А я набрала орехов — они уже отходили, но немного на ветках пока оставалось. И на земле попадались упавшие. Пусть и не досыта, но мы подкрепились.

Я вспоминала карту Гринринга, которую тщательно изучила в своё время. Опустошенная войной область между границей с Ассаром и рекой Лутой осталась позади. Мы, насколько я разобралась, отклонились вправо от дороги, ведущей в столичную провинцию, но, в принципе, с верного пути не сбились. Дальше пойдут безлесные участки — пашни, покосы и пастбища. Там не укроешься в чащобе и не сбежишь от конного разъезда. Вот это я и объяснила другу. И еще, что попасть нам необходимо к глубоко вдающемуся в сушу заливу, на берегах которого и раскинулась как раз та самая центральная область, куда мы направляемся.

Мы плелись по пыльной дороге. Два чумазых оборванца, один из которых глухонемой, а второй — босоногий дурачок. На палке, лежащей концами на наших плечах, болтался увязанный в рогожку увесистый камень. Савка объяснял, что святые отцы наказали нам донести его своими руками до берега Северного моря, чтобы Создатель уверился в необходимости вернуть мне слух. Вот такую сказку придумали мы для встречных путников или для летучих разъездов, то и дело шмыгающих в этих местах.

На самом деле так мы несли деньги, увязанные в плотный бесформенный тюк, который Савка обклеил осколками крупного булыжника. Вонючий клей, сделанный из того, что удалось разыскать в лесу, неплохо держал, а торчащие сквозь прорехи в рогоже углы и бока наглядно демонстрировали правдивость «легенды о камне». Связываться с двумя нищими недоумками никто не стремился. Так, вытянет иной раз плетью весёлый возница или запустит яблочным огрызком общительный солдат.

А иногда нам протягивали краюху хлеба или позволяли выскрести остатки со дна котла. И мы делили добычу по справедливости. То есть поровну. В результате Савка худел быстрее меня. Он массивней и палку с камнем несёт так, что почти весь вес достаётся ему — конец, лежащий на моём плече, значительно длиннее.

А что делать? Если всё время прятаться, то никуда не доберёшься. Тем более что взять с нас решительно нечего, кроме камня. Савка рассказывает о Священной Реликвии, которая возлежит посреди поляны в лесу далеко на юге, и о её «младшем брате», которого мы несём, а попутчики или встречные потешаются над нашим легковерием и, иногда, делятся пищей или позволяют переночевать под крышей.

Интересно, почему люди так снисходительно относятся к проявлениям идиотизма, но людей умных и предусмотрительных недолюбливают? Савка, кстати, согласился с моим наблюдением, но никакого объяснения не дал. Мы редко разговариваем и часто голодаем. Не так, чтобы до головокружения, но кушать хочется всегда. Несколько монеток в моём кошельке я просто боюсь кому бы то ни было показывать — их вид сразу разрушит наш образ. Образ, ради создания которого мы так и оставили в обломках повозки не найденные рейтарами наши новенькие палаши.

Вчера с горочки далеко на горизонте удалось разглядеть полоску морской глади, но потом дорога нырнула вниз, и желанное видение пропало. Но это ничего. Никуда оно не денется — мы дойдём. С таким другом и товарищем я больше ничего не боюсь и даже страшусь, что рано или поздно наше приключение закончится, и мы расстанемся.

Пусть даже это гормоны играют со мной вечную шутку! Да. Но это МОИ гормоны. И то, что они со мной проделывают угодно и вершится по моей воле. Надеюсь, Ведь я принцесса, и привыкла делать всё, что пожелаю. Так вот — я этого желаю. Ну… гормонов.

Сегодня Савка залатал сапог одному бедолаге, и получил за это полдюжины яиц. Мы сидим у костра и жарим их на раскалённом камне. Без соли и специй, но очень вкусно с краюшкой хлеба, в которую пекарь положил многовато отрубей. Я жду момента, когда попутчик мой устроится на собранной из ветвей колючей подстилке, и тогда прижмусь спиной к его животу. Жесткая грубая ладонь ляжет на моё бедро — большего позволить ему я просто не могу — а обветренные губы шепнут над самым затылком:

— Спи, маленькая. Устала.

По имени он уже давно ко мне не обращается — обязательно находит какое-нибудь новое ласковое слово. Только белочкой ни разу не назвал.

Резкий неожиданный свист застал нас врасплох. Нет — стрела не попала в Савку — я успела и его оттолкнуть, и сама откатиться, расшвыривая костёр, давя яичницу и проклиная неизвестного злоумышленника, подкравшегося незаметно в неподходящий момент. Предназначенная мне петля аркана обвила пенёк, только что так уютно согретый теплом моей… на чем мы, принцессы, сидим, уточнять не стану.

Пока я пыталась настроить привыкшее к пламени костра, зрение на темноту ночи, мой товарищ бросил что-то на головни, и стало темно. Натянувшаяся верёвка, за которую кто-то невидимый пытался вырвать из земли корневища спиленного дерева, указала мне направление, тем более, что там явственно выругались, а потом послышался вскрик боли.

Не знаю, что это было — Савкина тень уже скрылась за деревом справа, а моя — слева. Мы ведь, словно лесные зверьки теперь, всегда начеку, всегда готовы смыться, если не застигнуты врасплох.

Вот сейчас все участники событий затаились и чутко прислушиваются к происходящему. Длится это довольно долго и заканчивается появлением с противоположной стороны двух тёмных фигур.

— Сбежали, — слышится голос одной из них.

Вторая издаёт звук удара камня о голову и падает, как подкошенная. Савка мастер точного броска.

Первое действующее лицо резко присело и, вытянувшись в броске, сместилось в мою сторону. В общем, я не виновата, что он налетел на мой кинжал.

Вечер оказался испорчен. Мы сразу ушли отсюда и даже не попытались рассмотреть, кого принесло так не вовремя. Знаете, тащить в потёмках тяжёлую каменюку, это не мёд. Потом я рыдала, а меня гладили по голове и шептали на ухо разные хорошие слова. Несмотря на то, что вокруг все было ужасно и страшно, в душе царило спокойствие. Мне было хорошо.

Границу центральной провинции Гринринга мы перешли на следующий день. Здесь власть короля была не пустым звуком, а все подряд носили при себе оружие. Патруль, настигший нас на лесной дороге, выслушал Савкины объяснения и удалился своей дорогой. Собственно, так же поступали солдаты и на «диких землях». Но от этих людей я не чувствовала угрозы. Суровый воин, юнец и пожилой ремесленник. Почему-то при их виде никакой тревоги внутри не поднялось. Они не такие, как искатели удачи и наживы, шныряющие в землях, откуда мы только что вырвались.

Интуиция? Наверно.

Потом была комфортабельная гостиница, лохань с тёплой мыльной водой, портняжная мастерская и хачевня. Когда добродушный половой с полотенцем через руку спросил, чего нам принести, чуть не брякнула: «Три черствых корочки».

Впервые обратила внимание, как ест парень моей мечты. Основательно. По-крестьянски. Неспешно и обстоятельно. Совершено не умеет пользоваться ножом — научу. В остальном же всё выглядит пристойно и… мне нравится. Я снова в платье среднего достатка горожанки и ни капельки не глухонемая. Здесь чтут закон и не жалуют грабителей. Эта территория как бы в осаде. Хотя никакого неприятельского войска вокруг нет. Вернее, наоборот, врагов в окрестностях — пруд пруди, но сюда никто не суётся. С бандитским шайками, отрядами баронов и формированиями наёмников достигнуто некое равновесие. Малая часть государства сохранена — это то, что видно невооружённым глазом.

Судя по разговорам, на престоле сидит мальчишка лет четырнадцати. Кстати, когда-то давно, ещё в детстве, мы встречались — он гостил у нас со своими папой и мамой. Кажется, это было ещё до моего знакомства с Домиником. Но воспоминания смутные и неопределённые… маленький противный плакса.

Столичная провинция вытянулась подковой по берегам глубокого залива, по которому плавает множество кораблей. Низкие, вытянутые над самой водой галеры среди них появляются нередко. Я покупаю на рынке большую корзину яблок и иду к причалам, продавать их поштучно. Поднимаюсь на палубы, заглядываю в шиурмы — это такие балконы вдоль бортов, в которых сидят гребцы. Перешучиваюсь с матросами, требующими от меня поцелуя за право находиться здесь, торгуюсь и расхваливаю товар. И не ухожу никуда, пока не загляну в лицо каждому колоднику, прикованному к деревянной скамье длинной крепкой цепью.