Эмма крепко спала прямо на полу, открыв рот и тихонько посапывая, ее голова покоилась на пакете чипсов, а руки и ноги были раскинуты в стороны, словно она упала с большой высоты.

Я схватила со стола недопитую бутылку минеральной воды и, не обращая внимания на то, что она совершенно выдохлась, сделала большой глоток.

Не знаю, почему, но самое тяжелое похмелье у меня бывает после шампанского. Я давно пью шампанское, только если его покупает кто-то другой, но как бы то ни было, на следующее утро после этого я чувствую себя так, будто за мной всю ночь гонялся танк. Интересно, сколько клеток моего мозга убил прошлой ночью алкоголь? И достаточно ли их осталось у Гая, чтобы можно было выдать его за человеческое существо, а не за привлекательный овощ?

Усилием воли подняв себя с дивана, я накрыла пледом Эмму, не подававшую признаков жизни, и на ватных ногах поплелась в ванную. Каждая струйка душа впивалась в мой череп, как иголка.

Замотавшись в халат и немного очеловечившись, я осмотрела комнату, явно нуждавшуюся в уборке. Невозможно было не замечать пустые бутылки, пачки из-под сигарет и полные пепельницы, скомканные пакеты и две коробки из-под пиццы — совершенно не помню, чтобы мы ее заказывали или ели. Желудок явно был против уборки. Он требовал, чтобы его наполнили чем-нибудь, способным впитать яд, отравлявший организм. Прислушавшись к его мольбам, я решила временно отложить уборку и направилась на кухню.

Довольная Серена, пошатываясь, появилась на пороге спальни Эммы, одетая в Эммин же старый халат, и остановилась в дверях, уставившись на меня.

— На что это ты уставилась с такой довольной рожей? — поинтересовалась я, засовывая хлеб в тостер.

Дверь ванной открылась и оттуда вышел Гай, абсолютно голый, если не считать маленького испачканного тушью полотенца, обмотанного вокруг его чресел. Его мускулистое тело блестело, покрытое капельками воды, волосы были мокрыми после душа. Улыбка ни лице Рен расцвела с новой силой.

Она коснулась пальцами его руки, когда он проходил мимо. Он наклонился, вскользь чмокнул ее в губы и скрылся в спальне.

— Только не говори, что… — Я потрясенно уставилась на нее, совершенно забыв про тостер, который радостно превратил мой хлеб в угольки.

— Ну, ему нужно было где-то спать, — ухмыльнулась она, — не могла же я отправить его домой в таком состоянии. А тебе ведь известен мой девиз — что не потерял, то нашел.

Гай, который, как выяснилось, в принципе не знал, что такое похмелье, был отправлен домой переодеваться. Эмма была возвращена к жизни вливанием «Алказельцера».

Я выпила две обезболивающие таблетки и стала обдумывать, как привести себя в порядок. Прошел час. Я все еще лежала на диване и смотрела мультики, но тут появилась Эмма, которая на удивление быстро пришла в себя, учитывая что еще час назад она умирала, и потащила меня в спальню для большого перевоплощения.

— А я хотела сегодня выглядеть свежей и прекрасной, — простонала я, пялясь на свою похмельную рожу в заляпанное зеркало. Конечно, свежей и прекрасной хотелось бы выглядеть каждое утро, независимо от того, участвовала ли я накануне в попойке века…

— Не плачь, детка. — Эмма стояла сзади и играла с моими волосами — сначала убрала их назад, собрав в импровизированный хвост, потом закрутила вокруг ушей, как у принцессы Леи. — Не волнуйся. У нас есть технология реставрации… по крайней мере у Серены. Она принесла свой набор косметики.

А, так вот что это такое. А я-то думала — зачем она притащила чемодан, остается ведь только на ночь?

Серена вытащила свою десятитонную косметичку и оценивающе посмотрела на меня, прикидывая ущерб, нанесенный тремя бутылками шампанского, ведром фраскатти и плохой наследственностью.

— Какой будет вердикт, Скотти? — спросила Эмма.

— Не пойдет. Она не сдюжит. Капитан, — ответила Серена. — Расслабься, Алекс, еще не все потеряно.

В течение следующего часа меня тщательно гримировали. Потом Серена отступила назад, уперла руки в боки и внимательно изучила плоды своего труда.

Она присвистнула.

— Ты выглядишь великолепно, — заключила Эмма.

— Правда? — Когда я в последний раз смотрелась в зеркало, у меня под глазами были огромные мешки, а сама я была бледнее привидения.

— Потрясающе, — согласилась Рен. — Если у Макса сохранилась хоть крупица здравого смысла, он бросит ее у дверей церкви и понесет к алтарю тебя.

— Тогда я не пойду! — запротестовала я.

— Слушай! — взревела Серена. — Я потратила целую вечность, чтобы ты стала похожа на человека, Эмма нашла тебе такого красавца, что Нарцисс утопился бы, взглянув на него, ты потратила кучу денег на всякую амуницию, так что пойти придется, ясно? А теперь одевайся!

Со мной уже сто лет никто так не разговаривал. Я натянула шелковые чулки и скинула халат, а Эмма вытащила из шкафа мои обновки.

Я купила себе, кроме всего прочего, большую шляпу. Такую шляпу, которую можно было спокойно надеть на главную свадьбу года или на скачки в Эскоте. Такую, которая заслоняет все лица на фотографиях, которая закрывает всем обзор в церкви, которая стоит месячной зарплаты и на которую во время приема садится подружка невесты.

Но мне плевать, потому что когда я ее надеваю, то чувствую себя Одри Хепберн. Может, я на нее совсем не похожа — такое могло бы быть возможным только благодаря чуду или вмешательству пластической хирургии, — но даже чувствовать себя ею дорогого стоит в моем состоянии.

В своем наряде я продолжила тему Хепберн — маленькое черное платье, длинные кремовые перчатки с пуговичками по всей длине, классические черные туфли на каблуках и маленькая сумочка без ремешка. Эмма одолжила мне серьги с бриллиантами, доставшиеся ей в наследство от бабушки, — все мои возражения она пресекла, сообщив, что они застрахованы и порадуют ее гораздо больше, если потеряются, чем пролежав всю жизнь в банке из-под фасоли на верхней полке буфета.

Гай приехал за мной сразу после полудня, в своем темно-сером костюме он был просто неотразим и выслушал больше комплиментов от девочек, чем я.

До этого момента я не расценивала его как реального кандидата, но он — вылитый Адонис, надо иметь в виду.

— Как он? — шепнула я Серене, когда мы выходили.

— Смотреть на него приятно. Но суть секса не в этом, правда?

— Задержись на минутку. — Эмма бросилась к холодильнику и через секунду появилась с маленькой коробочкой, достала из нее кремовую лилию и приколола мне на грудь. Потом отступила на шаг и с улыбкой оглядела меня: — Я подумала, лилия подойдет ведь эта свадьба — последний гвоздь в крышку гроба ваших отношений. И все такое.

***

Мы решили, что я могу пропустить сомнительное удовольствие собственно свадебной церемонии и появлюсь уже на приеме.

— Зачем проходить через все это? — резонно заметила Эмма. — В церкви Макс будет стоять как бревно. Он не заметит, даже если появится сборная по регби в нарядах фей Драже. Иди на прием, изобрази все, что нужно, и возвращайся домой. И не пей слишком много, ясно?

Прием проводился в пятизвездочном отеле и обещал быть не самым скромным.

Семья Монткрифов в полном составе, включая ближайших родственников невесты, столпилась в вестибюле. Официальные поздравления. Об этом я не подумала. Какого черта я сюда приперлась? Лицезреть семью и друзей Макса и без того достаточно неприятно, а ведь придется еще пройти сквозь строй и целоваться с каждым.

Родители Макса, сам Макс, Маделин — ты трахалась на моих простынях, сука! — Херст (пардон, теперь уже Монткриф), ее родители, лучший друг Макса Хьюго — самовлюбленный алкоголик, страдающий маниакально-депрессивным психозом, его я всегда особенно ненавидела, — и штук восемь зефирно-розовых подружек невесты.

Они тоже не выказывали особого восторга по поводу нашей встречи.

Я чувствовала себя как футболист, пробивающий штрафной удар, — все игроки команды соперника выстроились перед воротами, прикрывая руками особо уязвимые места, и сверлят меня взглядами.