Ее тетя сказала ей: если ты когда-либо жил в Мортмэйне — если ты когда-то узнал тоску Мортмэйна и его воспоминания, — ты никогда не уйдешь от них. Роз знала, что ее тете не удалось уйти от этих воспоминаний, и потому Роз тоже не смогла уйти от них. Она рассказывала Соне эти истории, когда Соня была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, и Соня слушала, погружаясь в этот мир. Ей нравилось слушать о Мортмэйне и о детях, что жили там, и песни, которые они пели. Она поняла, что даже если ты живешь за тысячу километров оттуда, то в душе никогда не сможешь от этого убежать.

И теперь Симона, которая убила Соню и которая живет жизнью, запретной для тети, также не сможет спастись от Мортмэйна. Была симметрия, была справедливость в том, что Симона умрет там.

Роз нашла пустой участок дороги и припарковалась возле кустов так, чтобы машину не смогли заметить назойливый мотоциклист или любопытный сотрудник автомобильных ассоциаций. Была полночь. Она открыла бардачок, достала два фонарика и положила их в каждый карман, вместе с запасными батарейками. Детали, видишь ли. Нужно быть готовой к любым неожиданностям.

Затем она вышла и открыла заднюю дверь, чтобы вытащить Симону. Симона по-прежнему едва соображала из-за хлорпромазина; Роз в самом деле прекрасно рассчитала дозу. Достаточно, чтобы вывести сучку из строя на время путешествия, и достаточно для того, чтобы она пришла в себя в Мортмэйне.

Призраки зашептались вокруг нее, пока она взбиралась к дому. Рози была одной из них, конечно. Она не смогла бы сделать ничего подобного без Рози, этой сильной своенравной леди, которую пробудил к жизни Джозеф Андерсон так много лет назад. («Ты меня так возбуждаешь, Рози…») Пока она шла по узкой тропе, таща за собой спотыкающуюся беспомощную Симону, Роз была рада, что сила Рози возвращается к ней.

Соня была здесь же, конечно, где же еще быть призраку Сони, как не в месте, которое она любила и где умерла? Соня будет рада тому, что Роз сделает сегодня: Роз чувствовала это. Соня будет рада, что Роз осуществит кару, убив эту тварь.

И, наконец, самое главное: тетя тоже была здесь. Дух неукротимой женщины, которая годы прожила в этом кошмаре и которой не удалось прогнать кошмары прочь, был с Роз, пока она приближалась к Мортмэйну. Было уже очень поздно — полночь, — и виднелся только тоненький серп молодой луны, но несколько раз Роз различала силуэт своей тети, идущей рядом. Она видела две палки, которыми тетя всегда пользовалась, потому что ей было тяжело передвигаться, и она видела незабываемое покачивание тетиных плеч. Соня была такой же скособоченной. Всегда остаются последствия после таких страшных операций, которые перенесли, каждая в свое время, Соня и тетя.

Роз даже слышала ядовитый шепот тетки в звуках ночного ветра: голос говорил и говорил о ее ужасном детстве и о страшном, порочном человеке, который водил труппу несчастных артистов по деревням.

Тетя Виола шла рядом с Роз, пока они поднимались по тропе в свете лунного серпа.

Мортмэйн был окутан тьмой, но это вовсе не пугало Роз. Она знала все о тьме Мортмэйна, и она знала точно, куда идет. Пройдя сквозь главные двери, она пересекла центральный холл и пошла по коридору с правой стороны. Через Цех бедняков, мимо комнаты с колодцем, по скользким каменным ступеням вниз в подземелье.

Виола знала об этих комнатах, конечно; ее и ее сестру никогда не приводили туда, но все дети в Мортмэйне знали о них. Клетки, говорили они, в страхе шепчась. Клетки для наказания.

— Это было ужасно, — говорила Виола, сидя в деревянном кресле, с суровым лицом и померкшим взглядом. — Ночами мы накрывались простынями, чтобы не слышать крики людей, которых волокли туда, чтобы запереть в клетках. Мы слышали, как они взывают о помощи, так, что головы наши лопались от криков.

Но затем взгляд ее исполнялся горечи.

— Но они были грешники, — добавляла Виола. — Грешники пред Божьими очами, иначе зачем Он подверг бы их такому наказанию? Так Он послал наказание моей сестре и мне. Я узнала о возмездии, когда была очень молода, — я получила много уроков тому, когда была очень молода, Розамунда, и ты должна запомнить это также. Прежде всего, ты не должна забывать, что Бог наказывает. У Него есть свое орудие в этом мире, и Он прибегает к нему.

У Бога есть свое орудие… Сейчас Роз была орудием Господа, увлекая убийцу Сони за собой по сырым пролетам, отдающим эхом, в том месте, где Виола и ее сестра провели свое страшное детство. Через цех бедняков, где часто ночевали бродяги, через комнату со старым колодцем. Когда свет фонаря вырезал треугольник на дощатой тяжелой крышке колодца, высветил его сквозь пыль и грязь, Симона впервые попыталась сопротивляться. Роз крепче схватила ее и ускорила шаг: вдруг хлорпромазин прекратит свое действие? От четырех до шести часов, как правило, но никогда нельзя было предсказать точно.

Истертые, проваленные ступени были покрыты толстым слоем пыли, и на каждом шагу фонарь Роз выхватывал толстые гирлянды паутины, как слои вуали. Когда она смахивала их фонарем, они съеживались на глазах.

Клетки были прямо напротив ступеней: из железных прутьев высотой с рост высокого взрослого человека и почти такой же глубины. Они располагались вдоль стен, их было восемь или десять. В каждой была дверь, сделанная также из железных прутьев, но открывающаяся наружу. На каждой был небольшой засов и висячий замок. Даже отсюда Роз увидела, что замки все заржавели от старости и сырости, но это было неважно, потому что она прихватила один с собой, расчетливо купленный в большом хозяйственном магазине в один из обеденных перерывов.

Оказалось, что она абсолютно правильно рассчитала действие хлорпромазина. Симона билась сильнее — ее попытки были короткими, робкими, они не причинили бы вреда и котенку, и уж тем более не могли помешать Роз осуществить свой план, — но она выходила из-под наркоза. Нельзя было терять времени. Роз затащила Симону в ближайшую клетку, толкнула ее внутрь и дала ей пинка, так, чтобы сучка упала. Затем она захлопнула железную верь, вынула из кармана висячий замок и замкнула его, прежде чем Симона смогла опомниться. Она подождала на лестнице, освещая клетки фонарем. Симона подползла к прутьям и обхватила их руками. В бледном свете фонаря ее глаза были широко раскрыты от ужаса, зрачки по-прежнему были сужены в точку от хлорпромазина. Ее волосы были в беспорядке, и лицо побелело от страха. Роз навела луч обратно на ступени, радуясь, что хлопромазин уже сделал свою работу и теперь Симона может осознать, что с ней произошло.

Тени плотно окружали ее, пока Роз спускалась по узкой тропинке вниз к дороге, ускоряя шаг и стараясь не прислушиваться к мягкому скрипу и легкому шепоту, стараясь не смотреть в густую тень деревьев вдоль тропинки.

Призрак Сони был по-прежнему с ней. Соня любила Мортмэйн и никогда не боялась его, она никогда не обращала внимания на зловещее кружащееся эхо. Если там и есть призраки, говорила она, то это призраки людей из рассказов. Как она может их бояться, если она так хорошо их знает?

Но Роз все время говорила Соне держаться подальше от Мортмэйна, нужно быть осторожной в таких местах. А если Соня встретит бродягу или цыгана? А если она упадет и сломает руку или ногу? Но Соня только злобно отворачивалась и говорила, что она ненавидит, когда над нею трясутся. Если она пропадет, Роз знает, куда идти за ней. Соня могла быть упрямой, конечно, она могла быть и жестокой, говоря, что она ненавидит жить с Роз, она ненавидит то, что ее не пускают в школу или не разрешают делать то, что делают другие девочки. Роз не придавала этим словам значения, она знала, что важно защитить Соню. Соня была такой особенной, такой любимой.

И вот пришел день, когда Соня пропала, и Роз пошла искать ее. Она увидела, как Симона убегает из Мортмэйна, так, как если бы фурии преследовали ее, — ей на миг показалось, что это Соня, но Соня никогда не смогла бы так бегать или передвигаться так быстро и легко. Когда Роз нашла тело Сони, она сразу поняла, что случилось. Она поняла, что близнецы как-то встретились (как им это удалось?) и что сучье отродье убила Соню. Карабкаясь вниз в шахту колодца и поднимая наверх бедное сломанное Сонино тело, Роз поклялась, что однажды она найдет Симону — Бог поможет ей, — и когда она найдет ее, то убьет.