Только какая тут экономия, если и так все расходы по минимуму, самое необходимое и ничего более? Самый большой расход – подготовка к новой войне, тут бы и скомбинировать: одно подсократить, другое урезать, глядишь, и выкроим денежек на снаряжение для альпинистов. Но тут мы экономить не будем, ибо известно: хочешь мира – готовься к войне. Готов – нападай, не жди, пока противник сам подготовится и первым начнет, он тоже мира хочет.

Что еще? Ну, парад и фейерверк – дело святое, к тому же и военно-патриотическое воспитание молодежи. И так пиротехника самая дешевая, а можно бы и подороже: не шику ради, а для пожарной безопасности. На медали солдатские серебро тратим – можно на олово перейти, только гроши это, не спасет. Так и получается: что с войной связано – то свято. Выходит, надо штатские статьи расходов резать. Образование там, медицину…

А это что такое? Куда столько на лечение раненых? И вообще, откуда столько раненых взялось?

Позвал император опять к себе министра финансов и спрашивает:

– Что это у тебя за ненаучная фантастика в документах? Откуда у нас в последнюю войну столько раненых? Аль житье на воле надоело? Вон в каталажке министерская камера свободная стоит.

– Это, государь, раненые и с нашей, и с противной стороны, – сквозь коленную дрожь и зубовный стук отвечает министр. – Вот дальше отдельно показано: эта сумма на наших, а та на тех.

– Да у тебя на тех в пять раз больше, чем на наших! Какого черта я должен платить? – взорвался император. – Пускай за счет своего царя лечатся!

– Их царь теперь наш губернатор, – отвечает министр, – и все они наши подданные, так что приходится вам, ваше величество, за лечение платить.

– Черт побери! – кричит император. – Так и пенсии их инвалидам идут из моего пенсионного фонда?!

– Да, государь, – отвечает министр.

– Так это и покойников, черт возьми, за мой счет хоронят?!

– Ну, покойника-то похоронить дешевле выйдет, особенно когда в братской могиле.

– Ох, упек бы я тебя к чертям собачьим, да жаль, не за что! – император аж стонет от злости. – Уйди с глаз моих долой, черт бы тебя побрал!

Министр не заставил себя упрашивать – пулей из кабинета вылетел. А черт услыхал, что его поминают к месту и не к месту, и уж тут как тут. Пробрался незаметно к императору в кабинет, за левым плечом у него пристроился и принялся посредством телепатии разные подлые мысли ему внушать: мол, хорошо бы такой самопал сделать, чтобы после себя раненых не оставлял, а только покойников. Император этих мыслей стыдится, но в памяти уже занозой застряло, что похороны дешевле лечения обходятся, а черт ему новую идейку подсовывает: вот бы таким смертоносным оружием по горцам пальнуть, каково бы они тогда запели? Император, сердце имея доброе, таким мыслям, как мог, сопротивлялся, но очень уж ему хотелось горцев наказать, да и черт не отставал, пока не вызвал к себе император главного конструктора. Тот приходит, а император ему и говорит:

– Сослужил ты мне, мастер, службу – сделал мое войско почти непобедимым. Сослужи же мне еще раз – сделай такое оружие, что в кого ни попадет, всех насмерть убивает, раненых после себя не оставляя. С ним мое войско будет совсем непобедимым!

Главный конструктор, зная об императорском добросердечии, очень удивился такой в нем перемене, но, подумав, отнес ее на счет горцев. Сам же сказал:

– Где же это видано, ваше величество, чтобы раненых не было? Если противнику в голову или в брюхо попадешь – тогда, конечно, ему прямая дорога на тот свет. А если, к примеру, в руку или в ногу – с чего ж ему умирать? Человек, государь – тварь живучая.

– Не знаю, не знаю, – отвечает император. – Ты специалист, ты и думай, как такое оружие сделать, чтобы, в руку или в ногу попавши, насмерть убивало. Если нужна консультация по медицинской части – все мои академики к твоим услугам. Только смотри, всяких там отравленных пулек мне не предлагай, потому что я всегда воюю честно и штучек этих иезуитских не люблю.

С тем и отослал главного конструктора. А черт, добившись своего от императора, из дворца выбрался, обернулся добрым молодцем – молодым специалистом, красный диплом себе нарисовал по специальности 666 (конструирование стрелецкого оружия) и в ОКБ СВ на работу устроился инженером-конструктором третьей для начала категории.

Главный конструктор к медицинским академикам не пошел: совестно ему показалось почтенных врачей, всю свою жизнь людей лечивших, расспрашивать, как бы человека повернее угробить. Ограничился тем, что, вернувшись в ОКБ, собрал у себя совещание на уровне начальников подразделений. Рассказал им о задании императора; те поудивлялись императорской кровожадности, а потом принялись обсуждать и предложения высказывать. Ничего толком не придумали, только полтора часа даром потратили. С тем и распустил их главный, приказав напоследок о том, что обсуждали, никому не рассказывать.

Новоявленному инженеру-конструктору третьей категории тоже по рангу его знать о том не полагалось, однако же он узнал все до подробностей – пронырлива, видать, нечистая сила. Написал главному докладную записку, что имеет некое предложение по интересующей того проблеме, и переслал через секретаршу. Главный конструктор удивился было: как это молодой специалист знает то, что ему знать не положено, – но подумал, что кто-то из начальников подразделений сболтнул лишнего в курилке. Решив болтуна найти и наказать позже, вызвал он к себе молодого специалиста, потому что других идей у него все равно не было.

Тот пришел и с порога завел такую речь:

– Господин главный конструктор, задача, поставленная императором, за морем уже решена, только у нас никто об этом не знает.

– Где ж решение? – спрашивает главный конструктор.

– Решение в музее, в Императорской Оружейной палате. Лежит там в запаснике среди прочего трофейного хлама заморская автоматическая винтовка, которую два года назад стрельцы отбили у одного разбойника. Самого его казнили, а винтовку в запасник сдали, потому что внимания не привлекла: калибр маленький, да и патронов не осталось, разбойник все потратил, от стрельцов отбиваясь. Эта винтовка и есть то оружие, которое, в какое место человеку ни попадет, всяко насмерть убивает.

– Слыхал я про ту винтовочку, однако не больно-то мне верится, что она такая смертоносная. Очень уж калибр маленький, разве что уток стрелять. Хорошо было бы ей испытание устроить, да как без патронов?

– Уток ей стрелять бесполезно, она утку в клочья разносит. А патроны есть, только их плохо искали.

– А ты откуда знаешь? – спросил главный конструктор, но молодой специалист отвечал уклончиво и все уговаривал в музей поехать. Наконец уговорил, приехали они в Оружейную палату, с разрешения директора взяли из запасника винтовку, и молодой специалист показал главному конструктору потайной карманчик на ремне, а в том карманчике три патрона. Был ли то неприкосновенный запас, которым разбойник не успел воспользоваться, а стрельцы не заметили, или все это происки нечистой силы – нам про то неведомо, а только после этой находки главный конструктор послал в музей официальный запрос, винтовку изъял и на полигон ОКБ отвез для испытания. Там поставили две колоды перед кирпичной стенкой, на них два кочана капусты, на каждый надели по каске и выстрелили с небольшого расстояния одиночными: главный конструктор из своего самопала, а молодой специалист из заморской винтовки. У главного конструктора пуля каску спереди пробила, насквозь прошла и в кирпич на полтора вершка зарылась. Каску сняли – в кочане сквозная дыра. У молодого же специалиста пуля вошла в каску так же спереди, а где вышла – непонятно; сняли каску – кочан весь аккуратно нашинкован, хоть сразу пирог начиняй, а пулька в колоде сидит.

– Пулька, шеф, хоть и маленькая, да страшная, – говорит молодой специалист. – Вон как она капусту разделала. А в голову попадет – и ее так же. И в какое место ни попадет, тут же начинает кувыркаться и все вокруг себя в фарш превращает, а что может оторвать – то оторвет. Кому жизненно важных органов не заденет, тот от болевого шока помрет, а нет – так от потери крови.