Волк зарычал, шерсть на загривке встала дыбом. Собака попробовала тявкнуть, но сорвалась на визг.

Неизвестно, чем бы кончилась ночная встреча, если бы кто-то не схватил Рыжего пса за хвост. Нервы несчастного Самсона и так натянуты струной. Острая боль в ненужной пятой конечности стала последней каплей, переполнившей тазик его смелости. Он с визгом сорвался с места. Волк, выйдя из ступора, кинулся за ним. Несчастные бежали к единственному островку безопасности – свету, что лился из окошка в избушке отшельника. Они забились под крыльцо и под заунывные звуки пьяной песни уснули.

Великан остановился, прислушался и повернул назад к горам, проворчав громовым шепотом:

– Собак развелось, как… людей. Ни днем, ни ночью покоя нет.

Топот его огромных ног еще долго сотрясал ни в чем не повинную землю.

Утро солнечным, зайчиком промчалось по отдохнувшему миру.

– Вставайте,– звенел первый лучик проснувшегося светила.

Все задвигалось, зашуршало, зашевелилось. Ночные страхи опали с рассветной росой.

Старая дверь надрывно заскрипела и выпустила в ясный день из угара пьяной ночи больного с похмелья Гучу, всклокоченного, помятого. Во рту стоял отвратительный вкус, очень хотелось пить. Аминат участливо поддержал неопытного дегустатора под локоть.

– Заходи еще,– сказал он.– Ты хоть и бывший черт, но человек хороший! А за парней не волнуйся. Вылезайте, хулиганы!

Из-под крыльца с виноватыми мордами вылезли горе-мститель и его подельник.

– Вот ведь черт! – удивился волшебник.

– Что? – вскинулся Гуча.

– Да я не тебе, так, к слову,– пояснил старик.– Хотел же второго в осла превратить, а он, ишь, как обернулся, видать, нутро-то не такое простое, как кажется. Ну да ладно. А ты мне другой раз на пути не попадайся!

Аминат погрозил крючковатым пальцем Самсону, достал из кармана мешочек и, вытащив оттуда щепотку травы, что-то прошептал над ней. Потом дунул – ароматное облако окутало провинившихся. Через минуту на земле сидели совершенно голые люди: Самсон, Бенедикт и толстый, пузатый, краснорожий мужик с волосатыми руками.

– Боже мой! – застонал Гуча.– В глазах троится.

– Ба! – воскликнул волшебник.– Старый знакомый! Ну как, видел, где раки зимуют?

Толстяк встал на корточки и принялся биться лбом об землю, приговаривая:

– Видел, господин волшебник! Простите, господин волшебник! Отпустите, господин волшебник, жена заждалась! Хозяйство, детишки, трактир – все на ней. Отпустите, господин волшебник!

– Да кто тебя держит, я же в сердцах тогда сказал, на наглость твою обозлился. Пристал, понимаешь, как банный лист. Продай ему рецепты да образцы, чтобы торговлю оживить. Это о нем я вчера рассказывал.– Аминат хлопнул растерявшегося черта по плечу.– Забирай своих молодцов, а мне работать надо, ходят тут всякие, отвлекают! Ишь…

Отшельник отступил в избу. На головы растерянной компании полетели узел с одеждой и Гучина торба.

– Прикройтесь, бесстыдники! Устроили у меня тут склад вторсырья, секонд-хенд, понимаешь.– Старик с ворчанием вышвырнул еще один сверток, и дверь, громко хлопнув, закрылась.

Четверо мужчин ошарашено смотрели на нее, изумляясь перепадам настроения у негостеприимного хозяина. Гуча опомнился первым.

– Ну, что рты разинули? Старый человек, шумные компании не любит, а ну оденьтесь, устроили бесплатный стриптиз.– Черт тактично отвел глаза и неожиданно для себя добавил: – Понимаешь.

Несчастные кинулись одеваться, путаясь в рукавах и штанинах и от этого смущаясь еще больше. Одевшись, люди разобрали поклажу и зашагали прочь от негостеприимной избушки и ее чудака хозяина, но не успели они сделать десятка шагов, как вновь услышали противный скрип несмазанных петель. Они остановились, не зная, чего еще ждать от отшельника. Из избы на крыльцо выдвинулась большая котомка, в которой жалобно позвякивали бутылки.

– На вот, это тебе за моральный ущерб,– пробормотал старик, не показываясь.

Трактирщик резво подбежал, схватил подарок и осторожно попятился, кланяясь и часто-часто говоря:

– Спасибо, господин волшебник! Уважили, господин волшебник! Всю жизнь помнить буду, господин волшебник!

Ответом ему был лязг засова. Опомнившись, толстяк побежал догонять спутников.

Шли молча. У Гучи болела голова, и он решил отложить разговор с подопечными. Самсон и Бенедикт все еще переживали ночное приключение. А толстый трактирщик подсчитывал будущий барыш, бережно прижимал к груди драгоценную ношу и обливался холодным потом при каждом неосторожном шаге.

Тропка, петляя, уводила их от жилища Амината. Промелькнули на горизонте две полуразвалившиеся башни, осталась в стороне река, лес опять раскинул над путниками прохладные своды, становясь с каждым шагом все гуще и гуще.

Путники выбились из сил, но терпеливо ждали, когда Гуча разрешит отдохнуть. Остановились далеко за полдень. Молодежь, пряча глаза, кинулась собирать хворост для костра, а черт, сев, напротив толстяка, наконец спросил:

– Ты кто будешь, добрый человек?

– Джулиус, трактирщик, питейное заведение держу. Сам король Евдоким Третий заходит ко мне пива попить.

– Что же это за королевство такое демократичное, где правитель по кабакам шляется? – полюбопытствовал Гуча, разворачивая карту.

– А вот это.– Джулиус ткнул пальцем в надпись «РУБЕЛЬШТАДТ».

– Так… – задумчиво произнес черт, чувствуя, что в голове зреет идея.– А что, король ваш давно женился?

– Очень давно и овдовел давно. У него уже дочь невеста, годков двадцати девушка.

– И что, до сих пор не замужем?

– Папаша у нее немного скуповат, все о приданом торгуется. Подданные переживают, как бы принцесса старой девой не осталась.

– Старой девой, говоришь?

– Такая девушка, умница, красавица, а вот с родителем не повезло.

– Странно, первый раз слышу о том, чтобы принцесса спросом не пользовалась,– подумал вслух Гуча.

– А она не соглашается. Не идет замуж без приданого. Торгуется с отцом так, что во дворце стены трясутся. Только зря все – никак договориться не могут.

– Так это что же выходит – это не женихи приданым невесты недовольны?

– Женихи сами доплатить рады, лишь бы с королем породниться, но у принцессы характер крутой, в папу пошла – не уступает.

Гуча замолчал, переваривая информацию, а толстяк принялся устраивать бесценные бутылки в безопасном, с его точки зрения, месте. А именно: подальше от суетливых парней.

Ребята тем временем разожгли костер и уселись рядом, стараясь выглядеть маленькими и незаметными, что при их росте было довольно сложно.

Гуча встал, оправил алый плащ, подошел к Самсону и, размахнувшись, широко и с удовольствием отвесил ему подзатыльник.

– Поджигатель, пожарник юный! – закричал он.– Тебе что, одного раза мало было? Еще захотелось? Ты принц или кто?

– Или кто,– вздохнул Самсон.– Ну какой из меня принц?

– Какой ни на есть, а голубая кровь не вода,– отрезал Гуча.

– А как же свобода личности? А права человека? – подал голос Бенедикт.

– Я вам покажу права!– вскипел черт.– Я вам такие свободы предоставлю, что всю жизнь помнить будете. Вот прямо сейчас, быстренько, тут же и предоставлю! Ясно?

– Ясно…

Бенедикт вытащил из рукава невесть как там оказавшийся платок, вытер лоб и мечтательно произнес:

– Поесть бы…

– Размечтался! – рявкнул черт.– У отшельника узел с едой забыли.

– Забыли, как же,– усмехнулся Самсон.– Он его нагло присвоил. Вот кто он после этого? Честный человек, да? Тряпье выкинуть не забыл, а такой тюк вдруг не заметил? А Самсон вор после этого?! Да я против него все равно что мелкий хулиган против пахана! Кушать, между прочим, всем хочется, а вот что есть теперь будем?

– А ты охотой займись. Псовой! Зайца поймай или крысу.

– Я волкодавом был,– обиделся Самсон и повернулся к черту спиной.

– Есть хочется,– вздохнул ангел.

– Аппетит волчий? – съехидничал Гуча.