— Так, значит, он был мертв?

— Мертв? — переспросил Крантон. — Конечно. Мертвее не бывает.

— Как думаете, долго он там пролежал?

— Не знаю. Противно вспоминать, но я дотронулся до него — он был уже холодный. А веревки… он был весь крепко обвязан ими.

— А голова? На шее была веревка? — спросил Паркер.

— Нет-нет, я не думаю, что его повесили. Но в чем причина смерти, я не знаю. Когда я осматривал тело, я вдруг услышал шаги на лестнице — кто-то поднимался наверх. Я быстро вышел на лестницу и поднялся до следующей двери. Конечно, я мог остаться там и объяснить, что когда пришел сюда, Декон был уже мертв, но, учитывая то, что в кармане у меня лежали отмычки, и вообще мое присутствие там было крайне подозрительным, я решил, что лучше спрятаться. Так что я поднялся насколько мог и замер. Буквально через пару секунд кто-то вошел в помещение, где лежал труп «Боже!» — воскликнул он. Было очень темно, так что не разглядел, кто это был. Как мне показалось, паре потащил тело вниз по лестнице.

Как только шаги стихли, я стал думать, что делать дальше. Дверь, за которой была лестница, ведущая выше, была закрыта. Я открыл ее с помощью отмычки и посмотрел вниз. Интересно, какой высоты колокольня? Примерно, футов сто тридцать, да? Так вот, я увидел, что далеко внизу кто-то вышел из храма с фонарем в руках и пошел по кладбищу. Признаться, от высоты у меня даже закружилась голова. Слава Богу, что еще было темно, и я не видел ничего, кроме света фонарика.

Простояв там пару секунд, я подумал, что пока там внизу кто-то делает свою грязную работу, лучше бы побыстрее сбежать отсюда. Так что я пошел вниз. Дверь, которую я открыл, я же аккуратно и запер. Потом я включил фонарь, но лучше бы этого не делал, потому что я снова увидел эти ужасные колокола. Знаете, я понял, что ненавижу их. Проходя мимо, я случайно задел один из них. Я никогда не забуду тот ужасный звук, который издал колокол. Этот тихий, но ужасающий звук пробежал эхом по всей колокольне. Можете считать меня сумасшедшим, но в тот момент мне показалось, что колокол — живое существо. Мне стало так страшно и жутко, что я даже зажмурился. Не хотел бы я еще раз испытать то чувство.

— Ты стал слишком впечатлительным, Нобби, — сказал Паркер.

— Колокола действительно производят очень сильное впечатление, — сказал Уимзи. — Продолжайте, Дантон.

— Мне тогда показалось, что я простоял несколько часов, пока колокол не замолчал. Хотя, наверное, прошло не более двух минут. Когда все стихло, я открыл глаза и быстро пошел вниз по лестнице. Фонарь я выронил, когда задел колокол. Спичек у меня не было, так что искать я его не стал. В общем, спускался я в кромешной темноте. Лестница на колокольне очень старая и узкая, а ступеньки — крутые и скользкие. Пару раз я даже падал. Слава Богу, что тот человек, который унес тело Декона, оставил все двери открытыми, и не пришлось возиться с отмычками. Когда я спустился с колокольни, я быстро пошел через зал храма к выходу. На полпути я неожиданно наткнулся на какой-то металлический горшок, опрокинул его и наделал много шума.

— Скорее всего, это был латунный кувшин для цветов, — сказал Уимзи.

— Не понимаю, зачем его туда поставили, — продолжил Крантон. — Когда я, наконец, вышел из церкви, я осторожно прокрался через кладбище к воротам и убежал. Я бежал так быстро, как только мог. У Вайлдерспинов я оставил свою зубную щетку и рубашку, но возвращался к ним, да и вообще в эту деревню, я не собирался. Знаете, я бежал оттуда так, будто бежал от дьявола. Это проклятое место. Я старался бежать по лужам и канавам, чтобы не оставлять следов. Было очень холодно, но тогда я даже не чувствовал этого. Добежав до какой-то железнодорожной станции, я нашел поблизости заброшенный сарай, в котором и просидел до утра. Первым же поездом я уехал. Я не знал, как называется станция, на которой я сел на поезд, но потом я узнал, что она находилась примерно в пятнадцати милях от деревни.

Когда я приехал в Лондон, я понял, что я сильно простудился и серьезно болен. Видите, я до сих пор не могу оправиться, да и, думаю, вряд ли теперь когда-нибудь избавлюсь от последствий болезни. Вот и вся история. Я клянусь вам, джентльмены, что все это чистая правда. Да, еще я забыл сказать, что когда вернулся в Лондон, я понял, что потерял шифр. Но раз вы нашли его на колокольне, значит, я просто выронил его из кармана, когда доставал фонарь. Поверьте, я не убивал Декона. В первый раз я не рассказал вам правды потому, что понимал, что вы вряд ли поверите…

— Что ж, — сказал Паркер, — пусть это будет вам хорошим уроком. После всего этого, надеюсь, вы поймете, что не стоит но ночам лазить на колокольни, да и вообще лучше держаться от них подальше.

— Да, конечно, — ответил Нобби. — Теперь у меня каждый раз по коже бегают мурашки, когда я вижу церкви с колокольнями. Этой истории мне хватит на всю жизнь. Больше никогда не переступлю порог церкви.

Уимзи еще ни разу не видел в глазах человека столько отчаяния, сколько было во взгляде Вилли Тодея. Он напоминал зверя, загнанного в угол, или птицу, у которой подрезаны крылья. Мэри же хоть и была напугана, но по ее взгляду было видно, что она не сдается, что она готова бороться и отстаивать свою правду. А вот Вилли явно сдался.

— А теперь вы, двое, — сказал старший инспектор Бланделл. — Мы готовы выслушать то, что вы хотите нам рассказать в свое оправдание.

— Мы ничего плохого не сделали, чтобы оправдываться, — сказала Мэри.

— Подожди, Мэри, дай я сам, — сказал Вилли и обратился к старшему инспектору. — Что ж, я так понимаю, вы выяснили что-то по поводу Декона. Вы знаете, что он обманул и предал нас, и мы пытались восстановить справедливость. Вы знаете, Мэри и так натерпелась разных разговоров, вопросов и сплетен. И мы решили, что на данный момент лучшим решением было бы уехать из этой деревни. Мы понимали что все жители поселка только рады узнать что-нибудь, что может скомпрометировать нас. Поэтому мы не стали дожидаться того, когда поползут очередные слухи, и уехали. И что в этом плохого? Нам что, нельзя было уезжать? Мы ни в чем не виноваты. Что у вас есть против нас? Мы имеем право делать то, что хотим. Я не хочу, чтобы допрашивали Мэри, оставьте ее в покое.

— Понимаешь, Вилли, — сказал Бланделл, — закон есть закон. Декон, конечно, был подлецом. Но его убили, и моя работа — выяснить, кто это сделал, и наказать виновника. Никто не вправе учинять самосуд.

— Я не буду больше ничего говорить на эту тему, — сказала Вилли Тодей. — Но будет жестоко, если Мэри и меня…

— Минутку, — вмешался Уимзи. — Я думаю, вы еще не осознали, в каком положении вы находитесь, Тодей. Дело в том, что мы сейчас обсуждаем не вопрос о вашем браке — мы говорим о том, что Декон был убит, и многие факты говорят о том, что причастны к убийству именно вы. Это значит, что мы предъявляем вам официальное обвинение, и если вас будут судить, то и вашей жене придется давать показания. Хотя, конечно, она не обязана свидетельствовать против мужа. Тем не менее, я советую вам рассказать все сейчас, чтобы мы больше не беспокоили ее допросами. Если вы, конечно, действительно хотите, чтобы миссис Тодей оставили в покое.

— Да, да. Я понимаю. Да. Этого следовало ожидать. Эта история должна была когда-то закончиться. Он погубил мою бедную Мэри. Однажды он уже довел ее до скамьи подсудимых. Он обокрал ее, он лишил ее доброго имени, а наших малышей сделал незаконнорожденными. И если и был на земле человек, который заслужил того, чтобы его убили, то это был Декон. Будь он проклят. Я надеюсь, сейчас он горит в аду.

— Возможно, так и есть, — сказал Уимзи, — но вы понимаете, что если вы сейчас не расскажете нам всей правды…