Я понимал, что к Карлосу, который в счастливые времена ласково называл ее «цыпленочком», она относится не просто как к племенному жеребцу, случайно угодившему в Папочкино Кресло. Она действительно была влюблена в него и пыталась сохранить отношения. Были ли ее слова попыткой извиниться передо мной за случай с картинами? Возможно. Я всегда искал оправдания сестре. И на этот раз я простил ее, но ничего не забыл.

В ноябре 1995 года я был в Майами. Свой день рождения я отмечал на открытии нового клуба Ингрид «Liquid». Здесь я познакомился с британской супермоделью Кейт Мосс. Слава пришла к ней в четырнадцать лет, когда она стала музой Кэлвина Клайна. Подобно многим из тех, к кому слава пришла преждевременно, Кейт была очень хрупкой. Создавалось впечатление, что она может поддаться на любую, малейшую провокацию. Однако за хрупким фасадом скрывалась абсолютно уверенная в себе женщина. Я сразу же подружился с ней и ее лучшей подругой, супермоделью Наоми Кэмпбелл. Нам было хорошо втроем. Мы часто встречались и вместе развлекались. Мадонна знала о нашем знакомстве и ругала меня за то, что я общаюсь с теми, кто употребляет наркотики.

Впрочем, эти обвинения были несправедливы. Кейт и Наоми были стильными, элегантными, умными и веселыми женщинами. У Кейт была квартира на Вашингтон-сквер, где мы часто и собирались. Наоми жила в большом лофте на Трайбека. Ее квартира была буквально завалена одеждой, оставшейся после съемок. Открытая кухня. Большая гостиная и две спальни. Одежда валялась везде, где только можно. Наоми собирала книги по искусству, но не произведения искусства. В ее квартире висели только подаренные мной три мои картины, которые я написал для выставки в галерее «Уэссел и О'Коннор».

Как-то вечером к Наоми пришел фокусник Дэвид Блейн. Он был молод, неизвестен и полон энтузиазма.

Мы сидели на кухне и разговаривали. Дэвид спросил, можно ли показать мне фокус.

Я и не подозревал, что будет. Когда Дэвид оторвался от пола на полных пять дюймов, я позвал Наоми. Он повторил свой фокус для нее. Мы были поражены. Очень скоро он завоюет этим фокусом весь мир.

Наоми сказала мне, что всю жизнь мечтала быть певицей. Она включила мне свою запись, сделанную с Квинси Джонсом.

Запись была неважной, но я придержал свой едкий язык, сказав, что все замечательно и что ей нужно продолжать работать. Я не был абсолютно неискренен. Я уважал Наоми за попытки выразить себя в искусстве и действительно хотел, чтобы она продолжала творить.

Я видел полную версию документального фильма о поездке Наоми и Кейт в Африку. В фильме они выглядели ужасно. Там была сцена в самолете. Пассажиры пытались фотографировать Наоми, а она не хотела сниматься, и завязалась забавная, но совершенно абсурдная перепалка.

В Южной Африке Наоми и Кейт начали соперничать друг с другом, кто из них получит лучший подарок от богатого парня, который флиртовал с обеими. Наоми он подарил действительно дорогое яйцо, инкрустированное драгоценными камнями, подделка под Фаберже. И Кейт ужасно расстроилась. В конце концов ей тоже достался подарок, дорогой, по словам ухажера. Кейт вернула подарок в магазин, и выяснилось, что он вовсе не дорогой. Она бросилась к парню и стала жаловаться на то, что он не сделал ей такого же дорогого подарка, как Наоми.

Ни Кейт, ни Наоми фильм не понравился. Обе выглядели в нем глупо. Я сочувствовал им, но втайне от них не раз хохотал с друзьями то над одной кошмарной сценой, то над другой.

Кейт встречалась с Джонни Деппом. Депп жил в бывшем особняке Белы Лугози на бульваре Сансет. Я приехал к ним в гости, и первое, что я увидел, войдя в дом, был электрический стул. Джонни сидел в библиотеке. Широта его литературных пристрастий меня поразила. У него было все — от «Моби Дика» до биографии Эйнштейна. Я заметил, что все тома в обширной библиотеке Джонни подобраны сознательно. Он не демонстрировал свои книги в декоративных целях или чтобы произвести впечатление на более эрудированных звезд Голливуда. Джонни — интеллектуал в полном смысле этого слова.

Мы немного поболтали о фильме, в котором он как раз снимался, а потом присоединились к Лайэму и Ноэлю Галлахерам из «Оазиса». Мы сидели в отделанной темным деревом комнате. Кресла были обтянуты темно-коричневой кожей. Рядом стоял бар, тоже из темного дерева. Отсюда открывался прекрасный вид на Западный Голливуд. Джонни предложил мне бурбон. Я отказался и поднялся на чудесный чердак, где Кейт как раз развлекала Наоми. Мы втроем расположились на синих бархатных диванах, пили шампанское и прекрасно проводили время. Чуть позже я подумал, что нужно бы спуститься и пообщаться с хозяином дома, но Джонни и парни из «Оазиса» глушили бурбон. В воздухе стоял едкий запах спиртного. Весь вечер я курсировал между супермоделями на чердаке и мужчинами в гостиной.

Надо сказать, что Джонни и Кейт редко развлекались вместе. Они не целовались, не держались за руки, даже не касались друг друга. Мне казалось, что, несмотря на их потрясающую красоту и сексуальность, они скорее приятели, чем страстные любовники. Тот вечер напомнил мне вечеринку старшеклассников: мальчики внизу курят и пьют, а девочки наверху хихикают и сплетничают.

Примерно в то же время я сменил квартиру и переехал в многоэтажный жилой дом в Голливуде. Как-то в пятницу ко мне пришла Ингрид с друзьями. Мы посидели, а потом она вытащила бутылочку с кокаином и попросила у меня зеркало. Я нашел карманное зеркальце. Ингрид сделала три или четыре дорожки и предложила одну мне. Я не люблю принимать наркотики в присутствии посторонних и никогда не делаю дорожек.

— Это для меня слишком, — сказал я.

Я всегда предпочитал пользоваться ключами — клал немного кокаина на кончик ключа и вдыхал его. Мне, конечно, нравилось создаваемое кокаином настроение, но я всегда стремился не терять над собой контроля. Этому меня давным-давно научил Мартин Бургойн. Я всегда очень осторожно обращался с кокаином — наркотики мне нравились, но в зависимость от них я не впадал. Я отказался от дорожки, но воспользовался ключом.

Через несколько дней Мадонна прислала мне встревоженное электронное письмо. Ингрид сказала ей, что у меня проблемы с наркотиками или алкоголем. Все это было неправдой.

Мадонна отчитывала меня совсем по-матерински: «Я просто хочу, чтобы ты знал: я понимаю, что ты несчастлив, и всегда готова помочь, если тебе потребуется поддержка». Она писала: «Меня сводит с ума то, что мой любимый брат так ужасно относится к самому себе. Ты так талантлив и так много можешь дать миру». Но в то же время она была тверда как камень. Мадонна написала, что если я буду продолжать саморазрушение, то она не будет иметь со мной ничего общего и в ее домах я могу больше не появляться. Впрочем, письмо заканчивалось очень мило: «Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты позаботился о себе».

Я был тронут ее заботой, но ужасно злился на Ингрид. У нее самой были проблемы с наркотиками, и она решила обвинить в том же меня. А сестра поверила ей. С этого момента, что бы я ни говорил и ни делал, Мадонна не изменяла своего мнения.

Джон Энос стал совладельцем ресторана «Атлантик» на углу Беверли и Свитцер. Он попросил меня оформить интерьер. Я никогда прежде не оформлял рестораны, но с радостью согласился испытать себя в новой сфере.

Когда об этом узнала Мадонна, то сразу же позвонила мне.

— Ты не должен связываться с Джоном, Кристофер.

— Но он теперь один из владельцев ресторана. Я должен ему помочь, — предельно терпеливо объяснил я.