— Мы ищем Гиммлера. У нас есть точные сведения, что по крайней мере последние сутки он находился в районе зоопарка и этой ночью пытался прорваться из окружения. Понятное дело, что он предварительно переоделся в форму нижнего чина либо в гражданское платье. Сейчас вас проведут мимо убитых. Тот, кто опознает труп вашего рейхсфюрера, будет отпущен независимо от звания и всего прочего. Наверняка среди убитых есть и другие важные персоны. Их опознание также зачтется.

Офицер отступил назад, и другой, вероятно старший, махнул рукой. Колонна медленно двинулась дальше и через пятнадцать минут достигла того места, где вчера шел бой. Здесь стояло несколько подбитых танков, повсюду валялись перевернутые и сгоревшие автомашины. Кое-где еще тлели места пожаров, отчего весь парк был затянут дымным туманом.

Через несколько минут они вышли на одну из аллей, ведущих в северо-западном направлении. Вдоль левой обочины аллеи вытянулась сплошная полоса из мертвых тел. Их были сотни, довольно аккуратно уложенных ногами в сторону асфальтовой дорожки. Пауль Кристиан посмотрел дальше и понял — счет трупов шел не на сотни, а, по крайней мере, на полторы-две тысячи. По всему парку разбрелось множество людей в немецкой униформе и гражданской одежде вперемешку с солдатами в советских гимнастерках и шинелях. Немцы переносили убитых и раскладывали их рядами, отделяя военных от гражданских, женщин и стариков. В большие кучи складывали вещи: чемоданы, рюкзаки, всевозможные тюки, детские коляски с тряпьем и продуктами. В них копались те из военнопленных, кому была поручена эта работа. Они тоже что-то там сортировали, а кое-кто из особо послушных иногда подзывал кого-нибудь из советских офицеров и показывал им свои находки.

Русские военнослужащие из полка НКВД наблюдали за всем этим, доставали документы убитых, внимательно изучали их, после чего клали сверху на трупы тех, кому они принадлежали. Следом шли какие-то люди с гроссбухами в руках, вероятно из Немецкого Красного Креста. Они снова просматривали документы и жетоны и делали записи в своих книгах. Время от времени подъезжали грузовики. Некоторые тела грузились на них. По всему чувствовалось, что работа эта идет здесь уже много часов.

Пленных перестроили в колонну по одному и длинной вереницей повели вдоль тел. Все это были погибшие в ночь прорыва. Пауль увидел, как несколько человек ходят вдоль мертвых с ведрами в руках и под руководством офицеров НКВД омывают лица, залитые кровью и залепленные землей.

В другое время и для других людей вид всего этого мог бы быть невыносимо ужасен. Но и защитники города, и простые берлинцы, испытавшие за всю войну триста воздушных налетов, а напоследок еще и шквал русской артиллерии, уже не раз видели вереницы изуродованных тел, выложенных вдоль тротуаров. Поэтому теперь пленные брели по аллеям Тиргартена, более походившего на морг под открытым небом, с покорной безучастностью ко всему происходящему. Никто из них не искал ни Гиммлера, ни других «важных персон». И они, и русские понимали, что вся эта канитель скорее для проформы. Просто кому-то из начальства пришла в голову мысль провести пленных мимо убитых — авось кто-нибудь кого-нибудь да опознает.

И все же один среди них действительно напряженно всматривался в лица и прежде всего в одежду убитых. Это был майор Кристиан. Ведь в ряду погибших мог оказаться его младший брат.

Он вздрагивал каждый раз, когда видел парашютную куртку сизого цвета. Он ничего не знал о том, чем закончился ночной прорыв и многим ли удалось выйти из города и скрыться в лесах. Пауль пытался как можно точнее определить число убитых и сопоставить его с тем количеством людей, которое он видел вчера вечером у моста, прощаясь с братом. Видимо, все же кто-то ушел.

Колонну завернули вправо и быстро повели по небольшой аллее мимо разбитых киосков и павильонов, Метрах в семи в стороне Пауль увидел несколько тел, возле которых копошились два гражданских немца. В руках одного из них он разглядел (или ему только так показалось) рюкзак Петера.

Он отыскал глазами сопровождавшего колонну офицера, того, что говорил по-немецки.

— Можно посмотреть там? — спросил он. — Мне кажется, я узнал одного человека.

Молодой офицер в темно-синих галифе и накинутом на плечи незастегнутом плаще, в карманах которого он держал обе руки, удивленно посмотрел на пленного майора. Как тот на таком расстоянии смог кого-то узнать? Он прошел еще несколько шагов, прежде чем дал команду, и колонну остановили.

Кивком головы энкавэдэшник предложил пленному приблизиться к телам.

Все убитые в этой куче были совсем молоды. Пауль понял, почему их вели мимо — молодежь русских не интересовала. Он подошел и сразу узнал куртку с ярко-зеленой лентой на рукаве, вдоль которой шла вытканная желтой нитью готическая вязь. Из рукава высовывалась белая кисть руки со скрюченными трупным окоченением пальцами. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — под этой кожей уже много часов не течет кровь.

Куртка на груди мертвеца была расстегнута, сверху на ней лежала солдатская книжка и опознавательный жетон. Голова резко повернута влево и наполовину прикрыта рукой другого мертвеца, но сомнений не оставалось — это был Петер.

Пауль застыл, глядя на брата. Проследив его взгляд, русский офицер нагнулся и взял солдатскую книжку.

— Ганс Польцек, рядовой, 19-я народно-гренадерская дивизия, — медленно прочитал он. — Ну и что? Кто это такой?

— Я обознался.

Офицер пристально посмотрел на майора, раздраженно похлопал солдатской книжкой по левой ладони, потом отшвырнул ее и велел возвращаться в строй.

Пленных снова водили мимо убитых, но Пауль уже не всматривался в лица мертвецов. Однажды он увидел армейского капеллана. На его рукаве белела широкая повязка с красным крестом и четырьмя широкими сиреневыми полосами. Он стоял рядом с двумя другими немцами с белыми повязками на рукавах.

— Святой отец! — крикнул Пауль, — Где будут хоронить всех этих людей?

Священник растерянно посмотрел на одетого как на парад немецкого майора и только развел руками.

Вскоре их вывели на Хеерштрассе, по которой уже шли другие военнопленные, и повели в сторону центра.

Что же касается Гиммлера, то его, как ни странно, нашли. Нашли именно в Тиргартене. Он лежал вдавленный в развороченный танками дерн, и, по всей видимости, по нему в темноте проехала не одна машина да еще протопала не одна сотня ног. Правда, это оказался вовсе не рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, а всего лишь его родной брат Эрнст. Последние несколько недель он работал на радиостанции в башне «L» в зоопарке и тоже попытался прорваться из Берлина в ночь с первого на второе мая.

Уже несколько часов было почти тихо. Берлин пал. Это известие быстро распространилось повсюду, и люди начали покидать свои убежища. Они выползали из подвалов и подтопленных станций подземки, ручейками вытекали из зенитных башен, зданий вокзалов, из превращенных в перевязочные пункты пивных, кинотеатров и других мест массового скопления беженцев. В одной только пивной «Томаскеллер» в последние дни боев был развернут госпиталь на пять тысяч мест. Почти таким же госпиталем стал и Ангальтский вокзал.

Страх перед вошедшим в город врагом был настолько силен, что каждый, выбравшийся из вонючего от нечистот бомбоубежища, тут же старался найти укромное место, чтобы снова спрятаться. Никто праздно не шатался по улицам. Даже чудом уцелевшие коммунисты и евреи скоро поняли, что лучше не попадаться на глаза победителям. Но в первую очередь это касалось женщин.

Вернувшись в квартиру Генриха Кристиана, Изольда и Эрна убрали в одной из комнат осколки стекол, занавесили, чем могли, окно и стали ждать, прислушиваясь к каждому звуку. Непрекращающиеся перестрелки и далекая канонада их не пугали. Гораздо страшнее было услышать шорох шагов где-то поблизости, еще страшнее — звук незнакомой речи.