Мы пришли в парк, где старики занимались гимнастикой тай-цзы. Один из них подошел к нам и стал повторять: «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Мы улыбнулись. Это был первый человек, который заговорил с нами по-английски.

Вечером мы пошли в прибрежный ресторан «Банд», также построенный в стиле арт-деко. На шестом этаже огромного ресторана мы нашли китайский и американский бары. Мы отправились в китайский, но там все пили только апельсиновый сок. Тогда мы отправились в американский, закрытый для китайцев. В зале было темно. Мы налили себе и только потом нашли выключатель. Все было покрыто пылью. Играла музыка конца 70-х годов. Мы не стали обращать внимания на пыль и псевдоамериканский интерьер. Мне показалось, что я очутился в фильме «Империя солнца».

Проведя несколько дней в Шанхае, мы вернулись в Гонконг, где к нам присоединилась Лиз Розенберг. Мы с ней и Мадонной на день уехали в Макао на джонке с мотором. Дорога заняла около четырех часов. На обратном пути Мадонна и Лиз провели большую часть времени в ванной. Через пару дней у всех троих началась ужасная ангина. Впрочем, это нас не удивило, ведь с санитарией в Макао было еще хуже, чем в Гонконге. Кстати, по ходу действия съемки были перенесены туда, но, к счастью, мне ехать не пришлось.

До начала съемок Мадонна впитывала каждое наставление Шона. Но как только процесс пошел, она перестала играть роль из «Воспитания Риты» и вообразила себя Мерил Стрип. А Шону стало ясно, что ему достается роль Нормана Мейна, бесталанной, поблекшей звезды из фильма «Звезда родилась», которому никогда не достичь той же славы, что и его жене. Меня совершенно не удивило то, что Мадонна и Шон стали ссориться. Шон был опытным актером и гордился этим. Но Мадонна стремительно превращалась в глобальное явление, в культовый бренд. Она считала себя талантливой актрисой, Шон же видел в ней только певицу. На площадке постоянно возникали конфликты из-за того, как она играет свою роль, как он играет свою, из-за ее персонажа и из-за его персонажа, из-за этой сцены и из-за той. Мадонна и Шон были примерно одного роста. Когда они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза, причем каждый отстаивал собственную точку зрения и стремился подчинить другого своей воле, напряженность становилась ощутимой чисто физически.

А режиссеру Джиму Годдарду пришлось смириться с тем, что руководить съемками в одиночку ему не удастся — режиссерами стремились быть и Мадонна, и Шон.

С первого дня съемок британская съемочная группа возненавидела Мадонну и Шона. Шона они считали высокомерным янки, а Мадонну — обычной певичкой из дискотеки. Ядовитые Пенны, как их прозвали англичане, были парочкой выскочек, которые требовали, чтобы к ним относились, как к звездам, не имея на то никаких оснований.

На второй день съемок уволили рекламщика Криса Никсона, который не сумел помешать репортерам сделать фотографии. После этого он откровенно заявил: «Пени — высокомерный маленький подонок, и жена его стоит».

Во время одной из главных сцен фильма взрывалась бомба, и героиня Мадонны должна была прыгать в реку. Мадонна наотрез отказалась это делать. Вода была жутко грязной, и я не могу упрекать сестру за это. Но когда всей съемочной группе пришлось ждать, пока на площадку привезут минеральную воду «Эвиан», чтобы Мадонна в узкой синей юбке и полосатой блузке могла в нее погрузиться, люди просто озверели.

Вместо того чтобы наладить отношения со съемочной группой и режиссером, Шон и Мадонна постоянно шли на конфликт. Хуже того, гораздо больше, чем съемки, Шона интересовали отношения с репортерами, которые приехали в Гонконг, чтобы писать о фильме. Телефотообъективы следили за Шоном и Мадонной двадцать четыре часа в сутки, и Шон готов был на любые безумства, лишь бы держать их подальше от площадки. Когда одному фотографу удалось проникнуть на съемочную площадку, Шон разбил его камеру.

Мы с Шоном никогда не говорили о его ненависти к репортерам. Но если бы такой разговор состоялся, я бы спросил его, почему, если ему не хотелось, чтобы они с Мадонной были объектом пристального внимания прессы, они решили вместе сняться в этом фильме. Он не мог не понимать, что, согласившись сниматься с Мадонной, он тут же станет завидной добычей, что репортеры будут следовать за ним по пятам и описывать каждый его шаг. Мне это было очевидно, а он почему-то этого не понимал.

Когда Мадонна и Шон что-то делали вместе, репортеры просто осаждали их, и это выводило Шона из себя. Чтобы сделать мужу приятное, Мадонна вела себя так же, как он, — натягивала пиджак на голову, чтобы фотографы не могли ее снимать. В действительности же ей не было до них никакого дела, и она бы с удовольствием позировала.

Стоило Мадонне и Шону выйти из отеля, как вокруг них начиналось настоящее столпотворение. В глазах Шона любой фотограф, который снимал Мадонну, не просто крал ее душу, но еще и отнимал у него жену. Шон чувствовал, что его используют.

Измученная Мадонна постоянно твердила ему, как во время свадьбы: «Шон, не ори на них. Давай просто сядем в машину и уедем. Они все равно сделают свои снимки».

Но Шон редко к ней прислушивался, и постоянно возникали скандалы и стычки.

А журналисты безжалостно фиксировали каждое его движение, каждую истерику и каждую драку. Попутно доставалось и Мадонне. Легенда о Ядовитых Пеннах обрастала все новыми подробностями.

В Лондоне продюсер Джордж Харрисон узнал о связанных с Пенном скандалах вокруг «Шанхайского сюрприза». Ближайшим самолетом он вылетел в Гонконг, надеясь разрядить ситуацию и убедить Мадонну и Пенна изменить свое отношение к журналистам и съемочной группе.

Когда Харрисон прилетел, Мадонна познакомила меня с ним. Он выглядел гораздо старше, чем я ожидал, и был довольно высоким. Мадонна говорила, что Джордж обладает «мягким, беспомощным характером, слегка бесхребетным».

Скорее всего, она недооценивала практичного Харрисона. Он был не настолько бесхребетным, чтобы не потребовать от непокорных звезд полного подчинения, причем не пытаясь подсластить эту горькую пилюлю. Решительная отповедь знаменитого «битла» отрезвила Мадонну и Шона. Уверен, что Джордж говорил не только о финансовых проблемах, но еще и апеллировал к профессионализму Шона и просил его держать под контролем свою паранойю.

Я думал, что с Мадонной Джордж будет обращаться мягче. Он должен был понимать, что сборы сделает именно она, а не Шон, а проблемы как раз связаны с ним, а не с ней. Но, вернувшись вечером в отель, я почувствовал, что Мадонна не в своей тарелке. В ней появилась неуверенность относительно собственных актерских талантов. Она не понимала, как справиться с Шоном и заставить его прекратить конфликты с прессой.

Она легла спать рано. Я тоже.

Около трех ночи меня разбудил ужасный грохот в номере Мадонны и Шона, который находился за стеной. Шон орал на жену, не стесняясь в выражениях. Даже спросонья я слышал его слова.

Я актер, а ты нет! Ты должна забыть о кино. Занимайся своим пением — это то, что ты действительно умеешь делать! — кричал Шон.

А ты абсолютно не умеешь общаться с репортерами, — не уступала ему Мадонна. — Ты параноик и псих!

По крайней мере, я актер, — вопил Шон.

Это был удар ниже пояса. Весь разговор я не помню, но я слышал, как он изо всех сил ударил кулаком по стене. Потом послышался грохот опрокидываемого стола. Я уже собирался постучать в дверь, соединявшую наши номера, но она неожиданно распахнулась. В мою комнату вбежала Мадонна в черной атласной пижаме с белой отделкой из «Хэрродса». Я подарил ей эту пижаму на день рождения. За Мадонной несся разъяренный Шон.