Мы были очень близки, но это не мешало ее привычным отношениям с так называемым «настоящим мужчиной». На сей раз им стал Майкл Грегори. Поскольку я, как всегда это бывало в турне, был одинок, я последовал примеру сестры. У меня сложились близкие платонические отношения с одним танцовщиком. Назовем его Ричардом. От него я получал хотя бы часть той любви и теплоты, что и дома. Наши отношения не были ни сексуальными, ни романтическими и все же были по-настоящему близкими.

Перед лондонской премьерой «The Girlie Show» танцовщики преподнесли мне благодарственные карточки. Я сохранил только одну из них — черно-белую фотографию балетных танцовщиков 30-х годов. Ее подарил мне Ричард. На снимке он написал: «Спасибо за то, что ты был мне другом. Работать с тобой было чудесно. Ты удивительный режиссер. С любовью, Ричард, хх».

Вернувшись из Европы, я провел пару вечеров с Дэнни в нашей нью-йоркской квартире. Поскольку Мадонна собиралась дать здесь только три концерта — два в Мэдисон-сквер-гарден и один в Филадельфии — и отправиться в Азию, я не стал распаковывать багаж.

Концерт в Филадельфии состоялся 19 октября 1993 года. После концерта мы с Мадонной поехали на Манхэттен. Я добрался домой около двух ночи. Дэнни сидел на полу, держа в руках открытку от Ричарда. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять — у меня неприятности.

Он бросил открытку к моим ногам и обвинил меня в измене. Он потребовал, чтобы я ему во всем признался. Я сказал, что мне не в чем признаваться. Он требовал, чтобы я поклялся в том, что никогда больше не изменю ему. Я отказался клясться, чтобы не стать лжецом — ведь я ему никогда и не изменял. Я рассказал о том, что Ричард был мне всего лишь другом, что я никогда не был влюблен в него.

Дэнни набросился на меня.

— Тебе решать! — сказал он. — Поклянись, что никогда больше не будешь мне изменять, или уходи.

Я был в полной растерянности.

Два часа мы ссорились.

В четыре Дэнни пошел спать.

Я до восхода сидел в кухне на полу и думал, что делать. Хочу ли я и дальше оставаться на этой одинокой маленькой планете в обществе одного только Дэнни и никогда больше не выходить в большой мир? Или я хочу и дальше идти по жизни, быть частью дорогого мне мира, а не смотреть на то, как жизнь проходит стороной?

На рассвете я принял решение. Я схватил чемоданы и отправился в свою студию.

Утром я позвонил Мадонне и рассказал, что случилось. В нашей семье не было принято говорить о чувствах, и я должен был об этом вспомнить, а не ждать, что она подставит мне плечо, в которое я смогу выплакаться. И все же в глубине души я надеялся на то, что она достаточно хорошо ко мне относится, чтобы проявить сочувствие.

— Не переживай, — сказала она. — Он мне никогда не нравился.

На какую-то минуту я утратил дар речи.

—Не переживай об этом, — продолжала Мадонна. — Все обойдется.

Конец лирике. Назад к работе.

Она не предложила мне приехать к завтраку или сесть рядом в самолете, чтобы поговорить.

Ничего.

Десять лет моей жизни ничего не значили.

В этот момент я особенно остро почувствовал, что рядом со мной нет мамы. Мне не к кому было обратиться, меня никто не понимал. Никто.

И тогда я сосредоточился на работе — и добился успеха. 21 октября мы выступали в Оберн-Хиллс, 23 октября — в Монреале. Оттуда мы отправились в Сан-Хуан на Пуэрто-Рико. Здесь Мадонна выступала 26 октября перед двадцатью шестью тысячами поклонников. Без скандала не обошлось. Мадонна прикрепила пуэрто-риканский флаг к трусикам, что вызвало гнев местных парламентариев. К счастью, мы быстро покинули остров.

Оттуда мы направились в Буэнос-Айрес, потом выступали в Сан-Паулу и Рио, где концерт Мадонны прошел с полным аншлагом. В Мехико Мадонна дала три концерта. Местные религиозные фанатики требовали запретить выступления и выдворить ее из страны, но безуспешно.

17 ноября мы были уже в Австралии. Мадонна выступала в Сиднее, потом в Мельбурне, Брисбене и Аделаиде. К этому времени я почти забыл о своем разрыве с Дэнни.

После Нью-Йорка наша дружба с Ричардом еще более окрепла. Хотя моя профессиональная карьера складывалась чрезвычайно успешно, я остро чувствовал, что с личной жизнью не все в порядке.

Когда мы прилетели в Токио, где пятью концертами завершалось турне, я мог думать только о Дэнни. Хотя Ричард скрашивал мое одиночество, я понимал, что мне предстоит вернуться домой, где Дэнни меня больше не ждет. Я чувствовал, что потерял свою единственную любовь, лучшего мужчину в моей жизни. И это меня убивало.

Я обдумал нашу жизнь с Дэнни и решил, что должен компенсировать ему те годы, что мы провели вместе. Я послал ему почти четверть своих сбережений — пятьдесят тысяч долларов. Эти деньги я откладывал последние пятнадцать лет.

Об этом я рассказал Мадонне и был глубоко тронут, когда она прислала мне длинное, теплое письмо. Она обращалась ко мне: «мой дорогой страдающий брат». Мадонна писала, что была рада узнать, что «нерешительность, сомнения, неспособность справиться с одиночеством и мазохизм — это фамильные черты, и в ее собственной генетической структуре нет ничего необычного».

Мадонна призналась, что не проходит и дня, чтобы она не испытывала таких же чувств. Меня даже удивила ее откровенность.

Она писала, что давно поняла — я перерос Дэнни, но любые разрывы особенно болезненны для нас, потому что в детстве мы не получили материнской любви.

«Тебе нужен мужчина, который открыто будет выражать свое несогласие... Я уже начала свою гонку! Посмотрим же, кто из нас первым добьется цели».

Мадонна была совершенно права. Более того, она продемонстрировала настоящую сестринскую любовь, и я был глубоко тронут. Мне казалось, что именно так и должны вести себя братья и сестры — мы можем отчаянно ругаться и буквально в следующую же минуту окутывать друг друга полной и безоговорочной любовью. Впрочем, сколь бы добра и нежна ни была со мной Мадонна, я все же чувствовал себя так, словно жизнь моя кончена. А вот ее жизнь только начиналась. Она двигалась в новом, совершенно ином направлении. Мадонна собиралась забеременеть. Она еще не выбрала отца для своего ребенка, поэтому приступила к осуществлению проекта «Поиск папочки».

Мадонна сказала, что в ее жизни наступил особый момент — она ощутила пробуждение материнского инстинкта. Мне кажется, что она хотела обрести того, кто принадлежал бы ей безраздельно, кто остался бы после ее смерти. Уверен, что ей хотелось стать матерью, какой у нее самой никогда не было. Мадонна хотела дать ребенку ту любовь, которой не испытывала сама.

Она была преисполнена твердой решимости найти отца для своего ребенка. Эти поиски стали основной темой для наших разговоров. О том, чтобы обратиться в банк спермы, и речи не было, поскольку журналисты разнюхали бы все в мгновение ока. Она решила найти подходящего мужчину, а уж выходить ли за него замуж — это дело второе.