Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда король и двор занимали свои места и трибуны заполнялись представителями инквизиции, епископами и настоятелями, а также представителями каждого рода деятельности в королевстве, несчастных узников вызывали из камер и темниц и одевали для церемонии. Каждому давалась уродливая желтая рубаха из грубой ткани, называемая sanbenito, вокруг шеи обвязывался кусок веревки, а на голову водружался картонный шутовской колпак, разрисованный рептилиями и насекомыми. Узников выстраивали в колонну, в руки каждому совали зеленую свечу и выводили вперед, с «родственниками» в колпаках по обеим сторонам, шпионами и подручными инквизиции, которые набирались из всех слоев общества и неизменно присутствовали в каждом уголке и закоулке испанской жизни. Упорствовавших узников сопровождали также духовники, призывавшие их покаяться. «Закоренелым», как это тогда называлось, часто затыкали рты деревянными кляпами, чтобы они не могли выкрикивать поношения или ересь. Последними шли отвратительные пугала, изображающие тех, кто обманул инквизицию и скрылся, и ящики с костями — останки тех, кто обманул ее своей смертью. И пугала, и кости сжигались на quemadero.

Процессия вступала на площадь под торжественное пение Miserere, качание кадил и блеск крестов; потом появлялись огромное зеленое знамя инквизиции и вереница гротескных фигур в картонных колпаках и желтых рубахах. Процессии иногда продолжались с шести утра до полудня. После религиозной церемонии и проповеди обвинение против каждого узника зачитывали вслух, пока он неловко преклонял колени в своем унизительном наряде. Часто оказывалось, что мужчина или женщина, вошедшие в темницу много лет назад сильными и крепкими телом, еле ковыляли, и им приходилось помогать, потому что пытки, и особенно дыба, выворачивали суставы, тогда как у aselli, пытки водой, были другие последствия. В конце длиннейшей процедуры «примирившихся» вели обратно в тюрьму, где они совершали покаяние, а «отпущенных» передавали служителям закона и, усаженных на ослов, увозили сквозь орущую и насмехающуюся толпу на место сожжения. К тому времени, не сомневаюсь, те, кто совершал акт веры с шести утра, желали только вырваться оттуда и что-нибудь съесть — и, если получится, забыть зрелище, которое видели. Немногие на самом деле имели желание следовать за гротескной процессией на quemaderoи наблюдать ужасы агонии, когда тех, кто покаялся в последний момент, душили, прежде чем швырнуть в огонь.

Идя в отель той ночью, я размышлял, не инквизицией ли порождены нехватка интеллектуальной любознательности, иногда ощущаемая в испанской жизни, отсутствие книжных магазинов и вера, возможно, бытующая у некоторых испанцев, что догма важнее нравственности, а церковные ритуалы — все, что необходимо для жизни христианина.

§ 4

Несколько лет назад я собирал материал для романа, который так и не написал, о том интереснейшем периоде в английской истории времен Елизаветы, когда английские католики, изгнанные на континент, планировали реставрацию католической веры у себя на родине. Старинные католические семейства устраивали тайные убежища для священников в своих домах: за стенными панелями, в трубах, погребах и на чердаках — чтобы прятать иезуитов, которые тайно пересекали Ла-Манш, неся верным святые дары церкви. Любопытный персонаж того времени — невысокий хромоногий человечек, известный как «Маленький Джон», пользовавшийся огромным спросом в качестве строителя «поповских нор». Настоящее его имя было Николас Оуэн. Он работал строителем до того, как стал иезуитским братом-мирянином, и поэтому мог придать конструкции тайников профессиональную надежность, которой обычно им недоставало. Однако нередко случалось, что люди, которых заставали врасплох со священником в доме, убеждали беднягу залезть на крюки для копчения окороков в большую трубу, а охотники за католиками, следуя процедуре, зажигали в печи огонь, прежде чем начинать поиски. «Маленький Джон», которого голод наконец выманил из укрытия в Вустершире, умер под пытками в лондонском Тауэре, но не выдал своих сообщников.

Это была чрезвычайно интересная эпоха, столь же эмоционально насыщенная, как и наша. Священники, въезжавшие в Англию инкогнито, в основном обучались в Английских колледжах: во французском Дуэ, в Риме и в Вальядолиде. Их готовили к опасным миссиям почти так же, как во время недавней войны мы тренировали молодых людей, которых потом сбрасывали темной ночью с парашютом на оккупированную территорию. Пойманного католического священника шестнадцатого века ожидала та же судьба, что и офицера разведки в двадцатом веке.

После таких воспоминаний мне было чрезвычайно интересно узнать, что Английский колледж в Вальядолиде все еще существует и по-прежнему обучает английских священников. Его основал в 1589 году замечательный представитель ордена иезуитов отец Роберт Парсонс, обладавший энергией десятерых человек и не только написавший невообразимое количество книг и брошюр, но также оставивший массу документов, которые до сих пор не изучены до конца.

Когда я позвонил в колокольчик Английского колледжа, меня попросили подождать в холле, который мог бы находиться в Англии — например, в Стоунихерсте или в Бирмингемской оратории. Я бы поражен английскостью всего окружения, вплоть до манеры расставлять стулья вдоль стен, линолеума и картин. Меня охватило чувство, что будь сейчас более подходящее время суток, мне бы могли предложить — приятнейшая мысль в Испании — чашку чая и вместительное скрипучее плетеное кресло-качалку, мода на которые бытовала в Оксфорде много лет назад. Пока я наслаждался английскостью этого места и искал изображения Колизея и кардинала Ньюмена в полной уверенности, что они здесь есть, мой взгляд привлек предмет, которого я, как ни странно, не видел раньше нигде в Испании. Это была большая фотография в рамке — фотография папы римского.

Я осознал, что, проехав много сотен миль по всей Испании и посетив множество лавок, где продаются предметы католического культа, а также церковных ризниц и монастырей, впервые вижу в этой стране изображение его святейшества, — и подумал, что иностранец, не понимающий традиционной испанскости здешней церкви, может проделать весь этот путь в полной уверенности, что Испания не имеет никакой связи с Ватиканом и папским престолом. Это, конечно же, не так, поскольку всем известно, что Испания — одна из самых преданных дочерей церкви; и все же она явно не испытывает особенного желания созерцать лик понтифика. И хотя здешние священники, монахи и набожные миряне весьма подробно рассказывали об испанских храмах, никто из них ни разу не упомянул Рима.

Ректор монсеньор Хенсон провел меня по всему интереснейшему старинному зданию, которое становилось своего рода домом для тех, кто покинул Англию. Наверху мы посетили прекрасную библиотеку, основанную в шестнадцатом веке, для которой ректор составил каталог; также он оказал огромную услугу истории английского католицизма, опубликовав списки учеников колледжа всех времен. Взяв книгу записей за 1677 год, он открыл ее на том месте, где был вырван лист. Оказывается, во время правления Карла II гнусный Титус Оутс, притворившийся католиком, просочился в колледж с целью шпионажа за молодыми людьми, проживавшими здесь. Впоследствии его исключили, согласно книге записей, «ob pessimos mores» — фраза, которая в его случае означала «противоестественные пороки», — но прощальным жестом негодяя стала вырванная из этой книги страница с теми именами, которые он счел полезными для себя.

В небольшой красивой часовне я заметил изящную раскрашенную статую Святой Девы над алтарем и спросил, почему у нее отсутствует часть лица и откуда взялись другие следы повреждений. Ректор сказал, что эта статуя известна как Vulnerada— Раненая. Ее подобрали на улицах Кадиса в 1596 году, после того, как Дрейк и Рэли грабили город шестнадцать дней и превратили собор и другие церкви в пепел. Пока я слушал эту историю, ко мне вернулись воспоминания из школьных лет: душный класс, неудобные парты, запах резины и пятна красных чернил, — но все забывалось в славной истории о подпаленной бороде короля Испании. В присутствии Vulneradaэта история перестала казаться такой уж чудесной.

100
{"b":"162770","o":1}