – спросил шёпотом какой-то студент.

Сашка молча кивнул на взятые им книги, потом показал ту, что читал: «История покорения гималайских вершин».

– А-а, малахольный, – махнул рукой студент. – Всё в великие путешественники готовишься. Кто же Ведякина-то забрал?

Вошла в зал Лена. Посмотрела. Горели настольные зелёные лампы, торчали согнутые спины.

– Квадратно-гнездовая посадка науки, – с уважением вздохнула она. Увидела Сашку. Села рядом. – Ну что, последний великий, всё выучил? – Она похлопала рукой по толстой «Геотектонике».

– Угу, – не отрываясь от книги, сказал Сашка.

…Они шли по улице. Уютные кирпичные и деревянные особнячки скрывались в полумраке, стояли редкие фонари. Перед домами росли по-зимнему обнажённые деревья. Было тихо.

«…Я с нетерпением ожидал решения нашего теперешнего правительства по вопросу о моей предполагаемой экспедиции, надеясь, что смена министров, которая произошла в ноябре прошлого года, будет в мою пользу. Но теперь я с сожалением сообщаю Вам, что мои надежды не оправдались… Мне не надо объяснять Вам, как я сожалею о всём случившемся, я ведь старею и скоро уже не смогу участвовать в полярных исследованиях».

«Мне нечего рассказать Вам о моих экспедиционных планах, изменения, происшедшие в министерстве, положили конец почти всем научным планам в Англии».

На залитом солнцем склоне шла тренировка. Сашка Ивакин, бледный и осунувшийся, «лесенкой» поднимался вверх по склону. Он останавливался, смотрел на солнце, жмурился и улыбался. Потом снова медленно поднимался.

Нахохленным ястребом стоял в стороне, опершись о палки, Никодимыч, искоса поглядывал на Сашку.

Мимо тренера вихрем промчался на сомкнутых лыжах парень, закончил изящным пируэтом и вопросительно посмотрел. Никодимыч молча похлопал себя ниже спины.

– Зависло? – огорчился парень.

Никодимыч кивнул и продолжал следить за Сашкой.

Забравшись наверх, Сашка отцепил от пояса шлем, надел его и с ученической тщательностью стал описывать повороты трассы. Он шёл медленно, стараясь выполнить поворот «в точности по учебнику».

Никодимыч скатился следом за ним.

Сверкало солнце и снег.

У подъёмника Никодимыч сказал:

– Три раза пройдёшь слалом. Потом скоростной.

Сашка коротко кивнул. Тяжко ступая на лыжах, прошёл вперёд, поймал кресло подъёмника.

…Тренер стоял на середине склона. Сашка пронёсся в слаломе. Второй раз. Третий.

На склоне его перехватил Никодимыч. Сашка затормозил.

– Уверенности не вижу. В чём дело, Ивакин? – резко спросил Никодимыч.

– Голова что-то, – сказал Сашка и сделал движение, чтобы продолжать спуск.

– Нет, – жёстко сказал Никодимыч. – Вверх! Без подъёмника.

Сашка покорно стал подниматься «лесенкой». Наверху он скинул шлем, пристегнул его к поясу. Вытер залитый потом лоб. Пошёл. Где-то на втором вираже наткнулся на веху, затормозил.

– Наверх! – отчаянным голосом закричал Никодимыч. – Сначала.

Сашка опять пошёл по склону, но вдруг, пропуская повороты, покатился вниз, широко расставив лыжи, как новичок, выставив вперёд руки с палками. Он проехал мимо тренера. Лицо его было растерянным. Налетел на веху, затормозил. И так стоял, уцепившись за спасительный бамбуковый шест. Тренер в два виража скатился сверху.

– В чём дело?

– Никодимыч! – Сашка пошарил перед собой руками. – Не вижу.

Залитое потом лицо его с налипшими на лоб волосами было беспомощно, как у ребёнка.

Костистый старик, похожий на седого всклокоченного Мефистофеля, надвинул глазное зеркало с дыркой посредине и сразу превратился в циклопа. Жёлтыми от табака пальцами он отогнул Сашке Ивакину веко, отогнул второе. Откинул зеркало и закурил.

Сашка сидел, распростёртый во врачебном кресле. Врач курил и молча смотрел на него. Сашка попробовал улыбнуться.

– Потрясения. Припадки. Удары. Были? – спросил Мефистофель.

Сашка вопросительно глянул на сидевшего в углу Никодимыча.

– Были, – сказал тот. – В результате неумелого падения на склон – травма головы, ноги, грудной клетки. Падать не научились, – добавил он.

– Глаза в полном порядке. Травма головы, говорите? Весьма интересно. Будем исследовать. На койку! – резко заключил Мефистофель. – Самочувствие, чемпион?

– Я вообще-то уже вижу. Серое всё только.

Санитарка повела Сашу в палату. Среди больничных стен он казался несуразно большим, несуразно плечистым.

Никодимыч молча спросил у Мефистофеля разрешения позвонить. Набрал номер.

– Не кричите, – ответил тренер в телефонную трубку. – За команду отвечаю я. За Ивакина также отвечу. Всё! – Он с силой бросил трубку на рычаг. И вопросительно посмотрел на Мефистофеля.

– Предполагаю самое худшее, – сказал тот. – Всё дело в недавней травме…

– Это палата глазная, со шторами. – Санитарка ввела Сашку в комнату. – Глазами нынче мало болеют. Будешь болеть один. Сейчас бельё принесу. Посиди.

Сашка сел на кровать. Скрестил на коленях руки. Вошёл Никодимыч.

– Что врач говорит? – Сашка поднял глаза на Никодимыча. Тот молча стоял в дверях, и лицо его вдруг качнулось, наплыло, повалилось на Сашку, как будто он куда-то летел на качелях. – Лене не говори ничего, – с усилием сказал Сашка. – Матери не вздумай писать.

– Что писать? Что говорить? Всё пустяки, всё до завтра пройдёт.

В палате было темно. За окном вспыхивала реклама. «Аэрофлот. Надёжно. Быстро. Удобно. Летайте самолётами».

Дверь открылась, и тихо вошёл врач-Мефистофель. Он сел верхом на стул. Сашка молча повернул к нему голову. Он лежал поверх одеяла в тренировочном костюме, только ботинки снял.

– Я дежурю сегодня, – сказал Мефистофель. – Вот, зашёл.

Сашка молчал.

– Я всё думаю про тебя, чемпион. И пришёл, пожалуй, к верному выводу. У тебя кровоизлияние в мозг. Возможно, повреждён глазной нерв. Это не лечат.

– Что будет? – спросил Сашка.

– Предсказывать трудно. Можешь ослепнуть мгновенно. Можешь ослепнуть через два года. Ну а самое вероятное: будешь слепнуть стремительно. Год. Самое большее два.

– Что делать? – всё так же тихо спросил Сашка.

– Это я и хотел бы узнать. Могу направить тебя в лучшую глазную больницу страны.

– Поможет?

– Поможет трепанация черепа. Но делать на этом этапе никто не будет. Ты ещё зрячий. При трепанации гарантии… не бывает.

– Понятно. Спасибо за откровенность… доктор.

– Понимаешь, думал я долго. Решил, что в данном случае лучше открыть всё. Планируй жизнь, чемпион. Действуй. Это единственное лекарство. Унылый – слепой. Лежать будешь – тоже слепой. Понял?