И тут кто-то сказал, что американские университеты – известные гнезда разврата и атеизма, и было бы неплохо, ради духовного здоровья наследника, послать туда с ним почтенного священника, дабы тот наставлял его на путь истинный и берег от соблазнов. Сказано это было без особой надежды на успех, только ради слабого шанса досадить первому помощнику: все знали, что он почему-то на дух не переносит священнослужителей любой веры. Герцог неожиданно сразу согласился, только сказал, что вряд ли какой-нибудь священник захочет иметь дело с сыном человека, отлученного от церкви. Тогда еще кто-то вспомнил, что в столице империи есть некий поп Василий, которого чуть ли не сослали в Соловки за то, что он отказался проклинать с амвона герцога.

– Да, похоже, это тот человек, который нам нужен, – сказал герцог и послал за отцом Василием своих разведчиков.

Через пару дней они вернулись (а первого помощника все еще не было), и с ними священник, которого привезли со всем возможным почтением, но с завязанными глазами. Ему дали отдохнуть с дороги, а на следующее утро герцог пригласил его к себе, отослал охрану и долго с ним беседовал.

Партизаны настороженно ждали конца беседы. Никто, конечно, не опасался, что старенький попик нападет на герцога, просто все это было необычно, непривычно и ни на что не похоже. Наконец герцог вызвал к себе командира разведчиков. Тот вышел вместе со священником, позвал своих людей, они помогли отцу Василию сесть на лошадь и вместе с ним выехали из лагеря. Все ждали дальнейших приказаний герцога, но он ничего не приказывал и никого не вызывал. Это было совсем непонятно, и никто не рвался пойти и спросить, что делать дальше.

Наконец один из приближенных решился прервать паузу.

В детские годы герцога этот человек был его учителем. Он впервые показал ему буквы, рассказал о героях своего народа, о великих путешественниках дальних стран и о том, что история о сотворении мира за шесть дней – не единственная и не самая интересная версия. Теперь он был скромным советником, но герцог по-прежнему называл его Учителем, произнося это слово с большой буквы, а тот по старой памяти (единственный в окружении герцога) называл его на «ты».

Учитель вошел в пещеру, оборудованную под кабинет герцога. Тот сидел за столом и писал. На первый взгляд все было как обычно, но учитель сразу понял, что все очень сильно изменилось. Он понял это по какой-то мелочи, на которой не успел зафиксировать внимание, потому что герцог поднял голову и сказал:

– Я приказал отвезти его домой.

– Ты сильно рискуешь, – сказал учитель. – Они даже не завязали ему глаза.

– Я приказал не завязывать.

– Зря. Люди тебе верят, а ты рискуешь ими из-за какого-то попа. Что он тебе сказал?

– Много чего. – Герцог помолчал. – Но не то, что вы думаете. Сказал, например, что игры в солдатики и в казаки-разбойники – удел детства, а человечество уже вышло из детского возраста. Сказал еще, что со своими нынешними игрушками люди однажды сделают в своем доме большой пожар, может быть, даже не один. Или вот еще: сказал, что всякие борцы за свободу, как бы ни относился к ним народ, сидят на шее этого народа дополнительным бременем.

– Ну, он загнул!

– Да нет, все правильно. Мы же ничего не производим, а есть-пить требуем, и оружие надо на какие-то шиши покупать…

– Ну, все равно. Ты решил, что его посылать в Америку не стоит?

– Учитель, я бы очень хотел, чтобы именно он был с наследником, но он не поедет. Он дал слово митрополиту, что не будет проповедовать свои взгляды никому. А митрополит его оставил в столице и назначил пенсию.

– Да что ему эта пенсия? Ты же можешь дать ему в три раза, в пять раз больше!

– Хоть в пятнадцать. Я не шучу. Только он не поедет, он дал слово. Сказал, что раз говорил со мной, то уже его нарушил, и ему придется долго замаливать этот грех.

Учитель невольно почувствовал уважение к священнику и, чтобы не давать ему хода (он тоже не жаловал священнослужителей), иронически заметил:

– Ну вот, узнаю святых отцов! Сначала дал слово, потом нарушил, потом помолился, и бог простил… Ты-то что собираешься делать?

Герцог помолчал и ответил:

– Не знаю.

Учителя этот ответ поразил не содержанием даже, а интонацией. Он привык слышать в голосе герцога сталь, приказ, не подлежащий обсуждению, а здесь была беспомощность и какая-то просьба, даже мольба.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил учитель.

– Вряд ли. Наверное, я должен сам с этим разобраться.

– Тогда я пойду?

– Идите. Хотя нет, постойте… Учитель, у вас случайно нет с собой шила?

Учитель достал из кармана складной ножик, подцепил ногтем и откинул короткое, но острое шило и протянул герцогу.

– Спасибо, – сказал герцог. – Я верну завтра утром. Может быть, даже сегодня.

Это было сказано как-то виновато, учитель к такому обращению со стороны герцога не привык и поспешил откланяться. Он вышел из пещеры и пошел к своей палатке, стоявшей на другом конце лагеря, и по дороге пытался вспомнить ту деталь, которая поразила его сразу же, как он вошел к герцогу, и которую он не запомнил из-за начавшегося разговора. Это была какая-то мелочь, она ускользала из памяти, и шило мешало сосредоточиться; учитель шел, в задумчивости не замечая ничего и никого вокруг, машинально приветствуя встречных и отвечая на их приветствия. Так же машинально он раскланялся с первым помощником, только что вернувшимся с рекогносцировки в столице империи, чему тот очень удивился, потому что обычно учитель не замечал его почти демонстративно. Впрочем, он тут же об этом забыл, потому что торопился с докладом к герцогу. Его первоначальные предположения подтвердились, иначе как с атомной бомбой до императора было не добраться, и настроение у первого помощника было прекрасное.

Учитель подошел к своей палатке, откинул полог, шагнул внутрь и в этот момент услышал нечеловеческий вопль с другого конца лагеря. Кровь похолодела в его жилах, волосы встали дыбом и уронили на землю папаху.

Что-то случилось в пещере. Учитель должен был сейчас бежать туда, но он стоял, не в силах двинуться с места, потому что, услышав этот вопль, вспомнил ту ускользавшую от него деталь: на столе герцога, который любил темные цвета и всегда поддерживал образцовый порядок во всем, совершенно не к месту была эта белая пластиковая бутылочка из-под простенького шампуня, из тех дешевых сортов, которыми герцог никогда не пользовался.

© С. Кусков. 1997—2004