Потом передернул плечами:

– Эх, хороша, зараза! Спиртяга знатная.

Он вновь вытащил свой устрашающего вида нож, отхватил им кусок лосятины, положил его на ломоть хлеба.

– Это кто ж такие-то? – заговорил он с набитым ртом. – Горячие финские партизаны? А чего своих тогда терроризируют? Или типа махновцев что-то? – русский стащил с головы вязаную шапку (он оказался светловолосым, коротко стриженным), утер ею лицо и шею, бросил на лавку. – Кстати, девчонка твоя, папаша, в комнату умотала. Плакать, переживать. Понял, чучело? Гёрл нах хауз гоу-гоу.

По взмахам руки незнакомца Ярви догадался, что тот хочет сказать. Что дочь убежала к себе в дальнюю комнату. Конечно, пусть придет в себя. Ярви и сам чувствовал дрожь в коленях. Чувствовал и даже слышал, как колотится до сих пор его сердце.

Он всегда успокаивал себя трубкой. И сейчас прибег к испытанному средству. Достал из кармана свою любимую короткую трубку, набил и раскурил ее.

– Ух ты! – воскликнул русский, оторвавшись от поедания вареной картошки с солеными грибами и взглянув на наручные часы. – Мать честная, минута всего осталась! Даже перекусить не успеваю. Вот вроде плотно покушал перед отправкой, а проголодался. Ноги выдергивать из ваших сугробов и снова в них втыкать – тот еще фитнесс-шмитнесс.

Русский еще отхлебнул из фляги, утер губы ладонью.

– Ну все, пора. Не буду вас тут пугать колдовскими штуками. У вас и без того на сегодня впечатлений до хрена.

И двинулся к двери. Подобрал куртку, закинул, не надевая, на плечо. Вдруг остановился, хлопнул себя по лбу.

– Блин, опять назад с пустыми карманами, что ли! Не, на этот раз сувенир прихвачу. Охотничий, блин, трофей.

Русский закрутил головой вокруг себя. «Что-то потерял, обронил?» – подумал Ярви.

Незнакомец задержал взгляд на на Ярви. Потом шагнул к нему, вырвал изо рта дымящуюся трубку. И быстрым шагом направился к двери. У двери остановился, вскинул согнутую в локте руку со сжатым кулаком:

– Сколково форева, папаша! Ферштейн?

И быстро вышел на улицу, хлопнув дверью[9].

– Куда пошел этот русский, отец? – Совершенно опешивший Ярви не сразу сообразил, что рядом с ним стоит дочь. – Ночью? Один? В мороз? Папа, смотри, он ушел без шапки!

Дочь протянула ему шапку русского. «Да-да, конечно. Надо догнать, сказать, что он может остаться ночевать. Я вспомню русские слова, я объясню. Если откажется, то надо просто отдать ему шапку».

Ярви бросился к выходу. Открыл дверь, шагнул на крыльцо. Лицо обдало морозом. И сегодняшняя ночь тоже обжигает холодом. И вообще эта зима выдалась жутко холодной, словно природа обиделась на людей за развязанную войну… Лица Ярви коснулась снежинка. Со вчерашнего вечера шел снег. Как обычно бывает в морозы – мелкий, колючий и жесткий.

От крыльца, отлично видимая в лунном свете на свежевыпавшем снегу, тянулась цепочка следов и… обрывалась в нескольких метрах от дома. Слева и справа – нетронутая снежная целина.

«Куда же делся русский? Пятился назад, точно ступая по своим следам? Но он бы сейчас все равно был во дворе. Я же сразу побежал за ним! Не взлетел же он птицей!»

Ярви опустил взгляд на шапку, что сжимал в руках. «Очень плотная вязка, не ручная», – отметил он машинально. Потом заметил, что на шапке выведено какое-то словно. Он распрямил шапку…

Написано было не русскими буквами. А буквами латинскими. Слово было незнакомым, ни о чем Ярви не говорило. Но он его запомнил. И теперь – он знал это точно – всегда сможет воспроизвести эти пять букв в любое время дня и ночи: ZENIT.

– Эге-гей! – закричал Ярви, приложив ладонь ко рту рупором. И еще раз: – Эге-гей!

Но молчанием ответили ему хвойные леса Суоми…

«Украсть украденное. По сути – верно, но звучит как-то нелогично». С этими мыслями Петр Васнецов вставал и ложился вторую неделю подряд. Монументальный письменный стол, доставшийся в наследство от деда, сейчас был завален всевозможными папками и документами. Личные дела давно умерших людей, копии протоколов допросов, схемы дорог и конструкторские чертежи бронированного автомобиля «форд» выпуска тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. На первый взгляд, между вышеупомянутыми мыслями и всеми этими предметами связи не могло существовать, но она была.

Случайный человек, оказавшийся в квартире Петра Васнецова, был бы немало удивлен. Интересы хозяина жилища были весьма разносторонними. Солидная библиотека, уникальные и редкие издания, расставленные на полках массивных книжных шкафов. Тяжеловесные напольные часы в дубовом корпусе отделяли обширную коллекцию бело-синих делфтских фаянсовых мельничек, домиков и колокольчиков в стеклянных шкафах-витринах от стойки с аппаратурой класса hi-end.

На столе стояла полуавтоматическая печатная машинка с истертыми клавишами. В век компьютеров и электроники она могла показаться инородным объектом, анахронизмом, но было видно, что на ней до сих пор работают, и за механизмом тщательно следят.

В гардеробе владельца квартиры ровными рядами висели деловые костюмы, дорогие галстуки и сорочки. Добротная кожаная обувь, удобная и легкая, занимала несколько полок. Наручные часы всевозможных форм и размеров лежали каждые в своей ячейке, на специальной полочке. Стальные и золотые браслеты, тонкие изящные стрелки и сухие информационные табло японской электроники, – все это говорило о пристрастии хозяина к красивым качественным вещам, его вкусе и чувстве стиля.

Биография Петра Александровича, дослужившегося в свои неполные тридцать пять до майора, была блистательна, но в то же время окутана некоей таинственностью. Окончив школу и поступив в институт, по юношескому неразумию и горячности молодой Васнецов нагрубил декану, попал в армию и там бесславно провел два года, отсчитывая дни до дембеля и постигая азы военной науки.

Отдав долг родине и окончательно убедившись в том, что ученье – свет, а неученье – чуть свет и на работу, Петр с рвением взялся за свое образование. Прежде всего, он поставил перед собой цель добиться уважения, статуса и веса в обществе. Международные отношения, МИФИ, Москва, столица – вот о чем он мечтал.

Упорство и пытливый ум помогли ему с блеском сдать вступительные экзамены в учебное заведение мечты, и он переехал в столицу. Одного лишь не учел отслуживший в армии юный и наивный Александр: не все то золото, что блестит. Многие абитуриенты даже не догадывались, что за карьера и в каком из ведомств может ожидать их в будущем. Суровые парни из СВР пристально следили за бесшабашными студентами, оценивая их шансы и выбирая лучших.

Именно внешней разведке приглянулся Петр Александрович Васнецов. Он был завербован и взят в разработку. Если зайти на официальный сайт СВР (да, на бескрайних просторах интернета есть и такой!), то можно увидеть следующие строки:

«СВР России – современная специальная служба, в которой работают талантливые, целеустремленные, преданные Родине и воинскому долгу люди. Основным направлением деятельности Службы является своевременное выявление угроз национальной безопасности России».

Так ли это было на самом деле, сказать сложно, но впоследствии данные строчки стали лозунгом, который Петр пронес через всю жизнь. По окончании института Васнецов начал свою дипломатическую карьеру в качестве второго секретаря посольства в Польше. Он проработал там два года, поднял давно законсервированную сеть осведомителей и добился расторжения договора о предоставлении территорий для размещения средств противовоздушной обороны Соединенных Штатов. Заслужив тем самым лестные отзывы руководства, он продолжил восхождение по карьерной лестнице, заняв пост первого секретаря посольства в Китае. Там он пять лет получал и переправлял на родину все сведения о ядерных разработках азиатского соседа. Но пиком его карьеры стали Нидерланды.