— Девушке не следует драться, — укоризненно покачал головой Уимзи. — Даже современной молодой девушке.

— Но почему? Мне нравится драться. О, посмотрите — коровки!

Уимзи поспешно надавил на тормоз и сбросил скорость «даймлера» до сравнимой со скоростью улитки.

— Все равно я думаю, что папа подрался, — заявила Мира. — Он все не приходил и не приходил вчера вечером, а мамочка всегда так волнуется. Она боится нашей машины. Понимаете, она думает, что та едет быстро, хотя наша едет не так быстро, как ваша. Эта коровка хочет нас забодать?

— Да, — ответил Уимзи. — Возможно, она ошибочно приняла нас за блинчик.

— Глупо! Коровы ведь не едят блинчики, они едят траву. Я один раз пробовала есть траву, но она была очень противной, и я заболела.

— Поделом тебе, — заметил Питер. — Я лучше высажу тебя здесь, а то не успеешь домой. Скоро время ложиться спать. Хотя, наверное, мне лучше подвезти тебя поближе к калитке.

— О да, пожалуйста! — попросила Мира. — Тогда мы сможем погнать коров. Ух, как они побегут…

— Это будет просто вульгарно, — пожурил проказницу его светлость. — Коровам вредно быстро бегать. Ты грубая, кровожадная, жадная и злая молодая особа, и, когда вырастешь, станешь угрозой для общества.

— Как здорово! У меня будет пистолет и восхитительное вечернее платье, я буду заманивать людей в опиумные притоны и грабить. Я думаю, не выйти мне за тебя замуж? У тебя такая быстрая машина… Это мне пригодится.

— Весьма польщен, — ответил Уимзи серьезным тоном. — Я это запомню. Но знаешь ли, потом ты, может быть, уже и не захочешь выходить за меня.

Питеру нравилось вести в Керкубри простую, скромную жизнь. К великому разочарованию владельцев гостиниц, в этом году он остановил свой выбор на маленькой студии, расположившейся в конце узкого, мощенного булыжником двора, куда вела сверкающая синей краской калитка. Подобная окраска указывала на то, что Хай-стрит облюбовали для проживания местные живописцы. Объясняя столь эксцентричное решение, Уимзи утверждал, что им руководило желание посмотреть, как его в высшей степени правильный слуга будет потрошить рыбу и чистить картофель у общей колонки на улице, а также принимать случайных гостей в крошечном помещении, блистая манерами, годными для Уэст-Энда [15].

Прокладывая себе путь через нагромождение велосипедов, Уимзи простучал каблуками по проходу, заранее зная, что эта всеведущая личность уже ждет своего господина у порога с лицом, на котором читается пусть и сдерживаемое, но почти Ревнивое выражение.

— Эй, Бантер, — Уимзи лукаво улыбнулся. — А что на обед? Меня сегодня небывалый аппетит. В Гритауне обнаружился восхитительный труп.

— Я опасался, милорд, что ваша светлость будет связан чьим-либо приглашением. Не будучи уверенным в точном часе возвращения вашей светлости, я счел, что будет разумнее приготовить блюдо из тушеной говядины с густым соусом и овощами, которое может в случае необходимости храниться без всякого вреда для себя.

— Великолепно, — одобрил это решение его светлость.

— Благодарю, милорд. Я получил сведения от мясника, что часть говядины, каковую я имел обыкновение в обиходе называть голенью, в этих краях именуется… э-э… берцо.

— Надеюсь, Бантер, что ты прав.

— Я не взял с него честного слова, — изрек Бантер с томным величием, — но исследовал тушу и удостоверился, что от нее был отделен надлежащий кусок.

— Ты всегда так обстоятелен, — сказал Уимзи с благодарностью в голосе.

— Делаю все, что в моих силах, милорд. Пожелает ли ваша светлость, чтобы я ссылался на вышеупомянутую часть снеди, как… э-э… на берцо на время нашего проживания в этих краях?

— Это будет любезная уступка с твоей стороны, Бантер, национальной гордости местных жителей. Если, конечно, ты сможешь убедить себя сделать это.

— Очень хорошо, милорд. Осмелюсь предположить, что баранья нога снова будет именоваться бараньим окороком, как и во время предыдущего пребывания здесь вашей светлости?

— Разумеется, Бантер.

— Хорошо, милорд, — слуга тяжело вздохнул. — Что бы ни соответствовало истине, я буду прилагать все усилия к удовольствию вашей светлости.

— Спасибо, Бантер. Мы должны стараться «соответствовать» в любых обстоятельствах.

— Да, милорд. Обед будет сервирован через двадцать минут, как только картофель достигнет готовности.

— Ура, ура! — восхитился его светлость. — А я, пока обед не подан, пройдусь по двору, перекинусь парой слов с мисс Сэлби.

— Прошу прощения, милорд. Я так понял, что леди отбыла.

— Отбыла? — переспросил Уимзи, несколько опешив.

— Да, милорд. Молодая особа, которая ей служит, сообщила мне, что они отбыли в Глазго.

— А-а-а, — протянул Уимзи. — В Глазго… Ну, значит, ее не будет дня два. Это слово не обязательно подразумевает, как было бы у нас на юге, что они уложили багаж и отправились куда-то надолго. Ладно, пойду поохочусь на мистера Уотерза. Мне не терпится с ним повидаться. Возможно, притащу его на обед.

— Очень хорошо, милорд.

Уимзи перешел Хай-стрит и постучался в дверь квартиры Уотерза. Ему открыла квартирная хозяйка и сообщила, что мистер Уотерз только что уехал.

— Когда он вернется?

— Не могу сказать точно, милорд, но полагаю, что он останется на ночь в Глазго.

— Кажется, все без исключения отправились в Глазго, — заметил Уимзи.

— О да! Там сейчас выставка. Мистер Уотерз поехал первым поездом.

— Что? Тем, который идет в восемь сорок пять? — с недоверием уточнил Уимзи. Учитывая его вчерашнее состояние, странно было ожидать от живописца подобной прыти.

— Да, — бесстрастно ответила хозяйка. — Он позавтракал в восемь часов утра и отбыл вместе с мисс Сэлби и мисс Кошран.

Уимзи ощутил некоторое облегчение. Он уж было испугался, что в этой чрезмерно ранней активности есть нечто подозрительное. Но в сопровождении мисс Сэлби и мисс Кошран Уотерз вряд ли мог попасть в переделку. Еще одного из шести подозреваемых, кажется, можно было с уверенностью исключить из списка. Питер попросил передать, что хотел бы встретиться с мистером Уотерзом, как только тот вернется, и повернул к своей синей калитке.

Питер уже покончил с порцией тушеной пряной говядины и смаковал достойное восхищения сырное суфле, когда послышался звук тяжелых ботинок, сурово ступающих по мощенному камнями проходу, а вслед за тем голос, спрашивающий его Светлость.

— Эй! — откликнулся Уимзи. — Это вы, Дэлзиел?

— Да, милорд, — сержант протиснулся сквозь узкий дверной проем и отошел в сторону, чтобы позволить пройти своему спутнику. — Я доложил об этом деле мистеру Джемисону Максвеллу, начальнику полиции, и он был столь любезен, что поехал со мной, чтобы переговорить с вами.

— Великолепно! — с воодушевлением воскликнул Уимзи. — Для меня большое удовольствие видеть вас обоих Мы с вами до сих пор не встречались, мистер Максвелл, но я наслышан о вас. Ваша репутация делает вам честь. Могу предположить, что и я вам небезызвестен. На моем счету пустяковое замечание за превышение скорости в прошлом году, за что, смею надеяться, меня простили и сменили гнев на милость. Предлагаю что-нибудь выпить.

— Ну, так вот, — сказал Дэлзиел, после того как проявленное Уимзи гостеприимство было принято и оценено по достоинству. — Я собрал показания свидетелей, чтобы проверить вашу теорию. К сожалению, все они не точны. Прежде всего, должен вам сказать, я опросил народ в Боргане, и мне сказали, что юный Джок видел Кэмпбелла около мольберта в десять часов десять минут, когда шел с каким-то поручением в Клоченси. Кэмпбелл был на том же самом месте, и когда Джок возвращался назад в одиннадцать часов пять минут.

— Говоря, что Джок видел Кэмпбелла, имеете ли вы в виду, что мальчик точно знал, что это был Кэмпбелл, или он лишь подумал, что узнал живописца?

— Нет, свидетель не говорил, что это точно был Кэмпбелл. Он просто сказал, что видел человека в широкополой черной шляпе и клетчатом плаще, какие носил Кэмпбелл. И ему показалось, что рядом с ним лежало нечто вроде большого одеяла или коврика.