На какую-то секунду я превратился в сторожевого пса Хэнка.
Я захлопнул дверь прямо перед носом Шона и запер ее.
Мадонна бросилась ко мне. Ее лицо без грима всегда было очень бледным, сейчас же щеки у нее пылали. Она рыдала.
Я обнял ее и повел к дивану. Она плакала, я гладил ее по плечу. А Шон колотил в дверь и что-то кричал.
Он бился в дверь целых пять минут, непрерывно крича:
— Открой дверь, Мадонна! Открой эту чертову дверь!
Сначала мне захотелось действительно открыть дверь и выбить из моего чертова зятя все дерьмо. Но я знал, что будет еще хуже. И поэтому я просто обнял Мадонну.
Мы молча слушали, как Шон орет и колотит в дверь.
Наконец Мадонна уснула в моих объятиях. А потом уснул и я.
Утром она ушла.
Когда днем я увидел ее на съемках, ее грим был великолепен, прическа безупречна. Она улыбалась своей обычной уверенной, яркой улыбкой. Шон подошел ко мне, но я решил полностью его игнорировать.
До этого дня я всегда был на его стороне. Сколь бы причудливой ни показалась мне церемония братания, я чувствовал, что в ней есть глубокий смысл. Мы действительно на всю жизнь стали кровными братьями. С того момента я всегда защищал его, что бы мне ни говорили о его истериках и паранойе, связанной с журналистами. Я это делал не просто так, а потому, что чувствовал, что мы действительно стали братьями.
В Гонконге я был единственным защитником Шона среди съемочной группы. Его ненавидели все. Теперь я не мог его защищать. Я перестал быть другом Шона. Хотя Мадонне я этого и не говорил, но мне хотелось, чтобы он больше не был моим зятем.
Впоследствии Шон Пени признается, что во время съемок «Шанхайского сюрприза» много пил. И мне станет ясно, что мы с сестрой, как всегда, сделали совершенно одинаковый выбор: мы оба полюбили мужчин, которые в тот или иной период своей жизни прибегали к насилию под воздействием алкоголя.
Съемки в Гонконге закончились. Шон и Мадонна вылетели в Берлин, где должна была состояться премьера фильма Шона «В упор» (At Close Range). Он провел в Германии несколько дней, а Мадонна сразу улетела в Лондон. Я прибыл из Гонконга как раз вовремя, чтобы ее встретить.
В Хитроу я встречал ее прямо на поле. Мадонна вышла из самолета в сопровождении телохранителя. На ней был черный шарф и темные очки. В конце полосы нас уже ждал полицейский эскорт. Мы направились на пункт таможенного контроля.
Когда таможенники закончили разбираться с багажом, полицейский открыл дверь в зал прилета. Там нас уже поджидали многочисленные репортеры и фотографы. И начался настоящий ад. Засверкали вспышки, заработали телекамеры. Поклонники визжали, фотографы кричали: «Посмотри сюда, Мадонна, посмотри сюда!»
Когда мы вышли за барьер, поклонники и фотографы окружили нас плотным кольцом. Телохранитель, тренер и я закрыли Мадонну. Мы пытались выбраться из зала прилета к поджидавшему нас лимузину.
От полиции толку было мало. Хотя они вяло попытались проложить нам дорогу, выбраться из аэропорта мы смогли только через пятнадцать минут.
Я закрывал Мадонну от камер. Как оказалось, в аэропорт прибыло больше трехсот фотографов.
Я видел, что Мадонна готова взорваться, и сжал ее руку.
— Держись поближе, Мадонна. Я выведу тебя отсюда.
Наконец мы оказались возле черного «Мерседеса». Дверь была уже открыта. Мы с Мадонной прыгнули на заднее сиденье. Репортеры делали последние снимки уже через окно автомобиля. Вдруг мы почувствовали тяжелый удар. Машина содрогнулась. Оказалось, что один фотограф прыгнул на крышу. Другой на капот. Пять или шесть облепили окна:
— Мадонна, Мадонна, поговори же с нами!
Она вжалась в сиденье. Я обнял ее. Мы оба были близки к истерике.
Еще один тяжелый удар, и фотограф оказался на багажнике машины.
— Увезите меня отсюда! Увезите меня! — закричала Ма донна.
Но водитель не мог тронуться с места, так плотно нас окружили.
— Поезжай немедленно! — взвизгнула Мадонна.
Мы чуть продвинулись вперед, и я услышал звук удара.
Фотограф с крыши упал прямо на дорогу.
Мы рванули с места.
Я оглянулся.
Он лежал на земле.
Все остальные фотографировали его.
Он пытался подняться.
— Лежи и не двигайся, — крикнул кто-то из репортеров.
Он снова лег, и они сфотографировали его.
Когда машина выезжала из аэропорта, мы оглянулись на толпу беснующихся репортеров. Я подумал, какой же длинный путь мы проделали от полета самолетом «Эйр Индия», в эконом-классе, карри в Сохо и джинсов на Кэмден-Маркет.
— Отлично, — сказала Мадонна. — Целый месяц в Лондоне, и вот что нас ожидает!
Когда мы получили наконец английские газеты, то узнали, почему в аэропорте произошло настоящее светопреставление. Пока мы были в Гонконге, британские таблоиды печатали последние известия со съемок. Мадонна и Шон стали модной парочкой. Каждый английский папарацци стремился сделать снимок Ядовитых Пеннов.
Только теперь мы поняли, почему Джордж все устроил так, чтобы Шон мог прилететь отдельно.
— Если бы сегодня он оказался в Хитроу, — сказала Мадонна, — он бы их всех поубивал!
И она была права.
Впрочем, как бы ни был мне неприятен Шон, после инцидента в аэропорту я начал его понимать. В конце концов, мне пришлось выдерживать натиск репортеров всего несколько часов, Шону же приходилось терпеть это постоянно, все время, пока они с Мадонной были женаты.
Мы с Мадонной прибыли в Холланд-парк, где Джордж уже снял дом для Мадонны и Шона и квартиру для меня. Как только наш лимузин остановился, с угла резко рванули несколько машин.
Вездесущие папарацци поджидали нас и здесь.
Нам предстояло поселиться в елизаветинском особняке. Мы успели проскользнуть внутрь, прежде чем репортеры вытащили свои камеры. Дом был обставлен в стиле 70-х годов. Полы были застланы ковровым покрытием, гостиную украшал большой витраж с изображением радуги.
Я был рад, что Шон еще не приехал. Мы с Мадонной провели вечер вместе. Мы говорили о том, как сложно ей было сниматься в кино. О тяжелых отношениях с Шоном и о той ужасной ночи в Гонконге ни она, ни я не заговаривали.
На улице было холодно и сыро. Я пошел в свою квартиру, оставив Мадонну дожидаться Шона под защитой телохранителя.
На следующее утро в сопровождении группы папарацци, которые ночевали возле дома в машинах, мы отправились на студию Шеппертон, где предстояло снимать сцены в интерьерах.