— Вечно ты чего-нибудь выдумываешь, — запротестовала Флоренс, несколько рассердившись. Эвелин всегда умела выводить ее из себя. — Джудит просто… помогла мне перевезти вещи. Их пикап гораздо вместительней моей машины.

— Понятно. — Эвелин предпочла не комментировать ответ сестры. — Значит, ты обдумала все это заранее?

— Понимаешь, просто настало время переменить жизнь, — согласилась Флоренс, не желая слишком глубоко вдаваться в мотивы своего отъезда. — После смерти матери и всего прочего захотелось начать сначала.

— К тому же, полагаю, эти письма тоже способствовали твоим настроениям, — прочувствовала Эвелин. — Не понимаю, зачем только мать их хранила. Уверена, что отец ничего о них не знал, он воспринял бы это как оскорбление.

— Но я имела право знать, — не отступала Флоренс, твердо решив не поступаться принципами. — Он не имел права скрывать правду от меня. Во всяком случае тогда, когда я стала достаточно взрослой, чтобы понять.

— Понять что? — Тон Эвелин стал неожиданно жестким. — Флоренс, он прекрасно знал, насколько ты эмоциональна и сентиментальна, и, полагаю, сомневался в твоей способности оценить его вполне разумные и рациональные действия.

— Что ж, признаю, в этом он мог быть прав, — тяжело вздохнула Флоренс. — Но трудно понять, как он мог просто вычеркнуть брата из своей жизни.

— Ничего, когда-нибудь поймешь. — Эвелин, очевидно решив, что тема не стоит того, чтобы спорить по ее поводу, вновь вернулась к главной, по ее мнению, причине. — Так где ты все-таки находишься? Можешь себе представить, как трудно убедить Грейс в том, что тетя Флоренс не ушла на небо, как бабушка.

— Извини меня. — Флоренс искренне любила свою племянницу. — Я не подумала, что она может воспринять это таким образом.

— Ясное дело, не подумала, — сухо заметила сестра. — Но не обращай внимания, давай свой адрес.

Флоренс помедлила.

— Я живу в Блумзбелле, — наконец нехотя произнесла она.

— В Блумзбелле? — изумленно воскликнула Эвелин. — У дяди Гордона?

Дядя Гордон! Флоренс удивила фамильярная интонация, с которой это имя слетело с языка сестры. Сама она до сих пор не может привыкнуть к мысли о том, что он был братом ее приемного отца, не говоря уже о том…

— Нечто вроде этого… — промямлила Флоренс. — Рэмфорды живут в Пейнтон-Хаусе. — Ей вспомнился рассказ Нормана. — Ты ведь запомнила этот адрес?

— В общем… да. — Голос сестры по-прежнему звучал несколько раздраженно. — Так что, ты с ним уже встречалась?

— Пока нет…

— Но собираешься, не так ли? — нетерпеливо перебила ее Эвелин. — Конечно, собираешься. Зачем тогда нужно было переезжать в Блумзбелл, можно было выбрать любую другую часть страны. Послушай, Флоренс, не могу поверить, что ты способна на такую выходку!

— Но почему? — воскликнула Флоренс, пораженная враждебным тоном сестры.

— Почему? — гневно переспросила Эвелин. — Ты же знаешь, как отец относился к брату и к его поступкам? Если бы не мать, он никогда бы не пошел на соглашение с ним.

— Да, я это понимаю. — Странно было, что сестра столько поняла, лишь бегло взглянув на показанное ей письмо.

— Тогда в чем же дело? Ясно ведь, что оба они не хотели, чтобы ты узнала об этом… о нем.

— Но зачем тогда было хранить письма?

— Ты же знала маму, — раздраженно спросила Эвелин. — Она никогда ничего не выкидывала.

— Даже если…

— Что даже если? Не думаешь ли ты, что она оставила там письма специально для того, чтобы ты их нашла? Образумься, Флоренс, как она могла рассчитывать, что письма найдешь именно ты? Чердак могли бы вызваться убирать я или Джералд.

Вот именно, «могли бы», не без иронии подумала Флоренс. Мать, скорее всего, прекрасно знала, кому придется этим заниматься.

— Как бы то ни было, я пока еще не решила, что буду делать, — призналась она. — Пока собираюсь действовать по обстоятельствам.

— Послушай, лучше дай мне свой телефонный номер, — решительно заявила Эвелин. — По счастью, мы еще не нашли покупателя на дом. Но что я буду делать, если понадобится срочно с тобой связаться.

— В случае необходимости могла взять мой адрес у Джудит, — сказала Флоренс, начиная испытывать знакомое чувство противоречия властным наклонностям сестры. Продиктовав номер телефона, она приняла нарочито небрежный тон: — Мне пора идти. Масса дел на сегодня, а, кроме того, этот разговор будет стоить целое состояние.

— Но ты ведь сообщишь мне, если соберешься что-нибудь предпринимать, не так ли? — настойчиво напомнила Эвелин, и Флоренс прекрасно поняла, о чем именно идет речь. — И подумай хорошенько, прежде чем делать что-нибудь второпях.

Дав какой-то уклончивый ответ, Флоренс повесила трубку. Может быть, Эвелин действительно права? С другой стороны, письма существовали, а если кто-нибудь так уж желал скрыть от нее все факты, они давно были бы сожжены.

Сделав на обед яичницу, она решила пройтись вокруг, пора было познакомиться с окрестностями. У нее не было хлеба, кроме того, нельзя же вечно оставаться пленницей дома. А еще, не желая себе в этом признаваться, Флоренс боялась возвращения Нормана. Перспектива провести весь день в ожидании знакомого звука автомобиля за окном была не слишком заманчивой. Его больше нет, надо принять это как факт и продолжать жить дальше.

Деревня состояла в основном из одной улицы с двумя питейными заведениями, церковью с прилегающим домом священника и торговым комплексом, объединяющим несколько магазинчиков и почту. Были в ней еще несколько отдельно стоящих домов с земельными участками и ряд старых коттеджей, тщательно восстановленных и заново оборудованных, с небольшими, любовно ухоженными и утопающими в цветах садиками. Это неприятно напомнило Флоренс о ее собственном, запущенном и заросшем, которым необходимо поскорее заняться.

Людей вокруг было немного, никто не обращал на нее особого внимания. В торговом комплексе все обернулось иначе. Хотя она убеждала себя в том, что имеет такое же право находиться здесь, как и любой другой житель, ей не удалось удержаться от нервной дрожи, когда две женщины, болтающие о чем-то с продавщицей, сейчас же прекратили разговор. Флоренс ощущала, что все они наблюдают за тем, как она берет с витрины батон хлеба, и, доставая из сумки кошелек, заметила, что у нее дрожат руки.

Но прежде чем ей удалось расплатиться, Флоренс почувствовала, что ее охватывает дрожь совсем другого рода. Предвидя приближение обморока, она вынуждена была торопливо ухватиться за кассу. Ее очевидная слабость как будто разрушила установившийся между ней и людьми барьер отстраненности — все три женщины бросились на помощь.

— Послушайте, вам надо присесть, — сказала более молодая и подставила ей стоящий в углу старый плетеный стул, в то время как продавщица побежала куда-то за водой. — Ну вот, сейчас все будет хорошо.

— Вы просто переработали, — вступила в разговор пожилая женщина, не пожелавшая оставаться в стороне. — Все мы знаем, что значит переехать в новый дом. Да еще по такой жаре.

Флоренс попыталась улыбнуться. Ясное дело, все они знают, кто она такая. Рука ее машинально легла на округлость живота: слава Богу, это был не выкидыш, означавший неизбежную потерю ребенка.

Продавщица вернулась с водой, и она с благодарностью выпила, не упустив, однако, многозначительных взглядов, которыми обменялись ничего не упустившие из виду женщины.

— Вам лучше?

На этот раз спрашивала продавщица, полная женщина лет под пятьдесят. Улыбка ее была дружеской, и Флоренс кивнула в ответ.

— Гораздо лучше, — подтвердила она и огляделась вокруг. — Не понимаю, что со мной такое. Обычно жара на меня не влияет.

— В вашем положении необходимо быть поосторожнее, — резко заявила старшая женщина.

— Руфь, ну что ты, в самом деле! — запротестовала продавщица, бросая на нее укоризненный взгляд, а женщина помоложе воспользовалась случаем, чтобы представиться.

— Меня зовут Кэрол Барроу, — виноватым тоном сказала она. — Вы должны простить миссис Митчелл. Она просто обязана поддерживать свою репутацию.